— Во алейкум салам!!!
Приезжие бледнолицые городские люди были в белых, серых, черных и даже в красных черкесках, в современных и в старомодных, обуженных кверху папахах, как будто они собрались куда-то на праздник.
А им навстречу шли цепи всадников с лицами, обуглившимися на ветру, в серых, истертых о многие земли черкесках. Они с удивлением смотрели на приезжих, как на пришельцев из далекого, забытого мира.
И вот они сошлись, прикладываясь сердцем к сердцу, приветствовали друг друга, как дома, на торжестве родного аула.
Еще не было сказано ни одного слова, но встреча земляков была такой теплой и радостной, что казалось, ничто уже не сможет ее омрачить.
Среди прибывших кавказцев и татар было всего несколько ингушей и чеченцев. С ними приехали и солдаты из революционных полков, и матросы того самого пулеметного дивизиона, который полгода тому назад не принял приветствия князя Багратиона. Ингуши очень обрадовались встрече с ними.
Не прошло и десяти минут, как весь полк уже знал главную правду: никаких беспорядков в городе нет! Их обманули и ведут для того, чтобы задушить революцию.
В одной группе Бийсархо схватился с приезжим.
— Вы немецкие агенты! — кричал он. — Вы не имеете права врываться в воинскую часть со своей болтовней! Я прикажу арестовать вас, если вы сейчас же не уберетесь!
— Не посмеешь, господин офицер! — ответил ему приезжий по-ингушски. — Мы делегация от Совета рабочих и солдатских депутатов, от Петроградского Совета и, кроме этого, имеем полномочия Временного правительства. Проверь документы. — Он протянул офицеру свое удостоверение. Бийсархо прочитал его и вернул.
— Все верно. Но в воинских частях есть воинский порядок. Вы должны предъявить эти полномочия командиру полка и только с его разрешения говорить с людьми! — Бийсархо умышленно отвечал по-русски, чтобы не потерять официального тона. Делегат понял его уловку и тоже перешел на русский язык.
— Господин ротмистр, да будет вам известно, правительственные полномочия не нуждаются ни в чьей санкции. А попытка ограничить их есть беззаконие. Если вы этого не понимаете, можете обратиться за разъяснением к своему командиру. — И, повернувшись к Бийсархо спиной он продолжал свою беседу с горцами.
Бийсархо покраснел от негодования, но сдержался и поспешил к стоявшим в стороне офицерам.
— На что мы смотрим! Надо приказать солдатам вернуться, а этих выдворить вон!
Но офицеры не поддержали его.
— Они не выполнят приказа! — сказал командир второй сотни. — А что тогда? Мы окончательно подорвем свой авторитет и только. Нужно доложить Мерчуле…
Бийсархо вскочил на коня и умчался разыскивать штаб.
А в это время приезжие решили провести митинг и вместе со всадниками направились к поезду.
Один за другим поднимались делегаты на ступеньки паровоза и произносили речи: кто на своем языке, кто на русском. Говорили просто, понятно, и у всадников как бы заново открывались глаза на все, что происходило в России в эти годы, в эти дни. Они поняли, зачем их подогнали с фронта к столице. Возмущение их росло.
Калой внимательно слушал всех, все взвешивал, думал, чему верить, чему нет. Сомневался: нет ли здесь какого подвоха…
В делегации был представитель городского комитета партии. Он посоветовал одному из матросов обратиться к горцам с предложением прислать в Петроград свою делегацию от дивизии.
— Пусть от каждого полка не один и не два, а человек по полсотни поедет! — заявил тот. — Поглядите и сами поймете, чего вам делать: слушать генеральские побасенки и воевать с нами, али кончать с этим делом!
— Правильно! — зашумели горцы.
Офицеры тоже протолкнули одного из своих людей к паровозу. Тот влез на ступеньку и закричал:
— «Правильно!.. Правильно!» А что правильно — и сами не знаете! Их дело сказать свое, — он указал на делегатов, — а наше дело подчиняться своему начальству и делать свое. Если у них там порядок, так для нас еще лучше! Не беспокойтесь, мы приедем к вам только всей дивизией и уйдем, когда прикажут. А теперь — разговорам конец!
Приезжий ингуш хотел было ответить ему, но работник горкома остановил.
— Ты — на запас… Я скажу пару слов.
Он поднялся на паровоз, оглядел горцев, дождался тишины и заговорил, пристально глядя на них, так что каждому казалось, будто он обращается только к нему:
— Горцы! Ингуши! Вы не дети. Вы люди, которые много раз смотрели смерти в глаза, и вы не должны дать обмануть себя. Вам говорят: в Петрограде бунтуют, большевики организуют беспорядки, и вы должны их подавить. Главнокомандующий выдумал это для того, чтобы привести вас сюда. А чтоб вы поверили, тайно переправил в город верных ему людей, которые начнут погромы, как только вы войдете. И тогда будет предлог бросить вас на рабочих. Он хочет с вашей помощью свергнуть Временное правительство, захватить власть. Временному правительству он уже прислал ультиматум! Вы все понимаете меня?
— Понимаем! Говори! — закричали всадники.
— Рать, говорят, стоит до мира, а ложь — до правды! Корнилов хочет стать таким же царем, как Николай, которого мы сбросили со своих плеч. Вот вам и вся правда! Он требует смертной казни на фронте, в тылу! Выступивший здесь всадник заявил: «Придем в город и увидим: все ли там хорошо…» А что вы нам, хлеб и мир везете? Нет, дорогие горцы, вы лучше поторопитесь к своим аулам да там добейтесь революционного порядка! А то воюете вы три года, а дома у вас уже ни жратвы, ни земли! Думать надо.
Людям нравилась его прямая речь. Они задвигались, заговорили все разом.
— Могут сказать, — продолжал оратор, — а почему, мол, вы так не хотите, чтобы мы вошли в город? Отвечу. Ваша дивизия да казачьи дивизии — это десятки тысяч человек!
У нас рабочей Красной гвардии, солдат гарнизона, матросов тоже десятки тысяч человек. И у всех — винтовка!..
Но среди вас и среди нас немало притаилось сволочи. Ее задача — столкнуть нас. А много ли для этого надо? Возле стога соломы с огнем не шутят! Но стог загорится — погибнет солома. Если же будут спровоцированы вооруженные силы? Прольется кровь! Ваша и наша кровь. А генералы в это время сцапают власть! Вот почему мы говорим: мы приехали к вам делегацией, со своей правдой, как братья, без оружия. Теперь приезжайте вы к нам так же делегацией и сами убедитесь во всем! Вот они, ваши единоверцы, и они говорят вам то же самое. А кто думает по-другому, тот наш общий враг! И я прямо скажу: мы готовы и рады встретить друзей. Но готовы и к отпору врагу.
Калой глядел на этого человека издали, вникал в смысл его слов, прислушивался к голосу. Ему казалось, что где-то он слышал его. Что-то знакомое было и в его белом лице, на которое легли следы нелегкого времени. А когда оратор приподнял кепку и провел платком по седому ежику, Калой ринулся вперед. Он был так взволнован, что товарищи испугались и вцепились в него.
— Да ты что? Успокойся! Он ведь правду говорит!
— Это наш гость! Нельзя трогать! — кричали они ему со всех сторон, а он волок их за собой к паровозу.
Работник горкома побледнел. Делегаты встревожились. Калоя схватила уже добрая дюжина рук. Наконец его остановили.
— Илья! Илья! — закричал он тогда и обрушился на своих: — дурачье! Да отвяжитесь вы от меня!
Человек, который только что так мужественно говорил, растерялся, выронил кепку и кинулся к Калою…
Они обнялись… Илья Иванович не сдержал слез. Люди с удивлением смотрели на них, а они отстранялись, разглядывая друг друга, хлопали по плечам и снова обнимались.
— Значит, ты остался! — наконец воскликнул Калой.
— Остался! Вот видишь, остался я!.. — ответил Илья Иванович.
— Много говорить надо. Потом! Очень много! — сказал Калой и, подсадив Илью Ивановича на ступеньку, сам встал рядом с ним.
— Эй! Ингуши! — крикнул он на своем языке. — Вы знаете, кто это?
— Узнаем, если ты скажешь! — ответили из толпы.
— Нет! Не знаете! Потому что я не сумею сказать вам, какой это человек! Пятнадцать лет тому назад я узнал его. Он был брат моему брату Виты. А Виты был не человек, а сердце, плачущее о людях!.. Двенадцать лет тому назад, когда все рабочие люди бунтовали против царя во Владикавказе, Илья и Виты были главными! И их сослали в синюю Сибирь. Он как из могилы вышел! Не узнал я сразу… Сибирь покрыла его голову снегом… — Он поглядел на друга. — Это тот человек, который нам может посоветовать только хорошее.
