Распрощавшись с Гераклом и пожелав ему (про себя, разумеется) побыстрей надеть хитон Несса, этот, с позволения сказать, герой участвовал потом в уничтожении родины матери, только если его отец проник в город через ворота и первым, то Тевкр пробрался в коне. Теламон так разгневался на сына, что по возвращении выгнал его из дома. Приам обзавелся гаремом и деятельно стал восполнять собственным потомством демографический урон, нанесенный Гераклом. У него было пятьдесят сыновей и столько же дочерей, из которых наиболее известны Гектор, Парис, Деифоб, Кассандра и Поликсена. В Кассандру влюбился Аполлон и получил отказ. Другие боги в подобных случаях, не стесняясь, брали дев силой, но Аполлон придумал более изощренное издевательство: плюнув ей в рот, он сделал Кассандру пророчицей, которой никто не верил. Собственно, наказание было совсем другого рода: он обрек бедняжку на вечную девственность.[10] А не верили ей совсем по другой причине. Есть подозрения, что Кассандра, мягко говоря, была от рождения либо дурой, либо сумасшедшей. И в самом деле, будь у нее хоть капля мозгов, она бы сообразила, как ей выкрутиться: если люди не верят ее пророчествам, надо говорить все наоборот. Например, она пророчествовала, что в троянском коне сидят вооруженные ахейцы, и ей не поверили. А ведь стоило сказать, что внутри коня никого нет, и она спасла бы родной город!
Париса, как известно, при рождении выбросили, потому что его матери приснился дурной сон. Жизнь с детства приучила его быть хитрым, изворотливым, когда нужно — льстивым, когда надо — наглым. При всем при этом он был прост и неотесан от беспрерывного общения с природой и животными. Парис, он же Александр,[11] поселился с пастухом на соседней горе Иде. Здесь он женился на нимфе ближайшего источника Эноне и был вполне счастлив, играя на дудочке овцам. Энону же когда-то любил Аполлон и за любовь наградил даром прорицания (ничем другим он, видимо, за любовь никому не-платил). Энона поведала мужу, что ему суждено похитить Елену, стать причиной гибели многих славных мужей, да и самому снизойти в Аид. Парис не придал ее словам никакого значения: весь мир для него замыкался горой Идой и овцами.
— Каких мужей? Баранов, что ли? — спросил он.
Сию пастораль решили разрушить боги. Можно привести тысячи примеров, когда олимпийцы не могли спокойно спать, если кому-то на земле жилось счастливо.
На свадьбе, последствием которой должно было быть рождение Ахилла, три богини переругались из-за яблока (на самом деле это был гранат или айва). Зевс отправил их на Иду к третейскому судье Парису. Решение — более чем странное. Ну что за судья Парис? Пастух, предположительно знавший, какого он роду-племени. Мыслимое ли дело, чтобы три величайшие богини доверились такому судье? (Представим, что Македонский, Цезарь и Наполеон за решением, кто из них самый великий завоеватель, обратились бы к эскимосу!) Парис был в состоянии судить только о красоте своих овец, да и судил он только своих овец, и, как правило, приговор у него был один — смертная казнь и через час ужин. Расчет Зевса мог строиться только на одном: когда богини поймут, что судить об их красоте поручили сельскому дураку, они просто не примут его решение всерьез, посмеются и забудут о кознях Эриды, богини мщения. Плохо же Громовержец знал женщин!
Все богини предстали перед Парисом обнаженными и предложили взятки. Пастух поначалу опешил от такого количества голых дам и решил дать деру, но прибывший на суд Гермес убедил его, что "так надо".
Будь Парис опытным бабником, он легко бы справился с задачей. Ведь достаточно было бы сказать:
— Та из вас, которая уйдет отсюда быстрей всех и никогда больше не появится, та и самая красивая, — и он бы вышел победителем.
Но что взять с неотесанной деревенщины? Парис видел перед собой трех женщин: Геру, возраст которой уже несколько тысяч лет не позволял ей прибегнуть к спасительной поговорке: "В сорок пять — баба ягодка опять"; Афину — ее растренированные ежедневными упражнениями бицепсы и икры пригодились бы, если бы деревня Париса вышла стенка на стенку с соседней деревней, но на конкурсе красоты от них было мало толка (потому-то Афину никогда и не изображали голой); и Афродиту! — богиню любви и дальнюю родственницу.
В самом деле, трудно найти другой такой царский род, в котором все мужчины были бы как на подбор. Боги от их красоты просто млели. Первым отличился Зевс. С этой же горы, на которой Парис теперь судил и рядил, Кронион украл юного красавца Ганимеда и "отдал самому себе на поругание". (Потом, правда, одумался и сделал виночерпием на Олимпе.) Отсюда же "младая с перстами пурпурными Эос" утащила к себе родного дядю Париса — красавца Тифона. Наконец, и сама Афродита явилась однажды чуть ли не в этот самый шалаш к двоюродному дяде Париса Анхизу (этот и сейчас с Афродитиным приплодом живет в Трое) и сказала:
Больше всего меж людей походили всегда на бессмертных
Люди из вашего рода осанкой и видом прекрасным, —
после чего отдалась на подстилке и сделала Анхиза отцом Энея. Так что Парис воспринял предложенную ему первую красавицу Греции как само собой разумеющееся. Не богиня Елена, конечно, но все-таки. Все-таки дочь Зевса!
Парис поступил, как честный судья: вынеся приговор, он воспользовался только одной взяткой, а две другие вернул.
Скоро на празднике в Трое Парис был опознан родителями и вернулся в отчий дом, забыв бедняжку Энону на Иде. Далее — опять несуразица: Приам вдруг решает послать Париса на Саламин и потребовать выкуп за свою сестру Гесиону. Как троянскому царю могло прийти в голову такое безрассудное желание? Ведь Гесиону взяли как военную добычу, да и самому малолетнему Приаму Геракл охранил жизнь лишь после того, как Гесиона, ползая возле его ног, умолила пощадить последнего брата! Рассчитывать на то, что раз Теламон не сделал ее рабыней и как честный человек женился, значит, должен платить калым — не приходится. Следовательно, Приам считал себя правым требовать выкуп, из чего вытекает, что "врут всё" греческие мифы "за древностию лет". Не брал Геракл Трою, да и не мог взять: ведь построившие стены Посейдон и Аполлон сделали их неприступными. К тому же, согласно решению Зевса, Троя не могла пасть, пока в ней находился Палладий — деревянный истукан на согнутых ногах и высотой около 140 сантиметров. В одной руке истукан (точнее истуканша) держал копье, в другой — веретено и прялку. Этот Палладий Зевс сам сбросил в Трою, а троянцы поставили его в храме Афины. Каким же образом Геракл мог взять город, не владея Палладием и не имея возможности перебраться через стену? Никаким. Он и не брал город. Историю об этом придумали сами греки, дабы приписать своему любимому герою еще один подвиг и себя воодушевить памятной доблестью предка. А Гесиону действительно похитил Теламон. И Геракл даже хотел его за это убить. Греки и этот факт сумели переделать в удобном для себя свете: будто бы Теламон ворвался в Трою первым, опередив Геракла, чего первый герой Эллады не мог спустить соратнику. Наконец, чего стоила доблесть сотни тысяч ахейских героев, просидевших под Троей десять лет и взявших ее лишь обманом, когда такое дело было по плечу Гераклу со своим отрядом?
Итак, Парис сел на корабль и во главе посольства поплыл на Саламин, где царствовал Теламон. Здесь он потребовал выкуп за тетку или саму тетку. Теламон ответил ему так (цитирую средневековый рыцарский роман о Троянской войне):