— Насколько — надолго? — На этот раз она улыбнулась, но смотрела по-прежнему в сторону.

— Пока не надоест, — сказал Оливер.

— Нет, — сказал я. — Вы не поняли. Я вернулся.

Похоже, для них это было неожиданностью — для обоих. Я принялся объяснять, но тут дверь приоткрылась и на меня уставилась любопытная детская мордашка. Девочка очень внимательно изучила меня и спросила:

— А где ваш кот?

ДЖИЛИАН: Я думала, что возникнет неловкость. Я думала, что Стюарт смутится — раньше его было очень легко смутить. Я думала, что не смогу посмотреть ему в глаза. Но я понимала, что должна посмотреть ему в глаза. Я подумала: идиотская мысль, безумная — зачем Оливер его пригласил? И почему Оливер предупредил меня только за три часа?

Но никакой неловкости не возникло. Единственный человек, за которого было неловко, — так это Оливер, который из кожи вон лез, чтобы все себя чувствовали легко и непринужденно. В чем совершенно не было необходимости. Стюарт заметно повзрослел. Возмужал, я бы даже сказала. Он похудел, седина ему очень идет, но самое главное — он стал более общительным, уже не таким зажатым, как раньше. Что при данных обстоятельствах было удивительно. Или, может быть, нет. В конце концов, он повидал мир, устроил свою жизнь, заработал приличные деньги, а мы остались такими же, какими были, — разве что у нас появились дети, и прибавилось проблем. Он вполне мог позволить себе вести себя с нами покровительственно и даже снисходительно, но он ничего такого себе не позволил. Мне показалось, что Оливер слегка его раздражал; нет, даже не так — скорее, он наблюдал за Оливером, как за актером в кабаре, и ждал, когда представление закончится, чтобы перейти к делам серьезным. Мне бы, наверное, следовало обидеться за Оливера, но почему-то я не обиделась.

Зато Оливер обиделся. Когда я повторила (причем, в этом не было необходимости, потому что это было первое, что я ему сказала), что Стюарт похудел, Оливер сказал:

— А ты знаешь, что у свиней бывает анорексия? — А когда я на него укоризненно посмотрела, добавил: — Это мне Стю рассказал, — как будто это последнее замечание могло сгладить неловкость.

Но Стюарт воспринял это нормально — как вполне естественную смену темы. Да, сказал он, все правильно. У свиней бывают симптомы анорексии. Особенно у самок. Они становятся гиперактивными, отказываются от еды и теряют вес. Я спросила: а почему? И Стюарт сказал, что причины пока неизвестны, но это может быть следствием интенсивного разведения. Мы предпочитаем постную свинину, но худые свиньи более подвержены стрессу. Существует теория, что стресс активирует некий редкий латентный ген, и из-за этого животные и начинают вести себя подобным образом. Ужасно, правда?

— Тощая свинка — печальное зрелище, — подытожил Оливер.

Я и забыла, какой Стюарт внимательный и заботливый человек. Я не знала, как он поведет себя с детьми, потому что… ну, в общем, не знала. Я решила, что, несмотря на гостей, девочки лягут спать вовремя, так что, когда придет Стюарт, Мари уже будет спать — в теории, — но у Софи будет полчасика с ним пообщаться, если, конечно, он придет вовремя, а он, разумеется, пришел вовремя. У Софи есть особый «талант» задавать не те вопросы. И еще она очень прямая девочка, ничего не стесняется, говорит, что думает. Так что после обычных приветствий она посмотрела Стюарту в глаза и сказала: «Мы знаем, что вы очень богатый и что вы собираетесь финансировать некоторые из папиных проектов».

Как вы понимаете, я не знала, куда девать глаза — разве что уставиться на Оливера, который старательно избегал моего взгляда. Внутренне я вся вспыхнула со стыда, и внешне, может быть, тоже — из-за этого «мы», которое употребила Софи, а Стюарт, не смутившись даже на полсекунды, совершенно спокойно ответил:

— Боюсь, все не так просто. Все подобные просьбы обязательно обсуждаются на совете директоров. Так что я не один решаю.

Я подумала: спасибо, Стюарт, это так мило с твоей стороны, большое тебе спасибо, — и тут Софи сказала:

— То есть, вы нас обманули, — и сделала свое насупленное лицо.

Стюарт рассмеялся.

— Нет, я вас не обманул. Понимаешь, во всем должен быть порядок. Филантропия — это, конечно, очень хорошо, но должна быть и справедливость. А справедливости не может быть без порядка. Правильно?

Похоже, он убедил Софи, но все-таки не до конца.

— Ну, если вы так говорите, то правильно.

Когда она ушла спать, я сказала Стюарту:

— Спасибо.

— Да не за что. Я часами могу болтать на общие темы, с кем угодно и о чем угодно. Если возникнет необходимость.

Больше он ничего не добавил. Он отнесся к вопросу Софи как к фантазиям ребенка, хотя это была никакая не фантазия.

Позже в гостиную заглянула Мари. Она что-то сказала театральным шепотом. Стюарт как раз что-то говорил — он сделал паузу и подмигнул Мари. И вовсе не для того, чтобы покрасоваться. Я уверена, он не видел, что я за ним наблюдаю.

Он явно очень неплохо устроился в жизни и всем доволен. Нет, он об этом не говорил. Но это было понятно и так — по его поведению, по тому, как он держится. И одеваться он стал более элегантно. Наверное, это заслуга его жены. Я не стала спрашивать про нее. Мы избегали этой темы, как и других опасных тем.

Я слегка пересушила лазанью. И ужасно на себя злилась за это.

ОЛИВЕР: Очередной триумф мастеров арены. Один взмах хлыста — и тигр отплясывает под сполохами стробоскопа, вертя чесоточной задницей в блестках. Музыкальное сопровождение: «Парад» Эрика Сатье, чья новаторская концепция построения музыкального произведения, насколько я помню, допускает включения «посторонних» звуков типа ударов хлыста или стука пишущей машинки. Просто символы, которые стоило бы начертать на будущем гербе Стюарта.

Все прошло гладко. Мне не было надобности прибегать к предсказаниям Нострадамуса, чтобы догадаться, что Стюарт явится с клиническим случаем столбняка и мускульной релаксацией статуи с острова Пасхи, но я помог ему почувствовать себя более раскованно и непринужденно, похвалив вино, которое он так плутократически прихватил к случаю. Тасманийское pino noir, вы только представьте! Джилиан ужасно напрягалась из-за того, что кремировала макароны. Девочки вели себя хорошо — настоящие маленькие леди, и та, и другая. Стюарт, похоже, был одержим только одной мыслью — происходит у нас в районе гентрификация или нет, — причем это слово он произносил так, словно держал его кузнечными клещами. У вас есть какие-нибудь идеи, с чего бы он так озадачился этим вопросом? Может быть, из опасения, как бы какой-нибудь местный Робин Гуд не освободил его BMW от колесных дисков, пока он тут выпивает-закусывает?

Охренеть можно — Стюарт и BMW! Кто бы мог подумать?! И я был должным образом охреневший, когда помахал ему на прощание, — охреневший, как венецианцы, встречавшие мощи святого Марка, благополучно возвращенные в Венецию. Если верить нашему Тинторетто. Фонари патетично мигали, а гудрированная дорога блестела, как умасленный бок эфиопа. И когда он умчался в ночь на четырех колесах, я пробормотал ему вслед:

— Auf wiedersehen, О Regenmeister.[59]

Мастер арены встречает Мастера дождя — жаль, что я не подумал об этом раньше.

Должен признать — хотя и с большой-большой неохотой, — что теперь, когда Стюарт пережил свою исходную социальную травму, он стал гораздо раскованнее и непринужденнее. Временами — так даже и чересчур. Перебил меня раз или два в разговоре, чего никогда не случилось бы dans le bon vieux tems du roy Louys.[60] Чем, интересно, вызвана сия генетическая модификация в моем органическом, экологически чистом друге?

Да, все прошло гладко, я бы даже сказал — плавно. Забавное определение для официальной встречи друзей, если учесть, что «плавно» происходит от слова «плавать», а вы сами знаете, как в основном плавают люди.

СТЮАРТ: Да, я спросил, давно ли они стали вегетарианцами.

— Мы не вегетарианцы, — сказала Джилиан. — И никогда ими не были. Мы стараемся есть здоровую пищу. — Она умолкла и добавила после паузы: — Мы думали, что ты…