Было за полночь, когда главарь рассадил засады, указал людям, где будут стоять их кони, научил класть бревна на дорогу — и исчез в темноте.

Наступило ожидание.

Два часа спустя на мосту раздались выстрелы. Калой, двое эгиаульцев и один из местных выскочили из-за камней и уложили поперек дороги бревна, укрепили их валунами.

Не успели они справиться с этим, как послышался конский топот. По дороге неслись два всадника. Наскочив на завал, один из них полетел вместе с лошадью, второй чудом уцелел и умчался.

И тотчас же показался дилижанс. Подпрыгивая на камнях, он гремел и чуть не переворачивался. Четверка летела карьером. Кучер, стоя, нахлестывал лошадей. Из открытой дверцы с револьвером в руке до половины высунулся почтовый чиновник.

На завале кони осели, запутались в постромках и повалились друг на друга. Кучер упал. Карета остановилась.

Чиновник спрыгнул на дорогу и выпалил наугад.

В тот же миг что-то сжало его руку с невероятной силой. Он оглянулся. Человек, перед которым он сам себе показался ребенком, как игрушку, забрав у него револьвер, бросился к карете.

Чиновник в ужасе пополз с дороги и исчез в кустах.

Горцы вытаскивали из дилижанса мешки, связывали их попарно и навьючивали на лошадей.

— Пошли! Пошли! Пошли! — торопил их главарь. И через считанные минуты на месте нападения остался лишь перевернутый дилижанс, смертельно испуганный чиновник в кустах да кучер, который стонал и охал от ушибов На рассвете абреки сошлись в условленном месте и приступили к дележу добычи.

В мешках оказались письма, деловые бумаги и деньги. Оценили стоимость лошадей. На них нашлось много охотников.

Когда все было поделено поровну и каждый получил свою долю, Калой достал из кармана револьвер и предложил оценить и его.

Но главарь полюбовался им и вернул его Калою.

— Оружие мы оставляем тому, кто его добыл, — сказал он. — Горцы, вы с нами в деле впервые. Хочу вам сказать: мы не воры. Царские войска, его люди забрали у нас земли и поделили их между собой. А мы заставляем их оплачивать то, что они присвоили себе. Мы грабим казну, городских богачей, помещичьи и княжеские стада и живем. Кто это принимает, тот наш. Кто думает грабить любого, тот должен искать иных друзей. Мы считаем это справедливым. Кто из вас захочет быть с нами, всегда найдет путь к нам через нашего друга в Пимате.

Калой слушал, стараясь понять и запомнить эти слова.

Значит, здесь собрались не просто удальцы, а такие же, как и он, которых обездолила власть. Они мстят. И добывают себе на жизнь… Было над чем подумать.

А рыжеусый главарь, заломив черную папаху, продолжал:

— Сегодня мы все вернулись невредимыми. Кажется, и у наших врагов никто не пострадал. Но это война. Маленькая, но война. И кто будет с нами, тот должен знать: в драке иной раз такое бывает, что вместо добычи нам едва удается унести своих раненых и убитых. — На этом он оборвал свою речь и, только когда все были уже на лошадях, добавил: — Наш закон: никого не выдавать!.. Кто попадется — тянет все сам. Что попадется — всем поровну! Месяц-другой надо затихнуть. Шум большой поднимется. Будут искать, пугать… У каждого есть клочок земли. Идет время жатвы. Поработаем. Посмотрим, сколько каждому будет нужно до нового урожая, да и соберемся, чтобы, как сегодня, пополнить запасы. Ну, счастливой дороги, парни. По домам!

И всадники разъехались, оставив в лесу груду сожженных бумаг, которую быстро размел налетевший ветер.

Эгиаульцы были поражены, с какой легкостью досталось им богатство. Ведь столько денег они не могли сколотить за всю свою жизнь! Но они понимали, что за них можно было сложить голову. Лесными тропами Эги направились в свои горы. Ехали цепочкой. Вел братьев Иналук. Немного погодя, они посовещались, разделились: трое поехали через перевал Ака-бос[100], трое направились в проход Барта-бос[101]. Передав свою винтовку Иналуку, Калой решил, как он сказал, повидать родных матери и вернуться по Ассе.

Никто не должен знать, что все они были вместе.

Но, кроме этой цели, путь в объезд Калой выбрал и по другой причине.

Простившись с Зору со скалы Сеска-Солсы еще вчера, он знал, что ее лишь сегодня вывезут из ущелья Ассы на плоскость. И его непреодолимо повлекло туда, чтобы еще раз хоть издали взглянуть на нее, пусть уже совсем чужую…

Он понимал, что для него теперь все потеряно. Но рассуждать было проще. А сердце не хотело примириться с тем, что оно осиротело.

Остерегаясь встречи в лесу с казаками, минуя большие дороги и открытые поляны, он перебрался через Сейвинадук[102] и спустился в Галашкинскую долину. Здесь, по берегам Ассы, лежали плодородные земли — пашни, луга, которые поднимались в горы и терялась в дремучих буковых и чинаровых лесах.

Земли эти в древности принадлежали ингушскому племени, и только с покорением Кавказа царь отнял их у народа и роздал в виде награды за службу обосновавшимся на реке Сунже казакам. С тех пор ингуши селений Галашки, Мужичи, Алкун вынуждены были арендовать свои же земли, начиная прямо от околиц своих аулов. Знал о печальной судьбе этих сел и Калой. Глядя на них, он еще раз вспомнил рыжеусого главаря ночного налета и твердо решил: «Справедливое дело. С врагом — по-вражески».

Не показываясь на проселочной дороге, краем леса он миновал села Галашки, Мужичи. Но как только показались плоскокрышие мазанки Алкуна, Калой увидел всадников и подводы. Они двигались с плоскости к началу ущелья, до которого было всего несколько верст. Присмотревшись, он понял, что это народ, прибывший для встречи невесты.

«Зачем я здесь? Где мое мужество? Что я кручусь около людей, которые заняты своим делом?» — думал он. И, решив, что ему следует избежать встречи с родственниками Чаборза, он, вопреки этому решению, тут же направил Быстрого прямо к ним. Вскоре его приветствовали незнакомые юноши плоскостных аулов. Многие из них были на холеных лошадях.

Поздоровавшись с Калоем и узнав, что он горец, юноши окружили его вниманием, таким же, как если б он был родственником их невесты. Здесь были родовые братья Гойтемировых, родственники Наси, родня жен братьев Чаборза и их многочисленные друзья.

Были здесь и почетные гости: помощник пристава, тот, что был сватом у Чаборза, его сослуживцы, знакомые Гойтемира — назрановские купцы, барантоводы, владельцы мельниц. Они сидели на просторной лужайке в тени огромного, наскоро сделанного шалаша. С этого места было видно и начало ущелья, поросшее лесами, откуда могли появиться поезжане с невестой, были видны и зеленые волны реки.

На поляне шли танцы. Вокруг стояло несколько подвод, паслись стреноженные кони. Юнцы на скакунах гостей то и дело уезжали к ущелью и возвращались с вестью, что там пока никого не видно.

Из аула, куда должны были привезти невесту, в шалаш была доставлена еда и выпивка, и там уже начался пир. Молодые люди прислуживали гостям. Неподалеку горел костер. Над костром в котле разогревалось мясо, бульон.

Танцевали сразу в трех местах широкого круга. Часто раздавались выстрелы. Непрерывно играли три гармонистки, во всю длину рук растягивая гармони. Гремел барабан.

Пришлось станцевать и Калою. Иногда пляски останавливались, и начиналась игра в сватовство. Одну из девушек, по выбору парня, начинали «уговаривать» выйти за него замуж, восхваляя его до небес. И когда девушка говорила традиционное «согласна», ее благодарили, и снова начинались танцы.

Одну из девиц «сосватали» и Калою. Но, объявляя о своем согласии, девушка, оказавшаяся острой на язык, попросила, чтобы «жених» не забыл в приданое прислать ей пару ходулей. Шутку народ принял.

— Только не договаривай до конца, чтоб люди не узнали, что ты собираешься со мною делать, поднявшись на ходули! — ответил Калой.

И снова раздался смех.

— Это ясно!