Хотя некоторые основания идентифицировать внутрисемейные изменения в терминах конкретных поведенческих проявлений имеются, рост все же следует рассматривать как трансцендентальный процесс. В голову приходит аналогия с коробкой передач и переключением скоростей в автомашине. Вы мало что можете сделать здесь на “первом скорости”. Ваша конечная скорость и оптимальные пределы функционирования довольно ограничены. Конечно, вы можете вести машину на первой скорости, но это будет неэффективно. Между тем, переходя на вторую скорость когда нужно, вы увеличиваете свои возможности и получаете более эффективно функционирующую машину. Аналогичным образом я смотрю на семьи. Моя задача – помочь им перейти на другой уровень жизни. Я хочу способствовать тому, чтобы они получили доступ к собственным недоиспользованным возможностям и способностям.

Важный шаг в этом переходе – научиться смотреть поверх боли, понимать и позитивно оценивать абсурдные стороны человеческой жизни. Я хочу, чтобы они научились не только терпеть, но также и получать удовольствие от тревожности и боли, которые делают человеческую жизнь более реальной. Выбор здесь, по существу, состоит в следующем: либо онеметь, либо испытывать одновременно радость и страдание. Я хочу, чтобы они могли учитывать свой реальный опыт проживания, а не автоматически выбирали для себя успокоение. Что вы предпочтете: ругаться со своим супругом или спрятаться в удобное и комфортное убежище перед телевизором? Сложных вопросов избежать невозможно. Соглашение не обсуждать в семье реальные сложные проблемы обычно создает атмосферу холодности между членами семьи и отдаленности их друг от друга.

Один из способов избежать ловушки излишнего интереса к конкретной жизни клиентов – всегда оставлять в поле своего внимания мой собственный жизненный опыт. Даже в терапевтическом офисе я пытаюсь остаться центром моего бытия. Мои усилия в большей степени направлены на собственный рост, чем на осуществление каких-то изменений в семье. Когда я пытаюсь их изменить, они становятся как бы эластичными и при первой же возможности легко возвращаются к первоначальной форме. Когда же они сами решают переформировать себя, есть шанс, что изменения и в самом деле произойдут. Часть проблемы состоит в том, что я действительно не знаю, как их переформировывать. Мои усилия придать им определенную форму должны быть по-акробатически гибкими, когда же они будут это делать сами, новая форма окажется для них более естественной.

Я прекратил попытки повлиять на их переформирование, однако у меня есть весьма определенные представления о самом процессе. Эта та почва, на которой я пытаюсь с ними работать: мы взаимодействуем по поводу самого процесса их жизни, а не каких бы то ни было его конкретных проявлений.

Мое взаимодействие с ними может только стимулировать рост, реально же они развиваются сами. Например, дразня Маму по поводу ее мученичества, жертвенности, я могу стимулировать ее к росту, но в настоящем смысле это еще не рост. Рост начнется только тогда, когда она сама, без посторонней помощи отправится в путь. Причем даже не очень важно, чтобы она добилась полного успеха. Необходимо лишь ее мужество совершить попытку, преодолеть страх первого шага.

И опять, я вовсе не интересуюсь конкретными способами их изменений. Больше всего я озабочен тем, как бы посильнее раскачать их лодку, чтобы они могли свободно начать собственное движение. Когда люди начинают жить свободнее, это видно прежде всего по качеству их межличностных взаимодействий. Здесь всегда присутствует спонтанность и открытость, способность быть другим и принимать различия без ужаса и паники. Вынужденный конформизм для всех членов семьи сменяется способностью наслаждаться проявляющимися различиями. Вместо циничных насмешек над другими появляется способность при всех смеяться над собой.

Во всем этом присутствует дух перевоплощения, перестройки. События и проблемы внешней реальности трудно в одночасье изменить, но теперь семья встречает их с меньшей напряженностью и страхом. Развивающееся чувство взаимосвязанности освобождает их от обременительных ощущений изоляции и нереалистичности.

И уже не так существенно, что Джонни все еще мочится в постели, а Мама пока не может решиться смененить место работы. Если терапевт будет соблазнен моделями поведенческих изменений, он по сути дела станет наемным работником клиентов, которые будут его контролировать своими действиями. Семье в данном случае предписывалось бы лишь произвести некоторые изменения в своем поведении, а терапевт будет всегда в их распоряжении. Когда они не смогут произвести существенные изменения в своей жизни, терапевт застрянет и не сможет двигаться дальше. Ему тогда останется только объявить себя несправившимся, а их – сопротивляющимися.

Мои усилия направлены на то, чтобы полностью справиться со всей этой неразберихой. Адекватный процесс может начаться только в том случае, если я сам останусь центром собственной жизни и буду защищать свои границы. Их же рост начнется тогда, когда и они смогут установить более подходящие границы и взять на себя ответственность за свою собственную жизнь.

Повторная встреча с семьей

Через три года семья собралась на повторную встречу. Когда вы будете читать ее протокол, следите за “показателями” роста и другими изменениями, которые произошли за это время. Повторная встреча была назначена после звонка Ванессы, которая сказала, что семья планирует еще один сбор. Она спросила, смогу ли я встретиться с ними. Я с готовностью принял это предложение, вспоминая, сколько наслаждения доставили мне их предыдущие визиты.

Участвуя в обсуждении формальностей, связанных с этой встречей, Гейл потребовала, чтобы она состояла из двух частей, и предложила, чтобы первая часть представляла собой дополнительную и самостоятельную терапевтическую сессию, а не просто подведение итогов предыдущей работы.

Когда семья вошла в кабинет, в них чувствовались пыл, рвение и возбуждение и никаких видимых проявлений страха или опасения. Они выглядели уже совсем по-другому. Папа сбросил вес и уже не казался таким провинциалом. Наряды Ванессы стали более сдержанными и не такими цветистыми. Гейл выглядела более живо, взгляд ее стал ясным и открытым, она заметно пополнела. На запястье Мамы были медицинские браслеты от артрита.

Как только мы расселись и стали довольно скованно рассматривать друг друга, Гейл первой начала говорить о событиях в своей жизни за прошедшие три года. Она стала принимать гораздо меньше лекарств. Вялость и малоподвижность ее психики, которые прежде были столь заметны, исчезли. Гейл добилась того, чтобы совсем переехать из лечебницы, и жила одна. Еще она устроилась на работу.

Потом Гейл стала говорить о парнях и своих проблемах с ними. Поскольку она стала самодостаточным членом семьи, вполне оперившейся взрослой дочкой, она тоже (чем же она хуже других!) заимела проблемы с парнями! Заметьте, какое значительное продвижение по сравнению с предыдущей встречей!

К: Почему ты бросила своего парня?

Г: Это он бросил меня и начал встречаться с другой девушкой. Я сказала, пусть он делает как хочет, он и стал с ней встречаться.

Ван: Но ведь были и другие важные вещи! Например, секс и брак. Ты всего этого не хотела, и он помахал тебе рукой.

М: Да.

Мар: Он спросил тебя, выйдешь ли ты за него замуж, правда?

К: Он хотел и того и другого – или же только одного? Брак или просто секс?

Г: И то и другое.

К: Во всяком случае это лучше, чем только одно.

М: Да, конечно.

К: Иногда эти ребята хотят жениться, но совсем не хотят секса. Несколько дней назад ко мне пришла пара, состощая в браке один год. Они согласились пожениться, потому что муж сказал: не будет никакого секса.

Мар: Да ну, не может быть!

К: Оказалось, что он имел в виду жениться и одновременно быть гомосексуалистом. Такой номер не прошел. Гейл, ты уже нашла себе другого парня?