Валерка сел рядом со мной на диван, подогнув под себя одну ногу. На выстав-ленном худом колене виднелся белесый шрам. Я потрогала его пальцем. Валерка пой-мал мою руку и сжал.
— Это я в детстве шандарахнулся. С велосипеда. Ты совсем сегодня спать не бу-дешь?
— Не знаю.
— Я уж подумал, ты от меня сбежала.
И так взглянул на меня искоса. Глаза светлые-светлые.
— Не-ет, — сказала я.
Валерка подвинулся, обнял меня за талию. Я уткнулась головой в его плечо.
— Идем спать, Лерка.
— Я еще не хочу. Ты иди, я через полчаса приду.
Он ушел. Вот я сижу, пишу. Допишу и пойду спать. Лягу рядом, уткнусь в его плечо и засну. Кожа у него пахнет слабо, тихо и чуть-чуть горьким.
В моей жизни никогда не было и не будет чуда большего, чем Валерка. Пусть даже Бог-Творец слетит на землю, чтобы поболтать со мной….
Анвар Сафиуллин, 19 лет, студент 3-го курса географического факультета:
Да, вот это был номер. Мы все прямо обалдели, как парня этого увидели. А Лер-ка-то наша зарумянилась так и пошла к нему. Нет, целоваться они не стали, ничего та-кого, да и парень этот был не мальчик какой-нибудь. Сразу видно класс, между прочим. Хоть сейчас все носят одно и то же, дубленки, кожанки, но класс сразу видать. Дублен-ка черная, короткая, новая, шарф такой темный, шелковый. Стриженный очень корот-ко, и взгляд такой острый.
В общем, отхватила себе Лерка — будь здоров. Главно, парень такой — без пон-тов. Никаких там мобильников у всех на виду или там перстней. Спокойный такой, все неброское, небрежное, а глаза-то острые. Не какой-то там, в общем. Не знаю даже, где Лерка умудрилась с таким познакомиться.
Не он ли ее?… Ну, знаете. Хотя… кто знает, все может быть. Хотя я вообще не могу представить, чтоб нашу Лерку, мышку серенькую, было за что убить. Придурок какой-нибудь, грабитель — да, а этот парень — не знаю. Вряд ли.
Я мало ее знал? Ну, может, и мало, но мы же три года вместе учились. Она же не шпионка, чтоб на самом деле быть такой, а на людях изображать из себя совсем дру-гую. Это только в кино бывает. Да это, между прочим, страшно трудно. Это ж каким актером нужно быть, да еще постоянно — нет, это почти невозможно.
Инна Михайлова, 19 лет, студентка 3-го курса географического факультета:
Не думаю, что Лера стала бы мне рассказывать о том, что она спала с парнем. На самом деле откровенностью она не отличалась, хотя и очень много говорила, иногда болтала просто без умолку. Но она никогда не говорила о личном. И знаете, с таким любопытством смотрела на тех, кто при ней начинал толковать о своих личных про-блемах. Лера не понимала, как такое можно говорить вслух, да еще не друзьям, а про-сто знакомым.
Лера действительно в некоторых вещах была наивной, но не до такой же степе-ни. И потом, нам по девятнадцать лет, мы не дети давно. У нашего поколения совсем другое отношение к сексу, знаете ли. Может, Лера и было девственницей, но это лишь потому, что у нее не было ни с кем серьезных отношений. Отношения появились, поя-вился и секс. Лера понимала, конечно, что иначе мужчину ей не удержать, она ведь уже не школьница, и дурой она тоже не была.
Сейчас к этому относятся совсем иначе, чем двадцать лет назад. Я не говорю, что этим нужно заниматься с малолетства, но ведь это нормальная и вполне достойная часть жизни любого взрослого человека, а отношение к этому такое. Будто мы все еще живем в СССР, где "секса нет".
Да, в пятницу ее встречал какой-то парень. Значит, это и был Валера? Невысо-кий такой, худенький, светловолосый. Совсем мальчик. Знаете, бывают такие мужчи-ны, которые до пятидесяти лет выглядят как двадцатилетние, а потом начинают выгля-деть как тридцатилетние, только почему-то с сединой.
Лера сразу обо мне забыла, как только его увидела. Мне показалось, она испуга-лась или была недовольна. Чем? Ну, знаете, она не из тех, кто демонстрирует своих парней всем окружающим. Ее отношения с кем-то — это ее дело, так она считала.
Каким он мне показался? Я ведь его видела минуты две. Но на бандита он не был похож, это точно. Мне показалось, приличный парень, студент какой-нибудь.
Пятница
Из дневника Валерии Щукиной. Пятница, 7 декабря.
С утра Валерка отвез меня в университет. В ауди оказалось очень уютно. До это-го я никогда не ездила в иномарках, даже смешно.
Он меня отвез, после лекции встретил. Он очень боится, что со мной что-нибудь случиться. Хоть я и постаралась изобразить все как нападение обычного придурка, Ва-лерка будто чувствует, что все не так безобидно. Если вообще так можно сказать о на-падении. Может, и правда, чувствует, он ведь прошел войну, да и сейчас у него обста-новка, похоже, приближенная к боевой. Саша ведь тоже мне не очень-то поверил. Мою нехитрую ложь они могут, наверное, распознать с полуслова.
Странное меня охватило чувство, когда в коридоре университета я увидела Ва-леру. Стоит, руки в карманы. Я разговаривала с Инкой, но, как только мы вышли из дверей аудитории, я на полуслове прикусила язык и, забыв про Инку, пошла к Валере. Он меня, слава богу, не обнял, ничего такого, просто сказал:
— Я тебя подвезу домой. Пошли.
И мы пошли.
Он меня только отвез. Проводил до квартиры, подождал, пока я открою дверь.
Я ему сказала:
— Оставайся.
— Я не могу, Лер. Я бы остался.
— Позвонишь?
Он хмыкнул.
— Я тебе не надоел своими звонками?
— Нет.
— Ладно, я пошел. Дверь хорошо закрой.
Он ушел, и сразу стало пусто. Как это у Борхеса:
Пока звонок забьется, дверь откроют
И — утоление моей тоски —
Войдешь ты, предначертано Вселенной
Исполнить бесконечную чреду
Мельчайших действий. Разум не измерит
То полуобморочное число
Фигур, учетверенных зеркалами,
Теснящихся и тающих теней,
Растущих и сливающихся тропок.
Песка не хватит, чтобы их исчислить.
(Спешат мои сердечные часы,
считая злое время ожиданья).
Пока войдешь,
Чернец увидит долгожданный якорь,
Погибнет тигр на острове Суматра
И на Борнео девять человек.
Сегодня я сдала два зачета. Надо еще реферат написать, но я ничего не хочу де-лать. Жалко, что Валерка не остался. Нам ведь и поговорить не о чем, но с ним все рав-но как-то лучше.
А потом на кухне раздался шум и звон посуды. Я тихо удивилась и пошла по-смотреть, что там такое. На кухне был Асмодей, высокий, худой, в свитере, на этот раз неожиданно белом, и синих новеньких джинсах. Еще на кухне была банка с вареньем, уже наполовину пустая. Закипал чайник. Я даже не удивилась.
Он очень странно выглядел в этом белоснежном свитере, пушистом таком, с широким воротом. Смуглое его лицо на этаком фоне казалось почти черным. Я села за стол и, подперев щеку рукой, стала смотреть на Асмодея. Он деловито помыл заварник, со знанием дела бросил туда заварки, подумал, добавил еще щепотку, залил кипятком. Дал настояться, разлил по чашкам. Я приняла чашку из его рук. Асмодей уселся напро-тив меня и потянулся ложкой за вареньем.
— Чем обязана этим визитом?
— Мы не договорили.
Я подумала и согласилась.
— И о чем вы хотите поговорить?
— Например, о вашем друге.
— О Валере?
— Он интересный человек, — сказал Асмодей и вдруг прибавил с улыбкой, — Так ведь вы считаете, Валерия?
— И что же?
— Он посредственность, — отвечал Асмодей, — У него нет ни сердца, ни ума, ни воображения. Нет ничего из тех качеств, что заставляют вертеться нашу планету.
— Вы так думаете, — сказала я, упирая на слове «вы».
— Большего всего меня это поражает — то, что вы, Валерия, считаете его неорди-нарным человеком. Ведь таких, как он, миллионы и миллионы, они заполонили землю. Имя им — легион, увы! Тем хуже для всех остальных. Хотите, я расскажу вам, что это за человек? Он примитивен. Он родился обывателем. Он даже не ощущает себя как лич-ность. Не ощущает себя отдельно от остальных людей. Он мог бы, наверное, сойти с ума, но ему никогда бы не пришло в голову, что окружающий его мир иллюзорен. Нет, такой основы у его сумасшествия не могло бы быть.