Уставший и помнивший, что странник в этих горах послан Богом, я зашел в первый дом в низу деревни. Там были старик и старуха и красивая девушка около шестнадцати лет. «Салам алейкум», сказал я. «Ва алейкум салаам, хош гелдиниз», в ответ приветствовали меня. Сначала меня посадили у печи. Затем девушка поднесла мыло и воду для умывания. После этого, все трое — мужчина, женщина и девушка — сказали: «Мерхаба», приветствие на Среднем Востоке и Кавказе.
Я был принят как гость. Меня никто не спрашивал, кто я или зачем пришел в их деревню и зашел в их дом. Все, что они знали, мой сильный татарский акцент и что я странник. Покончив с формальностями, они принесли мне еду, мясо, зелень и сыр; простая пища, но намного здоровее чем все, что я ел в моих странствованиях.
После многих и многих месяцев я оказался в доме мирной семьи. Я сидел у огня, кушая их хлеб. Мое сердце явно согрелось. Я стал наполняться эмоциями и прилагал усилия, чтобы успокоиться. Мне было всего девятнадцать, но за это короткое время я что-то смог узнать об этом добром человеке. Я был уверен, что нахожусь в доме хороших людей. Так, я рассказал им о моих печалях и ошибках, которые привели меня к их дверям.
Было уже полночь, когда я закончил свой рассказ. Семья познакомила меня с собой. Старик был Сулейман эффенди. Его жену звали Перихан. Их дочь звалась Зулейха. Их единственный сын был убит, сражаясь с Советами. Сулейман эффенди сказал, что если я хочу, то могу остаться у них столько, сколько я желаю, помочь пасти овец. Я принял предложение. Я стал одним из них, пастухом, типа кавказского ковбоя.
На следующее утро меня привели к овцам. Мне дали ружье-дробовик, большой кинжал и одежду, которую носил только их сын. Затем я встретился с собаками, которые собирались быть моими компаньонами в горах.
Так, я сошелся с этими добрыми и дружественными азербайджанскими турками, которые исповедуют суннитскую ветвь ислама. С моими овцами и собаками я бродил по высоким горам, долинам и вершинам. Так же, как и туземные люди, я собирался знать наилучшие безлесные альпийские луга, надлежащие водные места и большие, одинокие деревья для сбора моего стада в жаркий полдень. Мои собаки были преданными, умными и проворными и ни один волк не смог украсть овцу и не один ягненок не пропал из моего стада.
Собаки были моими компаньонами. Часто я разделял пастбища с другими пастухами, некоторые из них были моего возраста, некоторые старше меня и несколько из них пасли с маленькими мальчиками не более двенадцати лет. Эти маленькие товарищи изумляли меня тем, как они заботились о своих овцах или скотине, так же, как и взрослые пастухи, они были вооружены ружьями и пистолетами, опоясаны патронташами и их экипировка завершалась большими кинжалами, висящими спереди на ремне. Мастера рукопашного боя, эти горцы были знатоками применения кинжала, и я благодарил Бога, что мне никогда не надо было использовать его самому.
Эти долгие дни и ночи под солнцем, луной и звездами были чудесными для меня. Скоро мое здоровье не только не восстановилось, но и значительно улучшилось. Свежий горный воздух, постоянные физические упражнения за дверьми, простая, здоровая пища сделали меня сильным и полным энергии. Я чувствовал, что здесь нет ничего, что бы я не мог делать. Другие пастух с готовностью учили меня к их ремеслу, всем тонкостям по уходу за животными, даже за новорожденными ягнятами.
Каждый второй день Зулейха находила меня на нагорных пастбищах, чтобы отдать мне корзину с пищей, приготовленной ею и сменную одежду, выстиранную ее матерью. Во время таких посещений она обычно немного говорила со мной и рассказывала о жизни и обычаях своего народа и иногда запевала их песни. Зулейха была типичной из этих красивых горных женщин. Подобно моей матери, их лица были не закрыты. Они часто работали в полях и с животными. Они ездили верхом на конях и носили оружие, которым они умели пользоваться легко, если это было необходимо. Они также высоко соблюдали свою честь и были весьма осторожны по поводу любовных дел.
Я ожидал эти посещения из-за ее компании, но никогда не чувствовал себя одиноким. Поскольку главным занятием горцев были овцеводство и животноводство, то пастух являлся важной фигурой общества. Люди, проходящие мимо пастухов на пастбищах, останавливались, чтобы проводить некоторое время с ними для разговора о погоде и стадах. Все проходящие были весьма дружелюбны ко мне. Они знали, что я был странником, и они отвлекались от своей тропинки, чтобы поприветствовать меня поощрительным образом и добрыми словами.
Эти знаки внимания удерживали меня от становления несчастливым, но я стал несколько беспокойным, когда недели следовали за неделями, и месяц следовал за месяцем. Я определенно был благодарен тому факту, что в горах не было ни милиции, ни советских чиновников, ни нищих безработных бесов на скамейках парков или в подвалах домов, ни поездов, ни бюро по трудоустройству, ни коммунистов. Я восхищался горцами. Они были прекрасными, отважными, честными. Они любили своих семей, своих традиций, своего образа жизни, свои заработанные тяжелым трудом имущества и свои горы и долины. Они были также набожными. С безграничным уважением к своей вере, все исполняли свои религиозные обязанности, где бы это не случалось, на поле, дома или на общественном месте. Однако, хороший народ, прекрасная жизнь на воздухе для меня были недостаточными. Я не мог себя представить здесь навсегда, женатым и растящим семью. Какое-то странное чувство заставляло меня думать о будущем и планировать мой следующий шаг.
В одно утро в конце лета, когда я размышлял о том, что бы предпринять, мое внимание отвлеклось на мужчину, проезжающую верхом не далеко от моего стада вдоль дороги, ведущей в верх, в горы. Мужчина и конь были статными фигурами. Он был одет в яркую черкеску и имел маленький, покрытый золотым кинжал и пистолет на своем поясе. Его седло был красиво украшено серебром и сзади него был прикреплен войлочный плащ. Конь был высокогорным, чистой породы.
Заметив меня, одиночный верховой направился в мою сторону, чтобы присоединиться ко мне. Грациозно приземлившись с коня, он поприветствовал меня с обычным Салаам Алейкум. Он спросил почтительно: «Ну, странник, как дела? Нравится ли тебе жить здесь, в наших краях? Не трудна ли для тебя жизнь?»
Очарованный его видом и его манерами, я ответил, что у меня нет причин для жалобы, что все прекрасно и поблагодарил за добрые слова.
«Да», он ответил, «я слышал, что у тебя все хорошо и что люди очень любят тебя. Это и есть причина, почему я решил посетить тебя. Как ты, наверное, знаешь, у нас нет ни школы, ни учителя для детей нашей деревни. Мы знаем из того, что ты рассказывал нашим людям, ты имеешь образование, достаточное, чтобы стать их учителем. Мы можем платить тебе. Ты можешь жить в моем доме, и его первый этаж достаточно велик, чтобы служить в качестве комнаты для школьного класса. Я сын Хамидуллы Эффендиева. Мое имя Забихшан эффенди».
До этого я слышал больше об отце человека, стоявшего передо мной. Он был вождем известного по всем горам за сопротивление Советам племени. Перед моим приходом в этот регион, он руководил в течение двух лет своим народом, ведущим борьбу с красными. Он не приказал сложить оружие до тех пор, пока Мир Джаффар Аббасович Багиров, глава азербайджанской ЧК, лично не пришел сюда, чтобы заключить мир с этим гордым народом, пообещав, что Советы не будут вмешиваться в их внутреннюю жизнь. (Это был тот самый Багиров, который позднее стал председателем Всесоюзного Исполнительного Комитета и в конечном счете был расстрелян после казни Берия). Также не была неизвестна мне жена Хамидуллы Эффендиева. По происхождению татарка из моих родных краев, она пользовалась уважением за ее активность в области благотворительности и заботу о горных детях.
И я также знал дом этой семьи. Это был большой, прекрасный двухэтажный дом, возвышающийся над всей деревней Сулеймана эффенди.
Забихшах эффенди был первым сыном этого вождя горного племени. Я поблагодарил его за предложение, сказал, что обдумаю его тщательно и дам мой ответ на следующий день. Позже в это утро пришла Зулейха с ее корзиной еды и сменной одежды. Я ей сказал, что хочу повидать ее отца. Сулейман эффенди пришел ко мне после полудня. Я рассказал ему о предложении Забихшаха эффенди, и поскольку я относился к старику как своему отцу, мне нужно было его одобрение прежде чем, я мог бы принять сделанное мне предложение. Сулейман эффенди не только одобрил эту идею, но и попросил согласиться с ней.
