Теперь, что касается ситуации с Московским фмилиалом "Гранд Каньон". У нас достаточно сегодня сил для полной дискредитации, публичного осуждения и вытеснения их из России. Это один вариант развития событий. Возможен другой вариант: продолжать сосуществоание, стремясь к все более глубокому проникновению ко всей их информации и овладению их методиками. При этом также важен вопрос о том, от чьего имени мы будем действовать?

-- Ну, что ж, Александр Николаевич. Я думаю, что у меня букдет возможность еще немного подумать над этой ситуацией. Но уже сейчас кое-что можно сказать. По вопросу самоидентификации. Я полагаю, что так удачно введенная идея с "Черным террором" и есть самая лучшая идентификация. Пусть все так и думают. Единственное, о чем я хотел бы еще подумать, это о координировании наших действий с настоящим "Черным террором".

Что касается дальнейшего развития событий с Московским отделением "Гранд Каньон". Я полагаю очевидной нелепость мысли о ее ликвидации. Только взаимодействие. Они ослабляют реальную власть наших врагов. Враждебные нам политические силы России сидят на игле их технологий и утрачивают все: волю, умения, цели. Так что, в этом смысле они наши союзники. Кроме того, они реально проводят определенное сепарирование общества. Все их политические технологии как специальный фильтр вылавливают дегенеративную часть народа. И слава Богу. Они взбивают пену, думая, что создают элиту из своих сторонников, на самом же деле, нам легче будет шумовкой собрать этот мусор и выбросить. Я не увидел особой опасности для нас в деятельности "Гранд Каньон" в России. И тем не менее, выступая в обличьи "Черного террора", мы должны еще поразмышлять о правильном позиционировании. Надо будет еще продумать, какова могла бы быть позиция "Чернотеррорцев", окажись они в действительности на нашем месте. Надо помнить лишь об одном: наша цель - не стремиться к победе над ними, не пытаться взять их под свой тотальный контроль, а стараться получить максимум информации, сохраняя у них ощущение неприятного, но терпимого вымогательства со стороны маргинальной экстремистской группировки.

-- А что делать с этим парнем - Андреем?

-- С Андреем? Я думаю... Ведь он считает нас "Черным террором", так? Вот и пусть пока считает. Я полагаю, его можно сохранить. Мало ли зачем он может потом понадобиться. Большой опасности он не представляет. Конечно, он попал в некоторое информационное поле, но у него есть чувства, он эмоционален. У него достаточно слабых точек, чтобы не волноваться за проявление негативной самодеятельности. А некую потенциальную ценность он, все-таки, представляет, - ведь они страстно желали его ликвидировать. И хоть теперь это утратило всякий смысл... Откуда мы знаем, как там у них с логикой, мстительностью... Пусть он месяца три побудет у теплого моря, отсидится. За это время наши отношения с "Гранд Каньон" определятся. Ну что, я считаю. На этом все, что можно было сегодня сказать, сказано. Или есть еще какие-то вопросы?

-- Нет, Борис Григорьевич, спасибо. Все как-то прояснилось.

-- Вы продумайте теперь конкретику на первые дней семь-десять, хорошо? И завтра обсудим. А сейчас я, с вашего позволения, пойду.

Борис Григорьевич встал и направился к выходу, пожав на прощанье руки Александру Николаевичу и Олегу. Олегу он при этом сказал: "Ну ты молодец, молодец...". В приемной его ожидал водитель. Оставшись вдвоем, Александр Николаевич и Олег, улыбнулись друг другу, обсудили "старика", придя к общему мнению, что "старик - силен", и расстались до завтра.

В это время на даче "Пригорки-седьмые" Андрей спал. Спал, наконец, естественным, а не стимулированным химией сном и еще не знал, что судьба его пока разрешилась счастливо, но могло бы быть и по-другому.

Ему снилась желтая скала и зеленое море...

КОНЕЦ.

Ноябрь-декабрь 1999 г., Москва

ГОВОРЯЩАЯ МУХА

Я работал в одном из залов библиотеки им. Ленина. Справа от меня - окно, выходящее в сторону Кремля. Я проработал уже часов пять и устал. За окном царила красота: выше всех - колокольня Ивана Великого, вторым ярусом шли золотые купола церквей Соборной площади, слева выплывал ребристым кубом Дворец Съездов, справа - башенки, шатры, купола, крыши, печные трубы, окна, карнизы. Красные, белые, зеленые, золотые...

Удивительное зрелище!

Окна моего зала очень высоко, - на уровне маковок церквей и дворцовых крыш, а необычная точка зрения всегда располагает к длительному созерцанию.

По стеклу окна поползла муха.

"Странно, - подумал я, - на дворе февраль, а тут мухи... Библиотечная муха, конечно, не обязана подчиняться смене времен года".

Муха перелетела на мой стол.

"Здесь тепло, да и, наверное, сытно, - продолжал я размышлять о судьбе этой мухи, как вдруг почувствовал головокружение и какое-то неприятное ощущение в носоглотке - как будто сейчас пойдет кровь из носу.

-- "Не бойся, не пойдет".

(Господи, что это?)

-- "Это я с тобой беседую. Я. Муха. Меня растрогало твое внимание к моей особе, и я вошла с тобой в телепатический контакт".

Все эти мысли возникали у меня в голове как бы сами собой, причем я их четко отличал от своих собственных. Эти были какими-то однозначными, твердыми... Одним словом - чужими.

-- "Я позабочусь, чтобы у тебя не возникало никаких затруднений при разговоре со мной, - продолжали возникать в голове четкие сигналы, расталкивающие рой прочих мыслей.

"Ну вот, - подумал я, - доработался. Снова что-то с давлением".Я закрыл глаза, сел в "позу кучера", расслабился...

Но не тут-то было:

-- "Ты что, всегда таким тупым рос, или это возрастное? Если ты мне не веришь - открой глаза и посмотри на стол. Сейчас я буду ползать, например, по кругу".

И, действительно, по столу ползла муха, описывая окружность...

-- "Ну, что, долго мне еще перед тобой вертеться? Поверил?

-- А по квадрату можешь? - мысленно спросил я.

-- Вот болван! - сказала муха. Да я хоть по лемнискате Бернулли могу. Но-но! Только без рук! Предупреждаю - все равно ничего не выйдет - я все твои поганые мыслишки заранее знаю, да и реакция у меня получше. Короче говоря, вот что. Тут у тебя на столе я давно заприметила книгу "Таблицы интегралов и другие математические формулы" Двайта. Открой-ка мне гипергеометрическую функцию. Там, где ее разложения в ряд, рекурсии, ну и так далее..."

Я подчинился, начал искать, но вскоре вспомнил:

-- Тут нет. Тебе надо взять справочник Градштейна и Рыжика.

-- Это тебе надо взять. Иди в подсобный фонд и принеси!

-- Послушай, но зачем тебе это?

-- Много будешь знать, скоро состаришься. Давай, топай. Я тут подожду.

Я пошел в подсобный фонд, взял справочник, всю дорогу поглядывая на людей: не смотрят ли на меня, как на идиота? Может, я свихнулся? Муха меня успокоила:

-- Да не свихнулся ты, успокойся. Да и не с чего тебе особенно свихиваться-то. Ну, давай, открывай.