Сегодня утром в районе Монмартра произошла трагедия, причины которой пока что заставляют всех теряться в догадках.

Баронесса де Вибре, хорошо известная в парижском обществе и в среде художников, благородной покровительницей которых она являлась, была найдена мертвой в мастерской художника-керамиста Жака Доллона.

В момент, когда было обнаружено преступление, сам художник лежал рядом, вероятно, сраженный сильной дозой снотворного. Мы намеренно говорим «преступление», так как уже первые медицинские заключения позволяют предполагать, что смерть баронессы де Вибре наступила в результате действия какого-то сильного токсичного вещества.

Художник Жак Доллон, которого вывел из бесчувственного состояния известный доктор Меран, был подвергнут короткому допросу комиссаром полиции. Показания художника были в такой степени подозрительными, что представитель власти тут же приказал заключить его под стражу.

Со стороны Сыскной полиции наблюдается абсолютное молчание по поводу этого странного дела. Вместе с тем личное расследование, предпринятое нами, позволило пролить немного света на то, что уже отныне получило название: «Трагедия на улице Норвен».

Сегодня около семи часов утра госпожа Бежю, домработница, которая служит у художника Жака Доллона, проживающего вместе со своей сестрой, мадемуазель Элизабет Доллон, в коттедже № 6 квартала улицы Норвен, занималась своими обычными делами на первом этаже дома. Она находилась в доме уже полчаса с того времени, как пришла на службу, и не заметила ничего необычного. Удивленная, однако, отсутствием каких-либо звуков с верхнего этажа, где проживал художник, имеющий привычку вставать очень рано, госпожа Бежю решила подняться наверх, чтобы разбудить хозяина, который наверняка был бы недоволен, если бы встал слишком поздно.

В мастерской художника был страшнейший беспорядок.

Сдвинутая, местами даже опрокинутая мебель свидетельствовала о том, что здесь случилось что-то невероятное.

Посреди комнаты, прямо на полу, неподвижно лежала особа, которую госпожа Бежю отлично звала, поскольку видела ее не один раз в доме своего хозяина: г-жа баронесса де Вибре.

Недалеко от нее, вдавленный в большое широкое кресло, также неподвижно лежал г-н Жак Доллон, не подававший никаких признаков жизни.

Внезапная смерть, самоубийство, преступление — допустимы были все варианты.

В самом конце Монмартра, сразу за знаменитым рестораном «Мулен де ля Галетт», между улицей Жирардон и площадью Тертр, находится улица Норвен, проходящая также рядом с площадью Жана-Батиста Клемана. В этом месте монмартрского холма улица претерпевает довольно резкий подъем и спуск, поэтому очертания ее смахивают на профиль спины осла.

Первая часть улицы Норвен, если можно так выразиться, необитаема, слева от нее находится холмистый пустырь, где старые жители Монмартра когда-то могли видеть некоторые из тех строений, которые в то время с помпезной иронией называли: Лесные замки.

Квартал улицы Норвен расположен под номером 47. Его отделяет от улицы металлическая решетка; рядом находится привратницкая. Что же касается самого квартала, то он состоит из ряда небольших коттеджей, разделенных маленьким покрашенным деревянным забором, обвитым растениями. Вокруг домов растут большие красивые деревья, и поэтому коттеджи хотя и стоят близко друг к другу, из-за густой зелени кажутся затерянными где-то в нетронутом уголке природы.

В конце улицы, разделяющей коттеджи, находится что-то вроде смотровой площадки, с которой открывается великолепный вид на равнину Сен-Дени.

Слева сады на всем протяжении квартала отделены высокой кирпичной стеной, за которой начинается уже упоминавшийся нами пустырь, простирающийся до улицы Жирардон.

Коттедж № 6, удаленный больше, чем остальные, из-за того, что отступает немного вглубь и книзу от склона холма, представляет собой довольно скромный двухэтажный домик, на втором этаже которого находится мастерская художника. Коттедж три года назад снял художник-керамист Жак Доллон, в то время учившийся в Школе изящных искусств.

С тех пор в доме постоянно проживал этот жилец со своей сестрой, м-ль Элизабет Доллон, которая вела хозяйство своего брата.

В последние две недели Жак Доллон жил один; его сестра, недавно оправившись от довольно продолжительной болезни, уехала в Швейцарию, чтобы немного восстановить силы. По словам домработницы, которая была в курсе всего, чем занимались ее хозяева, девушка должна была вернуться в самое ближайшее время. Ее возвращения ждали сегодня либо завтра.

Молодые люди за время своего проживания в этом квартале заслужили только самые добрые слова со стороны соседей.

Художника знали как человека трудолюбивого и аккуратного; впрочем, он был не лишен таланта, и в прошлом году на выставке в Салоне ему была присуждена медаль второй степени.

Очень часто Доллоны принимали г-жу баронессу де Вибре, автомобиль которой не раз замечали в этих отдаленных и немноголюдных кварталах.

Дело сразу стало обрастать слухами.

Злые языки уже строили самые безумные предположения, когда у входа в квартал появился г-н Аграм, известный комиссар полиции района Клинянкур.

В сопровождении своего секретаря он быстро прошел к коттеджу № 6, отдав распоряжение двум полицейским никого, кроме врача, за которым он уже послал своих людей, не пропускать в дом.

Он попросил привратника находиться рядом, в саду дома, чтобы тот был под рукой в случае необходимости, и поднялся на второй этаж дома вместе с домработницей, г-жой Бежю.

Прошло около двадцати минут с тех пор, как перед г-жой Бежю впервые предстало тягостное зрелище. Когда она вновь поднялась в мастерскую художника в сопровождении комиссара полиции, все оставалось в том же виде.

Г-жа де Вибре, ужасно бледная, с закрытыми глазами и посиневшими губами, по-прежнему неподвижно лежала на полу. Холодное, сведенное в судороге тело свидетельствовало о том, что смерть баронессы без сомнения наступила уже давно.

Жак Доллон, свернувшись калачиком, также неподвижно лежал в кресле.

Войдя в комнату, комиссар полиции заметил на полу длинные полосы, которые могли остаться от тяжелой мебели, передвигаемой по натертому паркету.

Горло сжал едкий запах каких-то лекарств; г-жа Бежю невольно протянула руку, чтобы открыть окно, но комиссар помешал ей сделать это.

— Секунду, мадам, — сказал он, — оставим все как было.

Быстро окинув комнату взглядом и заметив царивший в ней беспорядок, комиссар спросил у домработницы:

— Это обычный для вашего хозяина беспорядок?

— Нет, что вы, господин комиссар! — ответила добрая женщина. — Г-н Доллон и его сестра — очень аккуратные молодые люди.

— Г-н Доллон часто принимает гостей?

— Очень редко, господин комиссар, иногда соседи заходят к нему, и потом, также эта бедная дама…

Разговор прервало прибытие доктора Мерана, врача из «Общественной Благотворительности».

Комиссар полиции указал ему на двух неподвижно лежащих особ.

Одного взгляда было достаточно опытному медику, чтобы констатировать смерть баронессы де Вибре, наступившую уже довольно давно: мышцы были жесткими, тело остыло. На руках, на горле несчастной виднелись очертания зеленоватых пятен.

Подойдя к Жаку Доллону, доктор стал более внимательно рассматривать тело.

— Вы не могли бы помочь мне перенести его на кровать или на стол? — обратился он к комиссару. — Мне кажется, что он еще жив.

— В комнату рядом, — быстро подсказала г-жа Бежю. — О боже! Только бы бедный юноша остался жив… Что же с ним случилось? Вы думаете, он будет жить?

— Воздуху, — попросил доктор, — побольше воздуху! Откройте все окна, мне кажется, перед нами случай почти полной асфиксии, но энергичное искусственное дыхание поможет привести его в сознание.

Пока г-жа Бежю, пошатываясь от волнения, выполняла распоряжения доктора, комиссар следил за тем, чтобы все предметы в квартире оставались на своих местах.

Врач продолжал заниматься Жаком Доллоном, а представитель власти вышел на лестницу, стараясь обнаружить какой-либо признак, какую-нибудь деталь, которая могла бы пролить свет на случившуюся трагедию.

Внезапно его окликнул доктор:

— Он жив! Он жив! Принесите стакан воды.

Жак Доллон действительно понемногу приходил в себя.

Медленно, с трудом, словно пробуждаясь после долгого глубокого сна, морща лицо, будто при воспоминании о каком-то ужасном кошмаре, молодой человек потягивался на постели, шевеля руками, ногами и стараясь открыть глаза.

Заметив вдруг свою домработницу, Жак Доллон, невольно пробормотал:

— Мадам Бежю, я…

Не успев закончить, он вновь погрузился в бесчувственное состояние.

— Он умер? — тревожно спросил комиссар.

Врач улыбнулся:

— Успокойтесь, месье, совсем наоборот, он жив, просто ему мучительно трудно проснуться. Этот человек наверняка находится под действием очень сильного наркотика, влияние которого ощущается до сих пор; но через несколько минут он придет в себя.

Опытный врач не ошибся.

Предприняв наконец неимоверное усилие, чтобы проснуться, Жак Доллон поднялся и, испуганно озираясь на окружавших его людей, закричал:

— Кто вы такие? Что вам от меня надо? Ах, это бандиты, бандиты!

Тут вмешался врач:

— Не бойтесь, месье, я доктор, меня вызвали к вам. Постарайтесь прийти в себя и вспомнить, что с вами произошло?

Жак Доллон провел рукой по лбу, сжав виски, словно он страдал сильной головной болью.

— Боже, какая у меня тяжелая голова, — произнес он. — Что со мной произошло? Право, не знаю… Я стараюсь припомнить… Постойте… Да, это так…

Комиссар полиции по знаку врача присел у изголовья кровати, за молодым человеком, который, находясь к нему спиной, не мог его видеть.

Доктор, продолжая слушать пульс больного, по-отечески попросил того объяснить, что случилось.

Жак Доллон после минутной паузы продолжил:

— Да… Я сидел вчера вечером в своем кресле и читал. Было уже довольно поздно, вчера я много работал и очень устал… Вдруг передо мною возникли люди в масках, одетые в длинные темные одежды. Они набросились на меня. Я не успел сделать малейшего движения, как был скручен, а в рот мне был заткнут кляп. Тут же я почувствовал, как что-то острое впилось мне в ногу… может быть, нож… Затем на меня накатилась сонливость, и я погрузился в глубокий сон, перед моими глазами проходили самые странные видения. Я быстро потерял сознание. Я пытался пошевелиться, закричать, но тщетно, у меня не было никаких сил… и вот!

— Это все? — спросил врач.

— Все, — ответил, подумав секунду, Жак Доллон.

Теперь молодой человек проснулся окончательно.

Он попробовал пошевелиться, но это ему принесло страдания.

— Мне больно, — прошептал он, показывая рукой на левое бедро.

— Сейчас посмотрим, — отозвался врач.

Когда он наклонился, чтобы осмотреть больного, из мастерской раздался голос:

— Месье!

Это секретарь звал комиссара.

Полицейский, покинув место у изголовья кровати, вышел из спальни в мастерскую.

— Господин комиссар, — сказал служащий, — я только что нашел эту бумагу под креслом, в котором находился г-н Доллон, не желаете ли с ней ознакомиться?

Комиссар схватил бумагу, это было письмо, содержание которого было следующим:

«Уважаемая госпожа!

Если Вас не затруднит в один из ближайших вечеров подняться на холм Монмартра, приезжайте взглянуть на образцы из керамики, которые я готовлю для Салона; Вы будете для нас дорогим гостем и доставите нам огромное удовольствие своим визитом. Я говорю „мы“, так как получил радостное известие от Элизабет, которая вот-вот должна вернуться в Париж: она, возможно, будет здесь к Вашему приезду.

С уважением, преданный Вам Жак Доллон»

Нахмурив брови, комиссар вернул письмо своему секретарю.

— Обязательно сохраните это, — попросил он.

Затем он вернулся в спальню, где врач продолжал беседовать с пациентом.

Доктор сообщил комиссару:

— Г-н Доллон только что спросил меня, кто вы такой; я посчитал своим долгом не скрывать от него правду, господин комиссар.

— Ах, месье! — перебил доктора Жак Доллон. — Я надеюсь, вы сможете помочь мне узнать, что же случилось в моем доме.

— Вы нам только что об этом рассказали… Но, может быть, вы еще что-нибудь вспомните? Например, навещал ли кто-нибудь вас до того, как на вас напали люди в масках?

— Да нет, месье, никто.

Врач, в свою очередь, сказал:

— Боль в ноге, на которую жаловался г-н Доллон, не вызывает никаких опасений. На ноге я обнаружил лишь небольшой след от царапины иглой или булавкой. Маленькая припухлость вверху ранки позволяет нам предположить, что речь здесь идет о внутримышечном уколе, сделанном, впрочем, очень неловко, я бы сказал, человеком, мало сведущим в подобного рода делах. Это странно.

Представитель власти, глядя по-прежнему Жаку Доллону прямо в глаза, настойчиво переспросил:

— Вы ничего не забыли рассказать нам из того, что произошло вчера в вашем доме? Вы действительно были одни вчера вечером? Вы никого не ждали вчера? Вы уверены, что вас никто не навещал? Может быть, вы приглашали кого-нибудь?..

Комиссар полиции провел художника в его мастерскую.

Едва Жак Доллон переступил порог комнаты, как в ужасе отпрянул.

Его тело била нервная дрожь, черты лица исказились, губы начали мелко дрожать.

— Баронесса де Вибре? Это невозможно!

Комиссар полиции пристально вглядывался в лицо молодого человека.

— Совершенно верно, месье, это г-жа баронесса де Вибре, мертвая… скорее всего, убитая. Как вы это объясните?

— Но я не знаю, я ничего не понимаю!

Комиссар торжествующе продолжал:

— Вы, однако, послали ей приглашение посетить вашу мастерскую в один из ближайших дней. Вы хотели показать ей свои изделия из керамики?

— Да, — признался художник, абсолютно оглушенный представшим перед ним зрелищем, — но я не знал… я не знал…

Одно мгновение казалось, что он упадет в обморок; врач усадил Доллона в кресло, где совсем недавно тот был найден неподвижно лежащим г-жой Бежю.

Пока молодой художник приходил в чувство, комиссар полиции, продолжая обыск, открыл небольшой шкаф, в котором нашел несколько пузырьков с ядовитыми порошками.

Он незаметно шепнул врачу:

— Вы утверждали, доктор, что смерть этой женщины наступила в результате отравления?

— Это действительно не исключено, господин комиссар.

Отойдя от доктора, комиссар приблизился к художнику и небрежно спросил у него:

— Не используете ли вы, месье, для вашей работы различные яды, которые про запас храните вот здесь?

— Да, это так, — потухшим голосом признался Жак Доллон, — но эти яды применяются крайне редко, последний раз я их использовал очень давно.

— Хорошо, месье.

В этот момент комиссар попросил выйти г-жу Бежю, которая присутствовала при начале этой странной беседы, чтобы передать приказ полицейским отодвинуть толпу подальше от дома. Вскоре к двери коттеджа № 6 подъехал фиакр.

В сопровождении двух полицейских Жак Доллон поднялся в карету.

Слух о его аресте быстро распространился в округе.

На этот раз слух оказался верным.

Из собранных нами сведений вытекает, что причины, определившие арест художника Доллона, остаются неясными.

Мы посчитали своим долгом прояснить ситуацию и с помощью ряда компетентных источников, пожелавших остаться анонимными, смогли сформулировать два возможных объяснения мотивов преступления.

Два факта выглядят подозрительными.

Во-первых, это укол, след от которого был обнаружен на левой ноге г-на Жака Доллона.

Как известно, снотворное может не только приниматься в жидком виде или в виде таблеток, но и вводиться с помощью внутримышечных инъекций. По свидетельству врачей, снотворное, введенное в тело человека с помощью медицинского шприца, действует очень быстро и эффективно.

Отныне есть основания предполагать, что г-н Жак Доллон был усыплен именно подобным образом.

Разумеется, сначала поверили в версию художника, а именно, в то, что он был схвачен бандитами и усыплен, но затем, при размышлении, стало очевидно, что подобное объяснение не может быть воспринято всерьез.

Грабители не усыпляют своих жертв, они их убивают. Кроме того, из дома г-на Доллона ничего не пропало, следовательно, мотивом преступления было не ограбление.

Более того, г-н Доллон заявил, что он был дома один, в то время как в действительности в мастерской находилась г-жа баронесса де Вибре, приехавшая по приглашению самого художника.

Г-жа баронесса де Вибре, очень богатая, интересовалась, как известно, судьбой молодого человека и его сестры.

Кстати, мы не можем не напомнить нашим читателям, что фамилии этих персонажей — Доллон, Вибре, — замешанных в трагедии на улице Норвен, уже встречались в хронике происшествий. Наверное, многие помнят об убийстве г-жи маркизы де Лангрюн, тайна которого до сих пор не раскрыта.

Странное совпадение, в самом деле, заставляющее думать, что несчастье преследует определенные семьи и определенных лиц!

Г-жа баронесса де Вибре, которая сегодня ушла из жизни при таких трагических обстоятельствах, была близкой подругой маркизы де Лангрюн…

Г-н Жак Доллон является сыном бывшего управляющего г-жи Лангрюн.

Мы, разумеется, не собираемся связывать тем или иным образом трагедию на улице Норвен с давно случившейся историей, закончившейся казнью Гёрна, но мы не можем тем не менее обойти молчанием странное совпадение, которое окружает тайной одних и тех же лиц…

Но вернемся к нашему рассказу.

Г-н Жак Доллон, допрошенный комиссаром полиции, заявил, что он чрезвычайно редко пользовался ядами, закрытыми в небольшом шкафчике в его мастерской…

Однако же во время обыска было установлено, что один из пузырьков, содержащих яд, был открыт незадолго до того, как произошло преступление, на паркете были обнаружены следы рассыпанного порошка.

В настоящий момент проводится анализ данного порошка. Еще не известны результаты вскрытия тела несчастной жертвы преступления, но уже сейчас все позволяет считать, что существует прямая связь между этим ядом и неожиданной смертью баронессы де Вибре.

Напрашивается явный вывод — и это, как мы считаем, будет официальной версией Сыскной полиции, — что по какой-то причине, которая пока остается неизвестной, но которую следствие обязательно установит, Жак Доллон отравил свою покровительницу, а затем, желая сбить с толку полицию (вероятно, он надеялся, что женщина успеет выйти из его дома до того, как у нее начнется предсмертная агония), он разыграл эту сцену.

Врач, который оказал арестованному первую помощь, действительно заявляет, что этот неловко сделанный укол мог вполне быть выполнен самим Жаком Доллоном.

Стоит запомнить и другое, очень важное наблюдение: никто не видел, как баронесса де Вибре входила вчера в дом г-на Жака Доллона, в то время как обычно она с большой помпой приезжала на своем автомобиле.

Есть искушение предположить, что, возможно, отношения между художником и щедрой покровительницей талантов были более близкими, чем казались на первый взгляд.

Мадемуазель Элизабет Доллон, которой Сыскной полицией была послана телеграмма с уведомлением, что с ее братом произошел несчастный случай, в свою очередь, телеграфировала из Лозанны о том, что она возвращается домой этой ночью.

Несчастная девушка, вероятно, не знает о случившемся. Как нам стало известно, двое инспекторов Сыскной полиции тотчас же отправились на границу, где они встретят девушку и будут незаметно следить за ней до самого Парижа на случай, если, узнав по дороге о том, что случилось, она захочет сбежать или попытается покончить с собой.