Наша батарея заняла позиции, подготовленные заблаговременно в районе высоты 220, и через полчаса началась артиллерийская дуэль. Фашисты, видимо, считали, что наши позиции подавлены. Но был не июнь, а октябрь, и мы кое-чему уже научились! Организованный огонь по вражеским танкам, вышедшим из укрытий, был открыт своевременно. Заговорила славная «катюша». В этот день фашистам не удалось продвинуться на нашем участке вдоль дороги Смоленск — Вязьма. Их танки не появились и позже, 3 октября, однако по нашим позициям немцы вели довольно интенсивный огонь. Никто еще тогда не знал, что это было начало больших событий и новых испытаний.
Противотанковое прикрытие
Не знали мы в то время, что в районе города Белый, где мы проходили совсем недавно, армада фашистских танков прорвала оборону наших войск на участке 19-й армии генерала Лукина и устремилась на Вязьму. Другая фашистская группировка, южнее нас, из района Спас-Деменска тоже двигалась в район Вязьмы, чтобы соединиться с северной группировкой и закрыть выход — окружить плотным кольцом советские части.
А под городом Ярцево фашисты молчали. Чувствовалось, что это было затишье перед грозой. Их танки могли выползти на бугор высоты 220 — это прямо перед нами — и в считанные минуты смять наши позиции, если только прозеваем момент их появления. Поэтому наводчики моей батареи сидели у орудий постоянно. Противотанковыми гранатами был обеспечен каждый номер расчета.
Только не пришлось нам применять это оружие. На рассвете 6 октября на батарею прибежал посыльный из роты охраны штаба 16-й армии: меня срочно вызывал генерал Казаков.
Бегу к блиндажам штаба. Кругом стоят легковые машины командования и бронетранспортер с боевым расчетом. Генерала Казакова нет. Он у командующего. Уже знакомый мне майор в землянке генерала, увидев меня, спрашивает:
— А где ваша батарея, старший лейтенант?
— На позициях, товарищ майор, — отвечаю.
— Генерал Казаков принял решение передислоцировать батарею в новый район, куда переходит управление штаба генерала Рокоссовского. Ваш комполка в курсе дела. Срочно подготовьте батарею к маршу. Одну машину с орудием поставьте в голову колонны, за бронетранспортером охраны, а остальные будут замыкать колонну.
За бронетранспортером охраны я поставил наиболее подготовленный расчет под командованием старшего лейтенанта Ефимова. У него был хороший опыт стрельбы при развертывании с ходу. Основная же часть батареи замыкала колонну, движущуюся к Вязьме по Минской магистрали.
И вот проехали мост через Днепр, в деревне Истомине короткая остановка. Здесь мы развернули рацию, и я вижу, как генерал Рокоссовский говорит в микрофон. В деревне много повозок тыловых частей. Все красноармейцы встревожены ночными событиями: севернее Издешково противник выбросил десант и в стычках с ним погибло много бойцов.
Появились повозки с беженцами. Рассказывают, якобы большое количество немецких танков движется на Вязьму от Холм-Жирковского и Сычевки — это два крупных населенных пункта, расположенных далеко от Минского шоссе.
Видимо, на фронте, подумал я, случилось что-то важное, раз мы перемещаемся к Москве, а войск по центральной магистрали не видно…
У землянки генерала Казакова я с трудом нашел штаб артиллерии. Пробегающий мимо меня командир бросил на ходу:
— О переезде ничего не знаю! Если поедем, то ваша батарея в колонне должна идти в таком же порядке, как шли с Ярцево.
— А маршрут движения?
— Маршрут будут «подсказывать» немцы!.. — услышал я в ответ.
Я понял, что обстановка на фронте осложнилась, коль немецкие автоматчики проникли сюда, под Вязьму. И уже в темноте, закончив последние приготовления к маршу, выступили на Минское шоссе. Слева и справа от дороги нас сопровождали вспышки орудийных выстрелов, слепящий свет ракет. Когда разрывы мин стали приближаться, вся колонна остановилась. Мы развернули одно орудие и приготовились к стрельбе. Определив, что противник ведет огонь с небольшой высотки, ответили. После двух наших выстрелов стрельба с высотки прекратилась. Но оставаться на дороге было опасно, и машины свернули в направлении деревни Егорье. Свернули мы вовремя — вскоре разведка из охраны штаба доложила, что впереди на шоссе появились фашистские танки и мотопехота.
Однако возле деревни разгорелся бой передового отряда нашей колонны с мотоциклистами. Путь наши бойцы расчистили, и колонна втянулась в лес. На опушке его остановилась легковая автомашина, возле которой возился шофер, а два командира стояли поодаль. Я подошел к ним, представился:
— Старший лейтенант Барышполец, командир противотанковой батареи.
— На хвосте у себя немцев не притащили? — слышу вопрос.
— Немецкие танки остались на Минском шоссе, товарищ генерал. В лес входить боятся.
Генерал Казаков — я узнал его — отпустил своего собеседника и, повернувшись ко мне, негромко сказал:
— Вот что, старший лейтенант, свою батарею поставь здесь, на опушке. Немцы могут появиться из деревни Теплухи. Надо не пропустить врага в лес. — Помолчав, он добавил: — К утру произведите разведку на станции Туманово и в деревне Царево-Займище. Результаты доложите в восемь ноль-ноль лично мне или полковнику Орел.
— Слушаюсь — поставить батарею на боевые позиции, провести разведку и доложить вам!
На севере горели деревня и станция Туманово. Зарево пожарища освещало опушку леса. Я вызвал к себе опытных бойцов — Мамая, Кутюкова, Власова и поставил задачу перед ними: произвести разведку в районе деревни и станции Туманово. Тут же подошел красноармеец Шамарин и тоже попросился в разведку. По национальности он был цыган, не раз попадал в сложные ситуации, и, подумав, я согласился. Решил, что если в Туманово немцы, то, может, стоит переодеть Шамарина в гражданскую одежду и он пройдет как затерявшийся, ищущий своих соплеменников. Второй группой — в Царево-Займище — я попросил заняться Кузнецова. Эта деревня располагалась на Минском шоссе, примерно в десяти километрах от тумановского леса, где мы разместились. Невольно припомнилось, как в севастопольском училище зенитчиков читал книгу об Отечественной войне 1812 года — в ней упоминалась эта деревня, там когда-то останавливался Кутузов…
* * *
До доклада генералу Казакову оставалось четыре часа. Кузнецов возглавил группу разведчиков в Царево-Займище и предложил действовать методом посыльных, то есть по мере накапливания сведений возвращать бойца ко мне. Это предложение мне показалось разумным, и я согласился.
Приближался рассвет. Я проверил, как охраняются позиции батареи, присел у свежевырытого окопа и тут же уснул. Разбудил меня сержант Власов. Он первым вернулся из Туманово и доложил, что в деревне противника нет, но после бомбежки везде пожары. На станции разведчики обнаружили эшелон с продовольствием и горючим.
Не дождавшись Кузнецова или хотя бы кого-то из его группы, я направился к землянке генерала Казакова для доклада о результатах разведки. Настроение, прямо скажем, было невеселое. Но вот у самой землянки меня догнал старшина Плотников и доложил, что Николай Васильевич с группой у деревни Величево встретился с фашистским заслоном, что в Царево-Займище полно танков и мотопехоты и что Кузнецов остался наблюдать за дорогой.
В 8.00 я переступаю порог землянки генерала Казакова. Он только что вернулся от Рокоссовского и сидел склонившись над картой.
Доложив все подробно, я получил приказание доставить новые данные к 16.00, к заседанию Военного совета. Кроме того, генерал потребовал, чтобы я принял меры и добыл горючее для машин на станции Туманово. Я отправился туда сразу же, и вот из пристанционного здания навстречу мне вышли два командира в серых плащах, с шашками на боку.
— Кого ищете, артиллерия? — спросил один из них.
— По приказанию генерала Казакова ищу здешнюю охрану станции, — ответил я.
— Что нужно?
— Заправить горючим машины.
— Кто будете?