«Ешкин кот, и какой же ты громаднущий…» — тоскливо добавила она про себя, в первый раз получив возможность толком рассмотреть своего похитителя. — «С крестьянскую избу ведь, не меньше… Причем, с пятистенную… С терраской… И шеи обхватом с корову… Если не с полторы… Такие не рубить — пилить надо… И не один час… Как же я тебя, родимого, ухайдакаю–то, а?..»

 Бесстрастные желтые глаза с черными вертикальными щелями зрачков не дрогнув встретили ее взгляд.

 Шея средней головы вдруг изогнулась так, что гребнястая землисто–зеленая башка оказалась вровень с лицом Серафимы и всего в полуметре от нее.

 «…А зубы… Ё–муеё… Ну вот зачем вот им такие зубы…»

 Змеиные глаза угрожающе вперились в отчаянно–шальные очи царевны.

 - Слушай меня внимательно и запоминай, — медленно, с расстановкой заговорила голова, и Серафима непроизвольно содрогнулась от оглушительного злобного рыка. Каждое слово, вырывающееся из глотки Змея, было как удар его когтистой лапы — тяжелое, беспощадное и смертоносное.

 - С сегодняшнего дня твое имя не такое, как было прежде. Теперь тебя будут звать царица Елена Прекрасная. Я украла тебя по приказу царя Костея царства Костей. Он хочет жениться на тебе. Если ты хочешь, чтобы твои родичи были живы, то ты не скажешь царю, что ты — это не она. Ты меня поняла?

 Серафима ожидала чего угодно, только не такого.

 Глаза ее вытаращились, рот приоткрылся, и даже дар речи запропал куда–то, оставив вместо себя только туповатое:

 - Че–во?!..

 Я — Елена?..

 Жениться на каком–то Кощее?..

 И Змей — девочка?..

 Ну, вы даете, ребята…

 - Ты гуляла по саду вместе с царицей, — не обращая внимания на ее состояние, очевидно, привыкнув к такому проявлению людской сообразительности в ее присутствии, продолжала Змея. — Значит, ты достаточно высокого рода, чтобы выйти замуж за царя. Как тебя зовут? Не то, чтобы это имело какое–то значение.

 - С–сераф–фима…

 - А кто ты?

 - Жена царевича Ивана…

 - Ты меня поняла, Серафима, жена царевича Ивана? — теперь царевну окружили с трех сторон уже все три головы. — Тебе не нужно повторять дважды? Если ты проговоришься, я сдержу свое обещание, так и знай. А теперь — полетели.

 - Но подожди! Постой! — Серафима вскинула ладони к центральной голове, взывая к ее и ее товарок здравому смыслу. — Ведь я не похожа на Елену!

 - Он не знает, как она выглядит.

 - Но она красавица!

 - Ему сойдешь и ты.

 - Спасибо!

 - Не стоит благодарности.

 - Но я все равно убегу!

 - Я буду лично тебя караулить. И если ты убежишь, то я тебя поймаю. Все. Полетели.

 - Но послушай! Почему ты украл… ла… не саму Елену, а меня? Все ведь было бы гораздо проще! Еще не поздно вернуться и все исправить!.. — увидела царевна в логике действий Змеи дыру, через которую вполне можно было бы выскочить и унести ноги и все остальное.

 Этот простой вопрос неожиданно привел Змею в замешательство. Она моргнула всеми шестью глазами, отвела их и, Серафима могла поклясться, что если бы она была хамелеоном, она бы покраснела.

 - Какая разница… — промямлила левая голова.

 - Я не обязана тебе ничего говорить, — неуверенно фыркнула средняя голова.

 - Хотя, может тебе это поможет пережить твою горькую участь, — вздохнула правая голова. — Я сначала действительно хотела похитить ее…

 - …но, видишь ли…

 - …она бы этого не перенесла…

 - …ей вредно волноваться…

 - …потому что она ждет ребенка.

 - ЧТО???!!! — это известие вызвало реакцию едва ли не более бурную, чем сообщение о своем предстоящем браке с каким–то маньяком под чужим именем. — Что, я хотела сказать? То есть, откуда ты знаешь?..

 - Мы, Летучие Змеи, знаем такие вещи, — средняя голова снова взглянула царевне в глаза, но на этот раз без угрозы — скорее, сочувственно.

 - И я не смогла забрать ее…

 - …никогда бы не простила себе этого…

 - …а ты шла отдельно от всех…

 - …и вид у тебя был такой несчастный…

 - …такой подавленный…

 - …что я подумала, что хуже тебе уже не будет…

 - …и забрала тебя. Вот.

 - Ну, ничего себе!!!.. Ну, ничего себе!!!.. — казалось, Серафима не находила других слов. — Ну, ничего себе!!!..

 Опять она из–за этой Ленки должна страдать! И кто только мог подумать, что та на сносях!..

 Стоп, сказала она сама себе.

 Все могли подумать.

 Потому что все знали.

 В последнее время с этой Еленой все носились, как с вамаяссьской вазой. «Царица, хорошо ли тебе, царица, удобно ли тебе, царица, не замерзла ли, царица, не упарилась ли, не хочешь ли того, не хочешь ли этого, царица то, царица сё…» Все знали. Кроме меня. А мне просто не сочли нужным сказать. Зачем? «Ох, уж эта ужасная Серафима…» Меня никто в семье Иванушки не любил. Что бы они не говорили. Я всегда была там чужая. Да и самому ему я, такое впечатление, надоела. Вечно он чем–то занят, находит десяток нелепейших отговорок, лишь бы не проводить время вместе… Мне скоро придется в комнате его портрет повесить, чтобы не забыть, как он из себя выглядит! Летопереписи у него… Инвентаризация хроник… Наверное, вздохнул с облегчением, когда узнал, что меня эта гадина утащила. Избавился от лишней головной боли… Да от такой жизни хоть к Костею в жены — и то малиной покажется!..

 Где–то в глубине своей смятенной, растерянной души Серафима понимала, что возводит страшную напраслину на Ивана, но ничего не могла с собой поделать — уж больно все оказалось внезапно и очень плохо. И если действительно суждено ей будет провести остатки дней замужем за этим костлявым царьком (конечно, она сильно надеялась, что это будут остатки ЕГО дней, но кто знает), то думать и помнить о том, что Иван и вправду любил ее и теперь места себе не находит, было бы уж совсем невыносимо. Расслабляться нельзя. Надо быть собранной, готовой в любую минуту бить или бежать, что бы ни говорила эта змеюка.

 Ну, царишка недокормленный, ты еще двадцать раз пожалеешь, что связался с царским домом Лукоморья.

 Ну, держись.

 И Серафима упрямо сжала губы, прищурилась, как в поисках цели, и обвела взглядом все три башки, с сострадательным выжиданием наблюдавшие за ее мыслительным процессом, слишком ясно, видно, отражавшимся на ее побледневшем и враз осунувшемся лице.

 - Полетели, — кивнула она.

 Чудовище взмахнуло крыльями размером с крестьянский огород.

 - А послушай, Змея, — вдруг пришел в голову царевне неожиданный вопрос. — У тебя имя какое–нибудь есть? Как тебя звать–то?

 Крылья замерли. Головы переглянулись, и одна из них, потупившись, ответила:

 - Змиулания… Можно Лана…

 - Серафима… Можно Сима, — вымученно улыбнувшись, еще раз представилась она. Конечно, «Сеня» ей нравилось больше, но так ее никто не называл, кроме Иванушки, и делить воспоминания о нем с первой встречной рептилией ей не хотелось.

 Змиулания осторожно подняла ее с земли и взмыла в воздух.

 - Да ты не расстраивайся так, — пока одна голова прокладывала курс, две крайние склонились к ней. — Может, все еще не так плохо. Может, он тебе еще понравится…

 Последнее предположение даже в исполнении Змеи звучало фальшиво, как фагот из водопроводной трубы.

 - Как он хоть выглядит–то? — вздохнула Серафима.

 - Х–хорошо выглядит, — несколько растеряно заверила ее правая голова. — Красивенький. Невысокий такой…

 - Старенький, — сообщила левая голова.

 - Тощенький… — подсказала правая голова.

 - И блондин. Только лысый… — добавила левая голова.

 - И одноглазый, — вспомнила правая.

 - И, по–твоему, это — красивенький?! — от изумления Серафима чуть не вывихнула свои собственные глаза, стараясь посмотреть одновременно в две пары змеиных очей, находящиеся по разные стороны от нее. — По–твоему, это — «хорошо выглядит»?!..

 - Н–ну, д–да, — нерешительно подтвердила правая голова. — А что тебе конкретно в нем не нравится?

 Царевна от такого вопроса даже ненадолго задумалась.