С высоты птичьего полета (если бы в такое время нашлась птица, захотевшая бы здесь полетать) они выбросили зеркало и трофейный меч — чтоб не достались врагу — и, перед тем, как выбросить и факел, чтобы не демаскировал их, прильнули к своей карте.

 Двурогую гору они нашли почти сразу, а совсем рядом с ней — гору с подземным ходом, отмеченным почти стершимся пунктиром. По этой горе проходила граница между Сабрумайским княжеством и царством Костей. Отсюда до Красной Горной страны было километров тридцать по прямой, не больше.

 - Если повезет, — сказал Иванушка тоном человека, который абсолютно не верит в то, что говорит, — то завтра мы будем в Красной Горной стране.

 - Если повезет, — бесцветно поддержал его Агафон, — то послезавтра будет все кончено.

 - Спасибо за поддержку, — кивнул Иван и отвернулся.

 Со всех сторон их окружала непроницаемая, почти материальная, осязаемая и враждебная темнота.

 - Я не это имел ввиду…

 - Луна пропала, — заметил старик.

 - Ветер появился, — дополнил его наблюдения за природой Иван.

 - И снег, — закончил их маг.

 - Где снег?

 - Вон, впе…

 - А–А–А–А–А!!!..

 Прямо перед ними, откуда ни возьмись, вырос, материализовался из тьмы и принял их в свои неласковые объятья необъятный горный склон, покрытый снегом.

 В последний момент ковер попытался сманеврировать, повинуясь телодвижениям пассажиров, набрать высоту, и поэтому они не врезались в вековые сугробы, а плавно, по инерции проскользив несколько метров вверх и зарывшись передним краем в снег, остановились.

 Такой огромной и крутой снежной горки никогда не видали даже в Лукоморье. Верх и низ ее терялись во мраке, но насколько хватало света неугасающего пока факела, кругом лежал только снег, снег, снег…

 - Интересно, почему мы не скатываемся? — наконец осторожно пошевелился чародей. — На таком крутом склоне, можно было бы побиться об заклад, не в состоянии удержаться ни один пред…

 То ли сила тяжести, наконец, спохватилась и занялась своим делом.

 То ли ковер услышал их и признал их правоту.

 То ли налетел решающий порыв ветра, который и нарушил хрупкое равновесие системы…

 Но они вдруг обнаружили, что сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее катятся вниз, и вот они уже не просто катятся, а мчатся, несутся, летят, и снежные волны ведрами бросают им в лицо жесткий колючий снег…

 - А–А–А–А–А!!!.. — снова перекрыло шум поднимающейся бури.

 И внезапно они ощутили, что летят — но летят как–то странно, не так, как летели раньше, а как листок бумаги, упавший со стола — сверху вниз и слегка планируя.

 - Ковер, вве–е–е–е–а–а–а–а–а!!!..

 ПЛЮХ!!!

 Возможно, это горное озеро когда–нибудь назовут в их честь.

 Как первооткрывателей.

 Посмертно.

 Иванушка мог поклясться, что на всей карте, когда они ее разглядывали несколько минут назад, из воды была только слеза Агафона.

 Теперь же…

 От удара о воду путешественники посыпались во все стороны, и черные волны холодно встретили их появление.

 «Ах, да," — вспомнил Иван. «Я же не умею плавать».

 - Я не умею плавать!!! Я не умею плавать!!!.. — озвучил его мысль полный паники голос чародея где–то рядом. — Помогите!!!..

 - Держитесь за ковер! — прокашлял сиплый голос старика. — Он почему–то не тонет!

 - Где ковер?!..

 - Плыви на мой голос!

 - Я не умею плавать!!!

 - Держись!..

 - Я не умею плавать!!!

 По воде что–то зашлепало.

 Иванушка, чувствуя, как его одежда начинает потихоньку намокать, тяжелеть и холодеть, испуганно забил руками и ногами и через несколько секунд уткнулся лицом во что–то плоское и жесткое.

 Ковер?

 Рядом с ним прямо из–под самой поверхности воды исходило неширокой полосой ровное неяркое свечение.

 А это еще что?

 Приглядевшись, он увидел, что это был их факел.

 Иван протянул руку, ухватился за палку, выдернул факел из воды и поднял его высоко, как только мог.

 Дед Зимарь буксировал обмякшего чародея к ковру.

 Хорошо.

 Их крики и свет не привлекли ничьего нездорового внимания.

 Тоже хорошо.

 Но, к разочарованию Иванушки, на этом столбик «Хорошо» его таблицы заканчивался, и начинались столбики «Плохо» и «Очень Плохо».

 Берега не было видно.

 Воздух был холодным, а вода — еще холоднее.

 Одежда, сапоги и меч тянули гирями ко дну.

 Неизвестно, сколько человек сможет выдержать ковер и как долго.

 Неизвестно, сколько человек может выдержать холодной ночью в ледяной воде.

 Сверху начали медленно падать замороженные куски неба.

 Поднапрягши извилины, царевич был уверен, этот список можно было продолжать до бесконечности, но пока ему хватало и этого.

 - Ох, помираю… Ох, силушек моих больше нетушки… — как русалка, наконец добравшаяся до берега, дед Зимарь ухватился за край ковра и навалился на него всей грудью, извергая клубы горячего дыхания. Рядом с ним уцепился Агафон и, хоть он и не проронил ни слова, по лицу его было видно, что ему: а) холодно; б) страшно холодно; в) жутко страшно и г) просто жутко.

 Пока Иванушка пытался растянуть коченеющие губы в стеклянную улыбку и придумать что–нибудь если не полезное, то хотя бы подбодряющее, Агафон заговорил первым:

 - А… ак–кулы… зд–д–д–десь… есть?.. — сформировал губы в слова чародей.

 - Т–ты… ч–что… К–какие… ак–кулы… — закачал головой Иван.

 - К–какие т–тебе… в т–такой х–холодной… в–воде… ак–кулы… с–сынок… — от такого вопроса очнулся даже дед Зимарь. — Р–разве… т–только… в… в шерсти…

 - Т–таких… ак–кул…. н–не… — продрожал Иванушка и вдруг замер. — А в–вы… от–ткуда… зн–наете?..

 - Что? — не понял дед.

 - П–про ак–кул. В ш–шерсти.

 Старик резво повернулся — так, что чуть не согрелся — и вперился взглядом туда, куда не отрываясь смотрел царевич.

 Прямо на них, медленно, но неуклонно, с самой границы света и тьмы, надвигался косой черный плавник над серебристой шерстяной спиной.

 - Все залазим на ковер!!! — наконец, до царевича дошло, что то, что он видит — не плод его обмороженного воображения, а несколько сотен килограммов мускулов, зубов и большой пустой желудок — и первый последовал своему приказу.

 Старик — за ним.

 - Я… н–не м–могу… — простонал Агафон. — П–пусть… ест…

 - Держись обеими руками!

 - Н–не м–могу… Т–там… м–мешок…

 - Брось!..

 - Н–н–н–н…

 - Дедушка, тащите его! — Иван вытянул с хлюпом из ножен меч и взял наизготовку факел.

 Больше у них все равно ничего не было.

 Черный провал бездонной отверстой пасти неотвратимо надвигался прямо на них.

 «Какая она огромная…» — с тоской подумал Иван. «Жесткая шерсть… Шкура толстая… Мечом ее не прошибешь… Тут магию надо… Да где же ее взять…»

 И он, в тот самый момент, когда акула уже хотела защелкнуть свои челюсти на ковре и на изрядном куске Агафона, загнал отчаянно, как копье, ей в глотку факел.

 Возможно, первый раз в жизни акула пожалела, что рыбы не умеют говорить.

 Она яростно клацнула зубами, перекусывая палку у самой руки отпрянувшего Ивана, извернулась всем телом, чуть не накрыв своей длинной, мерцающей в свете подоспевшей к самому интересному луны, тушей людей и винтом ушла в глубину, подняв волну, которой едва снова не смыло в ледяную воду только что кое–как вытянутого на ковер специалиста по волшебным наукам.

 - Ага, съела! — радостно взмахнул мечом Иван.

 - Теперь тебя изжога–то помучает! — злорадно хихикнул дед Зимарь, потирая руки — то ли от радости, то ли от холода.

 - А ну, кто тут хочет рыбки жаре… ной, — Иван осекся, как волной ледяной окатило. — Она возвращается.

 Акула, развернувшись где–то за гранью видимости, неслась на жалкую кучку людишек посреди чернильной воды как самонаводящаяся торпеда возмездия.

 С первого взгляда на нее становилось ясно, что если раньше съесть эту троицу, внезапно очутившуюся посреди ее озера, было вопросом аппетита или его отсутствия, то теперь это стало делом принципа.