Когда он неспешно закончил бесстыдный осмотр и поглядел ей в глаза, у нее больше не было никакой защиты от этого… извращенного цинизма.
Шарон не в состоянии была издать ни звука, выдавить и слезинки. Она никак не могла выказать невыразимое унижение, охватившее ее, саднящую боль от того, что он оценил ее как женщину — и отверг. Нет, не женщину, подумала она, стараясь справиться с собой. Не женщину, а кусок плоти, тело… вещь без права на собственные чувства, без права на достоинство…
Когда наконец она смогла отвести взгляд и обрела голос, бессильный гнев захлестнул ее.
— Я часто думала, почему ты никак не остепенишься, Роберт… не женишься… не заведешь семью. Теперь я знаю. Это потому, что ты так смотришь на женщин… потому что ты так обращаешься со своими женщинами…
— Ты ничего не знаешь о моих женщинах, — грубо оборвал он ее и, подойдя поближе, двумя, будто железными, пальцами пренебрежительно взял ее за подбородок. — Посмотри правде в глаза, Шарон. Ты ничего не знаешь о том, что такое быть женщиной. Что это означает… Что при этом испытывают, — закончил он с презрением.
— Это ты так думаешь, — огрызнулась Шарон, вырвавшись наконец из его цепких пальцев. — Но я тебе кое-что скажу, Роберт. Ты последний из мужчин, которому я бы хотела отдаться. Последний, с кем я позволила бы себе…
— Не испытывай мое терпение, — темнея лицом, зарычал Роберт и судорожно повернулся к двери. Задержавшись у порога, он не поворачиваясь, но уже спокойнее сказал:
— Не пытайся бросить мне вызов, Шарон. Ты не сможешь победить, и тебе не понравятся последствия. Кстати, я пришел, чтобы предупредить тебя, что нам, вероятно, предстоит несколько сумасшедших дней. Похоже, отель переоценил свои возможности в том, чтобы справиться с конференцией. Им пришлось бросить на произвол судьбы обслуживание номеров.
Роберт искоса взглянул на нее через плечо.
— Сегодня вечером ужин будет в восемь тридцать, и если ты хочешь есть, я советую тебе спуститься туда пораньше. У меня сильное подозрение, что не только у нас возникли проблемы. Когда я встречался с нашим агентом, слегка подслушал чей-то разговор. Некоторые помещения так и не подготовили, хотя… Ну, ладно… Мне нужно еще кое-что уладить. — Он посмотрел на часы. — Так что буду ждать тебя внизу в восемь. Конечно, если тебе не захочется еще раз принять душ.
Сердито встряхнув волосами, Шарон последовала было за ним, но он остановил ее, протянув белье, о котором она совсем позабыла.
— Разве ты не желаешь немного приодеться?
Выхватив у него скомканные лифчик и трусики и краснея от того, как он смотрит на ее вполне респектабельное, но, надо признать, довольно простое, без претензий белье, она не удержалась и съязвила:
— Думаю, такой мужчина, как ты, предпочел бы что-нибудь… алое и атласное?
Поначалу ей показалось, что он не удостоит ее ответом, но, поворачиваясь к двери, она заметила, что уголки его губ начали изгибаться, а глаза блеснули той опасной усмешкой, которая, как ей давно было известно, обычно предшествовала более серьезным атакам на ее гордость.
— Атласное? Да. Алое?.. Нет, никогда. Но ты отстала от жизни в своих представлениях о том, что мужчинам кажется сексуальным в женщинах… на что способна женщина, чтобы привлечь мужчину. Не удивительно, что ты не смогла заинтересовать Фрэнка. В следующий раз — если когда-нибудь будет следующий раз… или другой мужчина — постарайся расставить свои силки немного поумнее. Соблазнительный шепоток в каком-нибудь людном месте, что под твоей элегантной юбкой ничего нет, срабатывает лучше. По крайней мере, так мне говорили.
— Ты отвратителен! — выпалила Шарон, осознав, что он имеет в виду. — И к твоему сведению, я бы никогда…
— О нет, деточка, — сладеньким голоском поправил ее Роберт. — Не я отвратителен. Это ты совершенно наивна. Совсем дуреха… Между прочим, ты ведь говорила о том, что приехала сюда работать? Я хочу, чтобы ты отправила для меня факс. Надеюсь, твой японский в самом деле так хорош, как рассказывала твоя мать. Я только что говорил с кем-то из немцев — их лингвист два года провела в Токио.
— Вероятно, в качестве гейши, — пробурчала про себя Шарон, когда Роберт наконец оставил ее в покое и вышел из ванной. Теперь она могла одеться.
Не имело никакого значения, что она была его кузиной и что он бесчисленное количество раз видел ее обнаженной в том далеком, навсегда канувшем в прошлое детстве. Она даже припомнила, что вела себя как боязливая покорная собачонка, когда с нее, семилетней, он снимал замызганное платьице, а потом дочиста отмывал ее в горячей ванне. И при этом… Ну, конечно, он читал ей лекцию о том, что могло бы случиться с дурной, упрямой девчонкой, если бы ее мать узнала, что она опять не послушалась и пошла играть к ручью, который протекал в саду фамильного дома Дугласов.
Тогда она испытывала к нему глупую благодарность и, что еще смешнее, считала его своим спасителем. Теперь-то ее не проведешь…
Роберт был прав. В отеле действительно царил хаос. Как они и договаривались, Шарон ждала его в переполненном людьми фойе. Она успела пообщаться с некоторыми знакомыми по прошлым конференциям, и они подтвердили то, о чем уже рассказал ей Роберт. Руководство отеля явно переоценило свои возможности, и теперь все трещит по швам.
— Говорят, что два повара уже уехали, и пришлось приплатить остальным, чтобы те остались, — сообщил Шарон немецкий менеджер, которого она встречала во Франции в прошлом году.
Фрэнк тогда поддразнивал ее, говоря, что она явно понравилась Курту Бергеру, а ей ужасно хотелось, чтобы они обсуждали, как к ней относится не какой-то там Курт, а сам Фрэнк.
Курт поинтересовался, приехала ли она и на этот раз со своим кузеном.
— Да, — отсутствующе подтвердила она, заметив Роберта, пробиравшегося к ним сквозь толпу.
Извинившись перед Куртом, она направилась к своему нахмуренному «боссу».
— Кто это? — резанул он коротко, через ее плечо уставившись на Курта. — Что ему надо?
Агрессивность, заклокотавшая в его голосе, вызвала у Шарон недоумение.
— Ну, не тайны нашей компании вынюхивать, — с напускной кротостью пролепетала она, радуясь возможности уколоть этого истукана. — Может быть, тебе нелегко будет в это поверить, но его больше интересовала я.
Она ожидала, что Роберт ответит обычной уничтожающей репликой, но тот смотрел не на нее. Она с любопытством проследила за его взглядом, чтобы понять, что привлекло его внимание в дальнем конце фойе. Это что-то явно бесило его, губы превратились в тоненькую линию… Но он все следил, как Курт удаляется от них.
Ужин, как и можно было предвидеть, прошел быстро и в суете, хотя еда оказалась на удивление хороша — вот только аппетита у нее не было.
После ужина Роберт пробурчал, что хочет побывать на каких-то деловых встречах и предоставил ее самой себе. Шарон решила, что сможет за это время обследовать отель.
Проспект расписывал самые разные услуги и удобства, в особенности разнообразные оздоровительные процедуры, но Шарон выяснила, что из-за строительных недоделок большая часть всех этих сказочных аксессуаров недоступна. Впрочем, клерк сообщил ей, что работают джакузи, сауна, парная, гимнастический зал и бассейн, хотя пользоваться ими после десяти часов вечера запрещается.
Десять уже пробило, но тем не менее Шарон решила, что сможет хотя бы посмотреть. В проспекте она видела снимки бассейна и джакузи. В этом зале была стеклянная стена от пола до потолка, выходившая прямо на отвесную скалу и живописную местность за ней. И хотя ночная темнота все более вступала в свои права, луна была почти полной, причудливыми бликами освещая окрестности.
Шарон легко нашла дорогу к спортивному комплексу. Бассейн располагался в круглом помещении с балконом, который одной стороной примыкал к закрытому сейчас бассейну, а другой — к стеклянной стене. Она сразу ее узнала.
Две другие стены, как ей удалось разглядеть в тусклом свете, были разрисованы фресками. Обрамленная колоннами дорожка вела от бассейна к джакузи, а там был, очевидно, еще один вход.