- М–да… — невесело вздохнула царевна и выразила всеобщую мысль: — Масдай бы нам сейчас не помешал…
Все замолчали, чувствуя, что добавить они могут немного.
- А, может, вместо стены мне лучше прорубить ворота? — через пять минут вдруг снова оживился Иван. — Наверняка ведь они ну, если не спят, то дремлют на посту, а пока сообразят, что происходит, мы уже будем с той стороны!..
- С той стороны за воротами на ночь опускается тройная железная решетка, — хмуро сообщил хриплый голос слева.
- Тройная?.. — не сразу понял Иван.
- Одна, потом, через два шага, вторая, потом, еще через три — третья, — пояснил уже другой голос.
- То есть, пока мы прорубаем все три, на ноги поднимется весь замок, — кисло подытожила Серафима.
Над помрачневшим отрядом у холодной неуступчивой стены снова повисло черное, гнетущее и непроницаемое, как беззвездная октябрьская ночь, молчание.
Которое снова прервала Серафима.
- Бойцы?.. — вопросительно оглядела она умрунов.
- Слушаем, ваше величество Елена Прекрасная Серафима, — шепотом отчеканили они.
- Кому вы подчиняетесь? — спросила она.
- Никому, ваше величество Елена Прекрасная Серафима, — самодовольно доложил Кондрат. — Вы сами несколько дней назад сказали, что мы — вольные люди и можем делать, что хотим. Поэтому мы никому не подчиняемся, только вам и Ивану.
- Это понятно, — постаралась скрыть улыбку она (что в такой непроглядной тьме оказалось не слишком сложной задачей), и поставила вопрос другим ребром: — Кому вы подчинялись, когда еще служили у Костея?
Умруны помрачнели, нахмурились, но стали вспоминать и загибать пальцы.
- Царю Костею — раз, полковникам — два, майорам гвардии — три, капитанам гвардии — четыре, лейтенантам гвардии — пять, сержантам гвардии — шесть.
- А волшебникам? И офицерам армии или стражи, не гвардейским?
Умруны, не задумываясь, дружно закачали головами:
- Нет.
- Послушай, Сеня, какая сейчас разница, кому они когда–то…
- Очень большая разница, — сделала огромные глаза царевна. — Я бы сказала, жизненно–важная.
- Но в чем…
- Погоди, сейчас всё объясню. Слушай. Костей увел свою армию на Лукоморье. Эта война слишком важна для него, чтобы оставить в каком–то замке, который никому не нужен, включая и его самого — это он так говорил, не я — большой гарнизон. Кроме того, я полагаю… надеюсь… что он забрал с собой и всю гвардию. И что охранять замок остались простые собакоголовые стражники ну и, может быть, волшебник. На всякий случай.
- Ты… предлагаешь взять замок штурмом?.. — недоверчиво нахмурился Иванушка.
- Приблизительно, только наоборот, — загадочно ухмыльнулась царевна, и шальная искорка блеснула при свете заинтересованно выглянувших на минутку далеких звезд и затаилась в хитрых очах. — Только не надо со мной спорить, ладно, Ваньша?..
Ночь в сторожевой башне над воротами проходила спокойно — как вчера, как позавчера и как две недели назад, одним словом, как все ночные караулы после ухода грозного царя в поход на непокорных его власти, то есть, на весь Белый Свет.
Карты, кости, домино, прятки — кто–то выигрывал, кто–то проигрывал. Кто–то раздавал щелбаны направо и налево, кто–то залазил под стол в караулке и шепотом — чтобы не разбудить его великолепие господина второго помощника первого советника, волшебника Сабана — кукарекал. Хотя [204], чтобы заставить этого толстого пройдоху раскрыть очи до наступления часа смены караула, когда он должен проследить, что дежурство заступающей смене передано по уставу и тихо, не натыкаясь на предметы, переползти в свою комнатушку в северном крыле досыпать, нужно было приложить немалые усилия.
Приблизительно вот как сейчас.
Бум–м… бум–м… бум–м… бум–м…
- Тихо!.. Что там?.. Что это?.. — зависли все игры разом.
- Стучится, вроде, кто–то…
- Тс–с–с!..
- Сам тс–с–с!..
- Да тихо вы!!!
- Сам тихо!
- Нет, показалось…
Бум–м… бум–м… бум–м… бум–м…
- Да говорю тебе точно, кольцами по воротам стучат!
- Кого нелегкая принесла?..
- Среди ночи–то…
- Ай, да ну их… Постучат, да перестанут.
БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М…
- Кто?.. что?.. зачем?.. Чего на… ай!!!..
ХЛОП.
Господин второй помощник первого советника Сабан свалился с кушетки, вскочил, не открывая глаз, нащупал на тумбочке очки, нацепил их на переносицу, сунул ноги в растоптанные чуни и уставился — всё еще с закрытыми глазами (а вдруг стукуны куда–нибудь подеваются магическим образом, и можно будет спокойно завалиться досы… то есть, нести караул дальше) - на стражников.
- Чтслчилось?.. — пробормотал он, покачиваясь в состоянии той странной смеси сна и бодрствования, которую достигают в определенный час все работающие в ночную смену. — Ктстучал?..
- Не можем знать, ваше великолепие, — по уставу пожали плечами стражники, и на их собачьих мордах отразилось искреннее недоумение и глубокое сожаление о нарушенном сне чародея.
Сейчас проснется и начнет нудить…
БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М… БУМ–М…
- Ну, и чего стоим, ни мычим, не телимся? — опасения сбылись, Сабан проснулся. — Я, что ли, за вас бегать открывать–закрывать ваши дурацкие ворота должен?
- Никак нет! — с ужасом отвергли такое предположение стражники.
«Сабан» и «бегать» были двумя несовместимыми понятиями [205], и если бы его великолепию пришлось открывать ворота, то ожидающие снаружи могли бы с легким сердцем сходить в город, снять комнату на постоялом дворе, заплатить вперед за два дня и уйти кутить — раньше стальные створки ворот царского замка для них просто не распахнулись бы.
- Ну, так сходите, откройте!!!.. Лентяи! Бездельники! Лежебоки! Лодыри! Дармоеды! От скамейки лишний раз оторваться не могут, а туда же!.. За что вам только деньги платят!.. Кстати, — поток красноречия господина второго помощника первого советника наткнулся на непреодолимую преграду и закрутился на месте, накапливая силу и напор. — А кто это там в два часа ночи расстучался? Какое право имеют? Кого мне превратить в склопо… в сокло… в скопло… в сплоко… [206] в слизняка? Уже посмотрели?
- Никак нет!
- Ну, так идите!!!.. Лентяи! Бездельники! Лежебоки! Лодыри! Дармоеды! От скамейки лишний раз оторваться не могут! И за что вам только деньги платят!..
Последняя, третья решетка была, наконец, поднята со страшным скрипом и скрежетом, и беда, смертоносная и целеустремленная, как стрела арбалета, промаршировала во двор и остановилась перед едва успевшим натянуть сапоги, разгладить балахон, водрузить на макушку форменный колпак (правда, задом наперед, но это мелочи) и подхватить на ходу факел Сабаном.
Высокомерный белобрысый сержант в штатском, но с обязательным черным мечом наголо, смерил второго помощника первого советника надменным неприязненным взглядом и даже не доложил, а неохотно, словно делая одолжение, сквозь зубы процедил:
- Сержант Брысь. Я и моя беда схватили беглую царицу Елену Прекрасную и ее служанку, как приказал его величество царь Костей, и доставили их сюда для размещения в ее старых покоях до особых распоряжений.
- Схватили, значит, всё–таки… — Сабан поправил толстым пальцем на не менее толстой переносице очки в круглой позолоченной оправе и боком, словно перекормленный краб неизвестной породы [207], обошел беду, ее командира и ее пленников.
- Хм–хм–хм… Это действительно она… — негромко, будто беседуя сам с собой [208], пробормотал Сабан.
- Естественно, — ледяным тоном процедил сержант.
- …Я помню её… — тут колдун предусмотрительно, на всякий случай, пропустил напрашивающийся на язык эпитет, — …физиономию… словно мы расстались вчера… Ах, Елена, Елена, твое неразумное, легкомысленное, недальновидное величество, какую же ошибку ты совершила, решив, что сможешь провести нашего многомудрого, предусмотрительного, и просто великого во всех отношениях правителя царя Костея… Как ты об этом еще пожалеешь… Как будешь страдать и каяться…
