Утром 25 июня на батарею к нам прибыл командир полка подполковник В. А. Герасимов. Как положено, предельно кратко докладываю ему обстановку: мол, батарея несет боевое дежурство, личный состав в количестве… и так далее. Доложил и о том, что на батарее в наличии только две исправные автомашины и для перевозки боекомплекта транспорта нет. Еще до начала военных действий батарея не полностью была укомплектована штатным автотранспортом.

Герасимов, подтянутый, сухой, устало посмотрел мне в глаза, помолчал немного — вижу, что принимает какое-то решение. Потом отвел меня в сторону и тихо говорит:

— Надо, комбат, найти выход из создавшегося положения. И быть готовым ко всяким неожиданностям.

— Товарищ подполковник, — отвечаю, — мы с политруком Кузнецовым уже думали об этом, и, хочу доложить вам, выход есть: мобилизовать крестьянские подводы для перевозки снарядов.

— Решение правильное, одобряю, — поддержал он и добавил: — Вместе с Кузнецовым идите в ближайшее село (Герасимов показал в направлении Сороки Львовские), обратитесь к местной власти и по законам военного времени проведите мобилизацию лошадей с повозками и их владельцев для сопровождения обоза.

Потом мы еще долго стояли с командиром полка на краю оврага и обсуждали возможные варианты стрельб из зенитных орудий по наземным целям. А когда Герасимов уехал, вместе с политруком Николаем Кузнецовым направились в Сороки Львовские.

Получен приказ командира полка: «С наступлением темноты сняться с боевых позиций и сосредоточить батарею в условленном месте».

О передислокации полка, кроме командиров батареи, никто не знает, и все-таки батарейцы догадываются, что двигаться будем на восток. Да и как не догадаться: подготовка перехода на новую позицию не занимает столько времени. А вчера ночью в том же направлении ушел обоз с боеприпасами и имуществом батареи…

Размеренно нажимая на педаль акселератора, водитель боевого ЗИС-5 Иван Шевченко всматривается в темноту пыльной дороги, где впереди еле различимое пятно идущей машины. Это пятно — привязанный к стволу орудия кусок марли. Мои батарейцы впритирку сидят на снарядных ящиках в кузовах машин, на лафетах орудий. Скорость небольшая — вся проезжая часть дороги занята повозками и другими машинами, двигающимися в восточном направлении. Булыжные камни этой дороги помнят еще кованые сапоги немцев, проходивших по ней в 1918 году, польских панов — в 1920-м. Сейчас по обочинам дороги, справа и слева, идут красноармейцы, а с ними женщины, дети, старики…

…Горькое это слово — отступление. Но на следующем рубеже мы остановим врага! Так думаю я, и это помогает сосредоточиться на мысли, что наш полк перебрасывается сюда именно с этой целью.

Как только остались позади окраины большого села Сборов, мы увидели своих разведчиков, знаками призывающих нас повернуть в сторону оврага, замаскированного кустами ольшаника. Выскочив из машины, я заметил около десяти ЗИС-5 и группу водителей. Чередниченко объяснил, что колонну машин с Донбасса они перегоняют во Львов. Сопровождающие согласны передать нам эти машины при условии, что мы подтвердим прием их документами с печатями.

Я задумался, где бы взять такие документы, а потом вспомнил, что в полевой сумке у меня есть чистые бланки аттестатов на продовольствие и обмундирование для бойцов. Так что, подозвав старшего из этой колонны, без лишних слов заверил, мол, получат они документы на автомобильный транспорт, сданный в Красную Армию. Видя мою решимость, старший возражать не стал. И вот восемь исправных автомашин мы распределили по взводам, и вскоре в центре Тернополя, на перекрестке дорог, нас встретил подполковник Герасимов. Коротко докладываю командиру полка о состоянии батареи.

— Быстро доставайте карту-двухкилометровку и цветные карандаши! — требует Герасимов.

Я достал по-штабному аккуратно сложенную карту, и командир указал:

— Видите, лейтенант, западную окраину города, вот эту дорогу, ведущую к кладбищу?

— Да, вижу. Но здесь открытое место…

— Вот потому оно и может стать опасным для немецких танков, да и самолетов, безнаказанно летающих на город.

Уточняю детали. А на привокзальной площади нас ждут командир дивизиона майор Кожевников и начальник связи полка старший лейтенант Лысенко.

Командира дивизиона я знал еще с прошлогодних учений. Это он поставил нашей батарее оценку «отлично». Доложив ему поставленную командиром полка задачу, вместе с колонной двинулся дальше, на западную окраину Тернополя. Рекогносцировку позиций там проводить было некогда, и на пригорке за городом я сразу указал место каждому огневому взводу.

Огромное поле пшеницы предстало перед нами. Замаскировать орудия здесь трудно. Зато легко определить угрожаемое направление. С северо-запада и с запада наиболее уязвимы две магистральные дороги. Отсюда можно ожидать танки противника. Здесь и местность ровная, и видимость хорошая.

Словом, решаю развернуть батарею. Для кадровых красноармейцев подготовка боевой позиции к стрельбе не занимает много времени. Вот уже от орудия к орудию и к КП появились тропки, пробитые связистами. Поступают доклады о готовности к открытию огня. А я в свою очередь докладываю командиру дивизиона:

— Первая батарея к бою готова!..

— Товарищ Барышполец, — услышал в ответ басовитый голос майора Кожевникова, — за доклад — спасибо. Вы первый из комбатов доложили о готовности, но с другими…

Вдруг связь прекратилась, и я даже не успел спросить, где расположен КП дивизиона, полка. Вскоре, однако, прибежал связной от командира дивизиона и сообщил:

— По дороге напротив батареи идет немецкая колонна мотоциклистов, автомашин и несколько танков. Комдив приказал встретить врага огнем.

Вдали на дороге действительно было большое оживление. Темнота летней ночи мешала рассмотреть в деталях, что там происходит, но отдельные винтовочные выстрелы да стрекот автоматных очередей в той стороне подсказывали, что там противник.

Появились мои разведчики. Они подтвердили — на дороге немцы. Несколько фашистских бронемашин обогнали колонну наших войск и открыли огонь. Затем часть машин свернула в сторону от дороги, и сейчас фашисты совсем недалеко от нас.

Перестрелка усиливалась. Вот уже и в нашем расположении разорвалось два снаряда. Это бьет немецкий танк, понял я, хотя еще ни разу в своей жизни не слышал выстрела из фашистской танковой пушки.

Медлить было нельзя.

— Расчеты, к орудиям!

Залп четырех стволов родных зениток прозвучал в ночной тишине оглушающе резко. Вижу разрывы снарядов возле дороги и ввожу поправки. Длинноствольные зенитки снова содрогаются, выбрасывая острые языки пламени.

Впереди всех, на правом фланге батареи, стреляет взвод Бочарова. Кричу ему в телефонную трубку, чтобы он сам занялся корректировкой огня орудий, так как несколько машин на дороге уже загорелось и ему там хорошо видны цели.

— Бронебойным, наводить в голову колонны, взводом два снаряда… — громко кричу Бочарову. — Огонь!

Снова оглушительный грохот — и еще несколько огненных свечек на дороге и правее ее, в придорожном кустарнике.

Спустя пять минут все затихло. Но через какое-то мгновение выше наших голов — свист, шипение, потом — ослепляющая вспышка фашистского снаряда. Это метрах в тридцати от моего окопчика. Снова разрыв, но выстрела не слышно. Звук от него врывается в уши вместе с полетом снаряда: «У-уах!..» Разрыв следует за разрывом; к счастью, снаряды идут с перелетом. Я приказываю батарее:

— Огонь прекратить! В укрытие!..

Обстрел танками продолжался недолго. Поднявшись на бруствер окопа, я осмотрелся и поверх огромного поля увидел несколько горящих машин. Танки немцев уходили вправо — огонь по ним открыла батарея Павла Варганистова…

С рассветом, поняв, что впереди нас нет никаких стрелковых частей, что с танками и пехотой противника придется вести бой только нам, докладываю об этом на КП командиру дивизиона.