Он не понимал, что с ним происходит. Однажды он твердо решил никогда больше не поддаваться эмоциям, сказав себе, что гораздо безопаснее обходиться без любви. И вот сейчас у него вдруг возникло ощущение, будто с него сорвали панцирь и он остался совершенно беззащитным, ошеломленный и испуганный бурей собственных чувств. Его обнаженная раненая душа кровоточила, и ему все еще не верилось, что это произошло.

Грей глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Даже сейчас его трясло при воспоминании о том, что он испытал, глядя на припухшие губы Джессики. Как же он злился, как дико ревновал к незнакомому мужчине, который целовал Джессику с такой страстью, что та даже не почувствовала боли или не обратила на нее внимания!

Она сказала, что у нее нет приятеля. Но кто-то же целовал ее так?! Проклятье, стоило Грею закрыть глаза, как он почти наяву чувствовал под своими губами ее губы, ощущал, как касается ее шеи, груди, чувствовал ее ответную реакцию и слышал, как она тихонько и немного удивленно вскрикивает от удовольствия…

Сзади посигналили. Грей выругался, заметив, что красный свет светофора сменился зеленым, а он все еще сидит, невидяще уставившись в пространство. Нужно прекратить это. Тому, что происходит, не должно быть места в его жизни, это слишком опасно. Однажды он уже возомнил себя влюбленным и думал, что любим. И что же? Как выяснилось, он ошибся по обоим пунктам.

Больше он не попадется в эту ловушку. Никогда.

Грей не переставал удивлять Джессику. Он был очень противоречивой личностью: то вел себя как самый любящий отец, то вдруг через мгновение мог шарахнуться от сына, словно испугавшись. Но чего он боялся? Конечно же не любви Фредди… Может, Грей боялся его полюбить?

Джессика нахмурилась, в который раз возвращаясь к этой мысли. С того памятного утра, когда Грей целовал ее во сне, прошло почти две недели. Джессика гнала опасные воспоминания и твердила себе, что этот инцидент нужно поглубже похоронить в памяти и никогда не возвращаться к нему. Потому что если она этого не сделает, если позволит воспоминаниям взять власть над ее разумом и чувствами… Джессика содрогнулась, боясь даже подумать, чем это могло закончиться.

У ее чувств к Грею нет будущего, нет никакой надежды, что он ответит на ее любовь, – его поведение по отношению к ней не оставляло никаких иллюзий. Грей держался с холодной вежливостью, из-под которой иногда проглядывала плохо скрытая неприязнь. Да, он взял ее на работу, но только потому, что не смог найти для Фредерика более подходящей няни, и Джессика видела, как его раздражает ее присутствие в доме, да и она сама. Всякий раз, когда Фредди бросался ей на шею или обращался к ней с какой-то просьбой, Джессика чувствовала на себе недовольный взгляд Грея. Ему явно не нравилось, что Фредди все больше привязывается к Джессике.

Ее это тоже беспокоило, но по иным причинам. Фредди был очень ранимым ребенком, она как могла старалась сделать его более самостоятельным, познакомить с другими детьми. В какой-то степени ей это удалось, но Фредди все еще цеплялся за нее, словно боялся, что Джессика может исчезнуть в его отсутствие.

Конечно, для мальчика, перенесшего эмоциональную травму, такая реакция была вполне естественной, но нужно, чтобы Фредди адресовал свою любовь и детскую потребность в защите кому-то, кто будет с ним постоянно, а не временной няне вроде нее.

К счастью, благодаря ее осторожному, но неустанному поощрению мальчик постепенно начал лучше относиться к отцу, учился видеть в нем не врага, а друга. В свою очередь Грей тоже стал внимательнее к сыну и проявлял больше нежности, чем раньше. И все же временами, когда Джессика уже готова была поздравить себя с тем, что удалось наладить контакт между отцом и сыном, Грей, приласкав мальчика, вдруг отстранялся, и язык тела выдавал его внутреннее напряжение, какую-то настороженность. Казалось, он боялся полюбить сына.

Джессика не могла этого понять. Кто может бояться любви к собственному ребенку? Разве что отец, у которого уже однажды отнимали дитя и который подсознательно боится, что это может повториться? Или человек, в сознании которого любовь так тесно переплелась с болью, что он уже не может отделить одно от другого?

Хорошо бы, если бы она могла свободно обсудить с Греем его чувства и поделиться собственными опасениями. Джессику пугало, что своей холодностью он может причинить боль мальчику, воспитать в нем дурную привычку не доверять естественным душевным порывам, подавлять всякое желание проявить свою любовь и привязанность к отцу, и в конце концов Фредди еще больше замкнется в своей раковине. Но даже если бы Грей не был таким неприступным, собственные чувства к нему сковывали Джессику, не позволяли ей поговорить с ним начистоту.

Джессика уже начала серьезно сомневаться, подходящий ли она человек, чтобы заботиться о Фредди. Как-то раз она попыталась заикнуться о своих сомнениях, но Грей отреагировал очень остро. Он сразу помрачнел, стал обвинять ее в нарушении контракта, и Джессике пришлось отступить. К сожалению, она не могла достаточно весомо и убедительно изложить ему причины своего беспокойства.

Все, что основывалось на чувствах, вызывало у Грея инстинктивное недоверие, это Джессика уже усвоила. Должно быть, он очень сильно любил мать Фредди, если их разрыв так сильно повлиял на него, с горечью думала она.

Когда она поделилась своими мыслями с Долли, присутствовавший при этом Джошуа покачал головой и возразил:

– Я слышал совсем другое. Насколько мне известно, они поженились только потому, что Пенелопе забеременела, причем, говорят, Грею еще пришлось ее всячески уговаривать, чтобы она не сделала аборт. Когда их брак распался, это никого особенно не удивило. Ни для кого не секрет, что какая бы страсть ни свела их вместе, она обратилась в пепел задолго до их свадьбы, тем более – до рождения Фредди.

Джессика тихонько ахнула, и Джошуа снова покачал головой.

– Знаешь, в чем твоя беда? Ты слишком мягкосердечна и ужасная идеалистка, – сказал он.

– В этой истории мне больше всего жаль Фредди, – вмешалась Долли. – Бедняжке еще повезло, что с ним оказалась ты.

– Боюсь, от меня больше вреда, чем пользы, – возразила Джессика. – Ему нужно, чтобы кто-то остался с ним навсегда.

– Ты хочешь сказать, что Грею надо снова жениться? – спросил Джошуа. – Вряд ли это когда-нибудь случится. Говорят, после развода он поклялся больше не жениться, да он и не из тех мужчин, с кем легко сблизиться.

– Это верно, – согласилась Джессика.

И все-таки, даже не будь того поцелуя, она бы не назвала Грея холодным. Просто он привык держать все в себе, и временами Джессике даже казалось, что от его тела исходит жар, вызванный скопившимся внутри напряжением.

С тех пор как она стала работать в его доме, Грей становился все более вспыльчивым, а порой бывал так несправедлив в своей критике, что Джессика невольно спрашивала себя, не пытается ли он нарочно спровоцировать ее, чтобы она разорвала контракт и ушла? С другой стороны, если он хотел от нее избавиться, достаточно было лишь сказать об этом, к тому же Грей не производил впечатления человека, который станет прибегать к разного рода трусливым уловкам, чтобы переложить ответственность на другого.

И все же временами он смотрел на нее почти с ненавистью. Он стал возвращаться домой все позже и позже, так что Джессике приходилось все дольше задерживаться после официального окончания своего рабочего дня. Если она заводила разговор об этом, Грей не упускал случая напомнить, что с самого начала предлагал ей поселиться в доме.

Сегодняшний день – не исключение, устало подумала Джессика, доглаживая школьную форму Фредди. Когда она предупредила, что приглашена на ужин, Грей пообещал вернуться к шести, однако часы показывали половину седьмого, а его все не было.

Джессика должна была быть четвертой в компании с Долли, Джошуа и его деловым партнером, на несколько дней приехавшим в их края. В первый раз заговорив про ужин, Долли сразу заявила, что не пытается сосватать Джессику. Джессика ей, конечно, не поверила, но она была слишком многим обязана двоюродной сестре, чтобы противиться ее планам. И вот ей пришлось позвонить Долли и предупредить, что, судя по всему, она не сможет к ним присоединиться. Как и следовало ожидать, сестра не пришла в восторг.