Вечер. Точнее уже ночь. Точнее, уже завтра, просто я заснуть не могу.

Когда я поднималась по лестницу, мне встретился Саша Новоселов. Он меня пригласил на день рождения. Смешно, как давно я его знаю, он же живет прямо подо мной, но на дне рождения я у него до сих пор не была. Я сначала стала отказываться, но потом пообещала зайти. Вообще-то, я просто пообещала, идти не собиралась, но потом мне стало так невыносимо сидеть дома одной, что я пошла.

Саша, конечно, гораздо старше меня, ему под сорок, но парень он компаней-ский. Я справляла у него прошлый Новый Год, это было после смерти родителей, и мне было тогда так паршиво. У Саши собирается куча народа, и в прошлый раз все было очень мило и весело. Люди собираются самые разные, и молодые, и постарше, и все веселятся до упаду. В общем, я пошла. Теперь я так рада, что пошла. Странно даже ду-мать, что я могла бы не пойти и просидеть весь вечер дома. Теперь странно думать, что я могла не встретить Валеру.

Квартира у Новоселова такая же, как у меня, четыре комнаты. Гостей было че-ловек тридцать. Когда я пришла, веселье было в самом разгаре. Оглушительно играла музыка. За накрытым столом сидели человек пять или шесть, остальные танцевали или просто стояли группками и болтали. В подарок я принесла книгу о рыбалке, взяла из папиной библиотеки, какой-то там раритет прошлого века. Саша на нее давно зуб то-чил, он заядлый рыбак. Он очень обрадовался и повел меня знакомиться с неким "мо-лодым человеком", буквально потащил, хоть я и сопротивлялась изо всех сил. "Моло-дой человек" оказался высоким чернявым парнем, звали его Шамиль, он работает про-граммистом у Саши на фирме. Саша, видно, решил, что меня обязательно нужно раз-влекать — ну, а как еще развлекать девушку? И Шамиль честно пытался, но мне было скорее скучно. Я не умею веселиться, наверное. Все эти танцы, выпивка и анекдоты ос-тавляют во мне лишь ощущение скуки. Мы выпили шампанского, поболтали немного. Танцевать я отказалась. Кончилось тем, что от шампанского у меня разболелась голова, и я вышла на кухню.

Здесь было темно. Через открытую форточку вливался свежий морозный воздух — хорошо-то как! Я стояла, опершись локтями об холодный подоконник, и смотрела в окно, а там наступила уже ночь, и улица была бархатно-черной, только в доме напротив горели несколько окон. Хорошо, в общем, было. Такое отдохновение для глаз и сердца. Я все смотрела вниз, а потом подняла глаза и засмотрелась на звезды — звездная была ночь! Здесь уж я, конечно, абсолютный профан, я уж и так смотрела, и этак, все пыта-лась понять, на Большую Медведицу я смотрю, или мне это только кажется от избы-точного невежества. А потом вдруг так бесцеремонно зажегся свет, я аж вздрогнула, и в кухню кто-то зашел.

Я повернулась, не стоять же к человеку спиной. Это был невысокий худой па-рень в темно-серых брюках и синей рубашке. Русые волосы, стриженные очень корот-ко. Он доставал что-то из холодильника, и в первый миг я увидела лишь согнутую спи-ну в свободной рубашке и серые костюмные брюки с задним карманом на пуговице. Он выпрямился, держа в каждой руке по бутылке шампанского.

О-ля-ля. Как объяснить это ощущение? Я не знаю. Я буквально не сводила с не-го глаз, он, наверное, подумал, что я не в себе. А я — я сразу почувствовала, что нечто необычайное вошло в мою жизнь, то, чего в ней не было до сих пор и чего не должно было быть. Я кожей почувствовала, что это — человек настолько мне чуждый, что будь он инопланетянином, он не мог быть более далек от меня, чем теперь. А так — ничего особенного. Очень худое лицо. Бледная кожа обтягивает скулы — словно шелковистая ткань, другого сравнения даже подобрать не могу. Лицо невыразительное совершенно, такое, впрочем, часто можно встретить у блондинов.

Он поставил обе бутылки на стол. Слегка откинул голову. И взгляд такой оцени-вающий. А потом этот парень улыбнулся слегка, одним углом рта и сказал:

— Привет. Меня зовут Валера. А тебя?

— Лера, — сказала я, — Валерия.

— Серьезно?

Лицо его изменилось. Потеплело, во всяком случае оценивающее выражение исчезло, а появилось…. Даже не знаю, как сказать. Веселье, что ли? Так появляются пузырьки в шампанском.

— Да, — сказала я, а губы мои расплывались в идиотской улыбке.

— Ну, надо же!

Он сунул большие пальцы в карманы брюк, оттянул карманы. Покачался на пят-ках. Глаза у него светлые, серые, почти бесцветные

— Валерка, да где ты там? — донеслось из комнаты.

— Иду! — откликнулся он.

Подхватил бутылки и, улыбнувшись мельком, исчез.

А я осталась стоять, и в груди моей было пусто и холодно, а в голове бродили шальные мысли — как бродит молодое вино. Я была слегка ошеломлена.

Все-таки мы многое узнаем о людях с первого взгляда. С первого вздоха, с пер-вого шелеста. Не зрением, не слухом, а просто — душой. Есть такой орган чувства, душа называется. Сразу ведь чувствуется, есть ли в человеке что-то родственное или он со-вершенно чужд тебе. Этот — был чужой абсолютно, как в этих фильмах про чудовищ, где снимается Сигурни Уивер. Наверное, это звучит очень странно, но так много на свете людей — почти шесть миллиардов! — и два человека могут быть бесконечно дале-ки друг от друга. Когда такие люди сталкиваются, обычно они понимают свою разность и уходят от общения. И если бы он сам не подошел ко мне, я сама никогда не заговори-ла бы с ним.

Тогда, в первый момент, я просто — не знаю — удивлялась тому, что встретила такого человека. Я чувствовала в нем что-то, мной совершенно неизведанное, что-то, что было и есть выше моего понимания. Чужой мир, незнакомый мир прошел рядом со мной. Скажи я такое кому-нибудь, это показалось бы излишней поэтичностью, но именно так я чувствовала. И ничего поэтичного в этом нет. Люди, которых я не пони-маю, пугают меня, я стараюсь обходить их стороной — именно потому, что не понимаю, что ими движет.

Я никогда бы не подошла к нему, не посмела бы заговорить. Мне всегда кажет-ся, что такие люди, люди реальности, не понимающие, что мной движет, должны пре-зирать меня. Мне отчего-то кажется, что они с первого взгляда чувствуют во мне мою слабость.

Я сидела в полутьме за столом и потихоньку ела виноград. Шамиль куда-то ус-вистал — на мое счастье. И тут подходит ко мне давешний парень и садиться рядом на стул, придвигается ко мне и так приобнимает. Я опешила. Мне показалось, он был уже хорошо навеселе. И сел он так близко, что я оказалась вся в атмосфере его жаркого раз-горяченного тела.

Вся беда в том, что я теряюсь в таких ситуациях. Будь мне противно, я не смогла бы от смущения даже отодвинуться от него. Правда, противно мне не было. Самое странно то, что он мне нравился, понравился с самого начала. Есть в нем что-то — что не выразить словами. Нет, вовсе не привлекательность, а — не знаю, не знаю. Одновре-менно что-то детское и старческое, умудренность жизнью и непосредственность. Не знаю. Он похож чем-то на животное: ведь животные мудры, они знаю то, чего не знаем мы, и в то же время — души их так неразвиты и наивны, как души еще не рожденных младенцев. Вот ведь какая штука. Я встретила парня, и он мне понравился — все так просто, но он понравился мне вовсе не как мужчина. Я могла бы так полюбить ветер. Я могла бы так полюбить дождь. Точнее я не могу это выразить. У меня просто нет таких слов.

А он ко мне наклонился и говорит:

— Что-то ты скучаешь, тезка. Выпьем? Давай выпьем. Что тебе налить, белого или красного?

Язык у него не заплетался, но интонации были какие-то пьяные — как будто бы напился не он, а только его интонации.

— Белого, — сказала я.

— Может, водки? Хорошая водка, мягкая? Давай водки?

От водки я отказалась. Он налил мне бокал желтоватого вина, себе плеснул вод-ки. Мы выпили. Он стал отщипывать виноград от грозди, которую я держала в руке. В его позе, в том, как он сидел, покачиваясь на стуле, было что-то пьяное и веселое. Во-обще-то я терпеть не могу пьяных, но в этот раз мне было просто смешно — и немного грустно. Уж сама не знаю, почему.