- Не думаю, что после сегодняшнего кто–то из часовых примет еду или питье из чужих рук, — резонно заметил маг.

 - Да у нас в городе и кроме часовых найдется, на кого или на что напасть, — ворчливо заметил Митроха. — Сегодня они квас отравили, завтра — все колодцы…

 - Оптимист вы, Митрофан Гаврилыч, — сухо сглотнул Агафон, живо представив последствия.

 - …Вот если бы, я говорю, можно было своих часовых на захваченных коврах в воздух поднять, да чтоб они по ночам за периметром приглядывали, кто куда летит… — грустно подпер щеку Митроха. — Да только толку с это — чуть… Ковров–то всего три, с Масдаем — четыре, а у них, поди, тьма–тьмущая…

 - Шовинизм чистой воды, — вдруг сухо раздалось у них из–под животов. — Всегда–то вы, люди, всю черную работу норовите на нашего брата переложить…

 - Переложить?.. — непонимающе уставился себе под подбородок князь.

 - Да, — недовольно буркнул ковер. — У вас же у самих есть специально обученные женщины злобного нрава, есть эти… веники с палками… — так нет: давайте, в конце октября, под снегом и дождем используем ковры. А что я и так–то сушиться толком не успеваю — пускай… Сгниет он или заплесневеет — так невелика поте…

 - Ах, ты, чтоб тебя!.. А ведь молодец, ковер!.. — от души хлопнул ладонью по влажному ворсу главнокомандующий обороной за неимением у Масдая плеча. — Хорошо придумал!.. А ведь с высоты–то не только наблюдать можно — можно и стрелять! И горшки ваши, Агафон, на войска сбрасывать!.. И засылать лазутчиков в стан противника!.. И… и… и… Да дайте только начать!..

 * * *

 С рассветом в Лукоморске началась охота на ведьм.

 На всех перекрестках и базарных площадях, во всех местах мало–мальского скопления народа с утра до вечера, без перерыва на обед нарядные глашатаи со свитками с настоящими царскими печатями зачитывали указ оборонного командования о дополнительном наборе в ополчение ведьм призывного возраста со своим летательным аппаратом и стрелков — подростков мужска пола, телосложения субтильного, высоты не боящихся и из лука метко стрелять по движущимся мишеням умеющих. Тем, кому патриотизма в качестве стимула было недостаточно, была обещана плата — серебряный рубль с полтиною за ночной вылет. Место сбора для записи — задние ворота царского дворца, ведущие в казармы. Спросить же следовало полковника Гвоздева.

 К обеду рекламная кампания стала приносить — вернее, приводить — первые плоды, и два десятка специально обученных женщин со своими летательными аппаратами и раза в три больше желающих поупражняться в меткости стрельбы по движущимся мишеням подростков собрались у Казарменных ворот дворца.

 Данила Гвоздев, придирчиво осмотрев собравшийся разношерстный люд, дал сигнал часовым пропустить добровольцев, и притихшею пестрою толпою, ощетинившеюся метлами и луками, те влились на казарменный плац, он же стрельбище.

 - Здравствуйте, люди добрые! — приветствовал их полковник, и те, словно полдня репетировали, дружно, хоть и слегка вразнобой, отчеканили:

 - Здравствуй мил человек полковник Гвоздев!

 Шорник в отставке смутился, отвернулся, улыбнулся в усы, и через несколько секунд продолжил, как ни в чем ни бывало:

 - Раз вы тут собрались, стало быть, знаете, что Родина в вас нуждается для выполнения особо важного и опасного задания, которое, кроме как вам, и выполнить для нее больше некому…

 После краткой, но изобилующей подробностями и эпитетами вступительной речи, Данила обвел серьезные лица волонтеров суровым взглядом и предложил:

 - Поскольку задание и вправду жуть как опасное, кто из пришедших захотел вернуться домой, я не неволю.

 Народ переглянулся, пожал плечами, и краснощекая корпулентная баба лет пятидесяти — пятидесяти пяти, затертая где–то в самой гуще новобранцев, пристукнула помелом и недовольно выкрикнула:

 - Чёй–то ты нас, боярин полковник, отговаривать вздумал? У нас, поди, на плечах своя голова есть, всё решили уже! Ты время не теряй, а записывай, давай! Тебе еще нам это выдавать… ну… Эти… которые глашатаи сказали…

 - Деньги? — сурово уточнил Данила, отыскивая взглядом в толпе толстуху.

 - Да сам ты — деньги! — не на шутку обиделась та. — Ты свои деньги засунь в этот… в железный шкаф! Пригодятся, когда отстраиваться после войны будем! Я тебе талдычу, что глашатай говорил, что мы должны явиться на сборы со своими…

 - Летальными паратами, — важно подсказал тощий мальчишка лет четырнадцати рядом с ней.

 - Во–во, — обрадовалась баба. — А у нас — я тут с женчинами переговорила — ни у кого их нет! Вот. Но что есть, то мы принесли… — и она подняла повыше и продемонстрировала свою метлу — пучок прутьев, обхватом с его талию, объявший небольшое бревно. К перетягивающей прутья проволоке был прикреплен веселый красный, в желтых бабочках, бантик. — Может, сойдет, если этих… паратов… на всех не хватит?.. А, полковник?..

 - А ты, стало быть, ведьма? — недоверчиво склонил голову набок и вытянул шею Данила.

 Контраст между знойной женщиной — мечтой бояна и остальными претендентками был килограммов в восемьдесят, не меньше.

 - Не веришь? — прищурилась и вытянула шею и баба, и полковник почувствовал, как взгляд ее просверлил его насквозь и со свистом вышел, подобно наконечнику стрелы со смещенным центром тяжести, в районе правой пятки.

 - В–в–в… в–в–верю, — только и сумел тот, что кивнуть.

 - Вот то–то, — с самодовольным удовлетворением ухмыльнулась ведьма. — Так что, записывай, мил человек полковник. Зовут меня Марфа Покрышкина, ведьма в тринадцатом колене. И паратик–то улетальный получше под меня выбирай — а то еще не всякий, поди, выдержит.

 - А… стрелок кто с Марфой будет? — обвел Данила всё еще слегка ошалелым взглядом оживившуюся толпу.

 - А меня пишите! — помахал ему рукой тот же тощий парнишка — любитель длинный непонятных слов. — Мы с ней из одной деревни, из Пятихатки! Пишите, Пашка Дно по прозвищу Пашка–без–промашки, охотник с девятилетним стажем, будет с теткой Марфой летать!

 - Ишь ты, хитрый какой!.. — тут же донесся из толпы стрелков обиженный ломающийся голос. — Так нам на всех ведьмов–то и не хватит!..

 - Хм… И верно… — почесал в затылке полковник, но моментально нашел выход: — А мы сейчас всех женчин сочтем, а стрелков на стрельбище проверим — самые меткие у нас в бой и пойдут. В смысле, полетят.

 - А остальные?..

 - В запасе будут. На всякий непредвиденный. Так что, бабоньки — по порядку номеров рассчитайсь!

 - Это по какому такому твоему порядку нам рассчитываться надо?..

 - А номера нам и не выдавали еще!..

 - Это вам не выдавали, а я в очереди за толокном с вечера место занимала — у меня номер триста тридцать седьмой, через два часа — перекличка!..

 - Где?!..

 - Где толокно дают?!..

 - А я зато у шпекулянта толокно без всякой очереди брала!..

 - Живешь, поди, богато, вот и у шпекулей затариваешься…

 - Так зарабатываю, чай!..

 - А я, по–твоему, не…

 - А ты в меня своей метлой–то не…

 - БА–БЫ–Ы–Ы!!!..

 Набор в эскадрилью «Ночные ведьмы» пошел полным ходом.

 С утра, наскоро позавтракав и составив прокламацию для вербовки женщин с летательными аппаратами и иже с ними, князь Митроха и Агафон хотели было направиться прямиком к Сабрумайским воротам, ожидая развития боевых действий, но не успели.

 С выпученными глазами, в кафтане нараспашку, в шапке набекрень, на взмыленном коне с криво уложенным седлом — причем, явно от боевого слона [173] — прискакал шальной посыльный и своим путаным докладом переполошил сначала Граненыча, мага и подслушивающих лакеев и придворных, а те уж, по цепочке — весь дворец.

 Смысл донесения был прост: напротив Конанковской слободы, в просторечии — Конанка, враг занимается поджиганием вкопанных столбов посредством колдовства и засыпанием ям посредством фашин, складываемых в оные ямы опять же посредством колдовства, а за дальней окраиной вражеского лагеря возвышается нечто, больше всего напоминающее огромную пирамиду высотой с городскую стену, с тараном и на колесах.