1946 год. Сентябрь. Подъезд двухэтажного дома с деревянными лестницами. Влетел воробей, поднял пыль и исчез на улице. Мария подходит к одной из дверей, обитых войлоком и клеенкой, но слышит шаги наверху, замирает. По скрипучей лестнице спускается девушка в лаковых туфельках.

Мария. Здрасьте…

Неприветливо взглянув на Марию, девушка выходит из подъезда. Внезапно открывается дверь в квартиру Нины Васильевны. Нина Васильевна выплескивает во дворе помои и возвращается.

Мария. Здравствуйте!..

Нина Васильевна осторожно смотрит в сторону Марии, проходит мимо.

Нина Васильевна. Здравствуйте…

Закрывает дверь в квартиру. Мария Петровна хватается за ручку.

Мария. Нина Васильевна! Откройте! Это срочно!

Дверь закрывают на ключ изнутри.

Мария. Откройте, пожалуйста… Нина Васильевна…

Нина Васильевна (шипит из-за двери). Не могу, иди. Чё надо? Потом придешь, щас не могу!

Мария Петровна бьет по клеенке ладонью.

Нина Васильевна. Ты чья такая настырная?

Мария. Меня прислал Матвей, ваш сын. Пожалеете, если не откроете.

Нина Васильевна. Матенька?

Выходит в подъезд, долго смотрит на Марию.

Мария (почти плачет) Я сержант, Мария Петровна Небылица…

Нина Васильевна. И сколько вам лет, Мария Петровна?

Мария. Двадцать четыре.

Нина Васильевна. Отвоевалась?

Мария. Так точно. Почему про Матю не спросите?

Нина Васильевна. Боязно. Заходи, раз отвоевалась. Только очень тихо, ни звука. Моя подруга и Марк Анатольевич беседуют в дальней комнате.

Очень тихо они идут по коридору в кухню. Над зеркалом висит портрет мужчины.

Нина Васильевна (коротко представляет его). Матвея отец. В шахте задавило.

В дальней комнате за колышущейся занавеской в цветочек позванивает панцирная сетка. Нина Васильевна жадно пьет кипяченую воду из банки.

Мой сын жив. Я знаю. Я загадала — если с ним что случится, у меня сразу обои отклеятся и люстра разобьется.

Мария. Он скоро приедет!

Нина Васильевна. Тише! (Смотрит в сторону колышущейся занавески.) Я же предупреждала!.. Это очень серьезный разговор. Если мы спугнем Марка Анатольевича, он так на ней и не женится!

Мария. Я шепотом… (Громче.) А смотрите, что у меня есть! (Развязывает вещмешок.) Тушенка! Сахар! Сгуха! Письмо от Матвея!..

Нина Васильевна. От моего Матеньки!..

Мария. А вот еще… (Поверх конверта выкладывает часы.) Часики просил передать. Трофейные.

Нина Васильевна (вытягивает письмо из-под часов, читает.) Невеста — это вы?

Мария. Да, я и есть невеста.

Нина Васильевна читает.

Мария. Нина Васильевна, если буду стеснять, так я лучше возьму на подселение комнатку, вы не беспокойтесь. Примете — так примете, нет — так нет.

Нина Васильевна. Какую еще комнатку? Матвей написал, что ты после болезни. Тебе нужно питание.

Мария. Что он, в самом деле?.. У меня есть хлебные карточки.

Нина Васильевна. Щас будем варить — что-нибудь сварганим!

Уходит. Возвращается с корытом.

Раздевайся, дочка. Одежу — в мешок.

Мария. Нина Васильевна… Неудобно…

Нина Васильевна. Чё неудобно? Все удобно! Я из ковшика полью — баня сегодня не работает.

Мария Петровна скидывает одежду.

Нина Васильевна. Святые мощи!

Мария. Я еще в Москве тощая была, а теперь вовсе…

Нина Васильевна. В Москве? А разве ты не из Хохляндии? Мылом-то лучше, не экономь, мыль, как следует!

Мария. На Украину к родне перебрались…

Нина Васильевна. Жив кто-нибудь остался?

Мария. Я осталась.

Нина Васильевна. Вот, тряпкой вытирайся этой. Матвея отец был из Хохляндии… А щас-то из Хохляндии всех сюда свозят. Им вроде как государство недоверие оказывает… Не все, конечно, предатели… Они и в шахтах работают, и на заводе.

Мария. А вы где?

Нина Васильевна. Где только не работала! В шестнадцать лет ушла из деревни с одним узелком — даже трусов на мне не было. На шахте работала… Спала тоже на шахте — брезентом укроюсь — тепло… Потом портнихой… Теперь вот — у Марка Анатольевича — гардеробной заведую. (Поднимает с пола гимнастерку.)

Мария. Куда вы мои вещи?

Нина Васильевна. Воняют. В кладовку брошу.

Мария. Не надо!

Нина Васильевна. Почему?

Мария. Состирну в корыте.

Нина Васильевна. Их прожарить бы сначала или утюгом…

Нина Васильевна уносит форму в кладовку. Из-за шторки высовывается голова Марка Анатольевича: желтое лицо, обрамленное серебряной щетиной; он вращает красноватыми белками глаз.

Марк Анатольевич. Святое виденье!

Мария. Отвернись! (Закрывается тряпкой.)

Марк Анатольевич (исчезая за шторой). Нина Васильевна! Вы нас познакомите?

Мария (перешагивает корыто). Я сержант Небылица.

Марк Анатольевич. Кто ты? Сержант?

Нина Васильевна (протягивает Марии Петровне чистый халат). Надень, сержант. (Кричит в дальнюю комнату.) Галина, чаю хочешь?

Из-за шторки выходит полная женщина лет тридцати семи в цветастой кофте. Нервно заплетает косу.

Галина (недовольно смотрит, как Мария Петровна одевается). Можно и чаю. (Садится, ставит локти на стол.)

Марк Анатольевич. Я могу появиться?

Нина Васильевна. Выходите, Марк Анатольевич, милости просим!

Марк Анатольевич (разглядывает Марию). Вам прежний костюмчик больше к лицу, этот широковат.

Галина. Марк!!!

Марк Анатольевич. Говорю, что думаю.

Нина Васильевна. Чай-то кипит!

Галина. А что, кружек на всех хватит? (Смотрит на Марию.)

Нина Васильевна. Что уж, я всем чеплашек не добуду? (Все усаживаются за желтую скатерку.) Извините, Марк Анатольевич, сервизов не имеем, но вам все равно, в самую красивую посудину.

Марк Анатольевич (видит на столе фронтовую кружку). А можно мне в нее? Фронтовая кружка?

Мария. Фронтовая. Можно.

Нина Васильевна. Тогда Машеньке — в самую красивую! У меня сегодня большая радость — скоро сын возвращается. Это — его невеста. Посмотрите только! Матвей тушенки выслал, сахар, вот, берите. Еще часы фашистские и письмо.

Марк Анатольевич. Я на часики взгляну? Мария…

Мария. Петровна.

Марк Анатольевич. Мария Петровна, вы что, прямо с фронта?

Мария. Нет, не с фронта. Из госпиталя.

Марк Анатольевич. Серьезное ранение перенесли?

Мария. Ничего серьезного. Тиф. Если бы не тиф — вернулись бы с Матвеем вместе.