В Ташкенте в те дни можно было поставить кровать на центральной площади, и никто не сказал бы тебе, что ты свихнулся.

И ещё можно было много разных вещей.

Например, мы с товарищем залезли в фонтан и умылись. Товарищ даже вычистил зубы.

В парках можно было ходить по газонам.

На трамвайной остановке есть шашлык на палочке.

Ходить посреди улицы рядом с автомобилями.

Ребятам можно было находиться на улице до каких угодно часов.

В мае все особенно ясно поняли, какая у нас хорошая и добрая армия.

Сначала был первомайский парад. По городу катились бронетранспортёры, проплывали ракеты и шагал, гремя на все стороны, сводный духовой оркестр.

Потом военные поставили технику в надёжные места, переоделись и пришли в город совсем по-другому. В машинах у них были брезентовые палатки. Солдаты забивали в асфальт острые колья, натягивали верёвки, и прямо на глазах у горожан вырастали палаточные городки. На каждой палатке мелом написали номер той квартиры, в которой раньше люди жили. Некоторые захотели, чтобы была написана и их фамилия. Им, конечно, пошли навстречу.

Были также палатки с надписями: «терапевт», «хирург», «приём телеграмм», «бытовые услуги».

Потом военные привезли старые танки. Они понадобились для того, чтобы сломать негодные дома. Делалось это разными способами. Одни танки врезались всей своей массой в дом и обрушивали его на себя. Другие цеплялись тросом за самую главную балку, тянули её, и дом обваливался сам. Всеми операциями, конечно, руководили генералы.

Советская армия также охраняла сон уставших людей. В палатке и так-то спать не очень удобно, но если ещё за брезентовой стенкой кто-нибудь начнёт кричать или включать транзистор, то станет совсем противно. Поэтому до рассвета шагали по улицам солдатские патрули.

Историю ташкентского землетрясения можно было бы, пожалуй, проследить по вывескам, плакатам и объявлениям. Вот некоторые из них:

«Дом аварийный. Не входить!»

«Баня не работает». «Лекция отменяется». «Концертов не будет».

«Потерявшие жильё студенты и профессорско-преподавательский состав вместе с членами их семей приглашаются на жительство в спортивном зале».

«Ташкентцы! Все силы на борьбу с последствиями землетрясения! С нами вся страна!»

«Всем студентам филфака явиться к девяти утра в рабочей одежде».

«Состоится лекция». «Баня работает». «Во дворе есть плов».

«Ташкент скоро будет лучшим городом страны. Ташпи, стройфак».

Самыми изобретательными людьми в эти дни были люди в так называемой сфере обслуживания.

Разрушен магазин? Ну и что же? Торговать-то надо. И тут же, на асфальте вывешиваются на вешалках платья, плащи и штаны. Рассматривать их здесь даже удобней.

Обвалился ресторан? Но есть-то надо! И вот уже котлы и жаровни вынесены на улицы, дымится плов, благоухает шашлык, удивлённые повара впервые разглядывают своих клиентов. А есть-то на улице ещё вкусней!

Трещит потолок в здании телефонного узла? Но вызовов стало в двадцать раз больше. Телефонистки держат над головами фанерные листы и как прежде сообщают в трубочку: «Москва на линии, говорите!».

Безаварийно работал транспорт, продолжалась подача электроэнергии, нормально действовали водопровод, канализация, газ. В некоторых домах газ работал так хорошо, что даже стены домов удерживались на месте только благодаря газовым трубам.

От сферы обслуживания зависело многое. И главное — хорошее настроение горожан. Представляете, если бы кому-нибудь не досталось булки? Или не принесли бы газету? Но всё было нормально.

Вот что значит сфера обслуживания! Недаром говорят, что её надо поднять на ещё бо́льшую высоту.

Старое уходило из Ташкента безвозвратно. С утра до ночи трещали доски, лязгал кирпич. Говорят, что из щелей разбегались растревоженные скорпионы.

Люди прощались со старым без сожаления. Валялись в куче мусора ржавые кастрюли, плыли по каналу этажерки и сундуки.

Одна бабка говорила:

— Эх, огородика мне моего жалко!

А мужчина отвечал:

— Огородика!.. Понимать надо: в воротах Азии живёшь!

Но моё внимание привлёк один старый узбек, который обосновался с семьёй на газоне возле телецентра. Как и все, он поставил палатку. Рядом с ней он соорудил и забор. Но этого ему показалось мало. Сквозь решетчатый забор прохожим было видно всё, что делалось возле палатки. Тогда старик навесил на него листы старой фанеры с рекламных щитов. Получился дувал — стенка, отгораживающая улицу от дома. Конечно, дувал — пережиток. Чего там прятать от всех людей. Жить надо открыто и никого не бояться.

Но существует национальная традиция, привычка. Вот я и задумался: в суматохе восстановления, в порыве энтузиазма всё ли старое надо так решительно отметать?

А природа не успокаивалась. Природа всё хотела, чтобы её изучали.

Сотрясения почвы происходили ежедневно, особенно сильные — по ночам.

Когда находишься в комнате, да ещё высоко, да ещё в горизонтальном положении, становишься чувствительным, как сейсмограф. Регистрируешь даже самые маленькие толчки.

Кто живёт на больших магистралях, тот знает, как от проходящих машин дребезжит в буфете посуда и мелко трясётся пол. Вот это и есть эффект от слабого подземного толчка. Ну, а сильные, в шесть — семь баллов, даже и сравнить не с чем. Комнату, как и весь дом, шатает в разных направлениях, аритмично. Вероятно, как-нибудь так тренируют космонавтов.

Пятого мая природа продемонстрировала ещё одно своё явление — ураган. Скорость ветра была двадцать три метра в секунду, что означает восемьдесят километров в час. Этот бешеный экспресс пронёсся над городом, сорвав железные крыши, выворотив деревья, перепутав провода.

Ну, а в добавление ко всему в день нашего отъезда затмилось солнце. Стало прохладно и сумрачно. Почти все горожане достали из сумок и портфелей чёрные стёкла. Каждый понимал, что к землетрясению это не имеет ни малейшего отношения. Но я видел, как одна женщина перекрестилась.

И я подумал: как плохо быть невеждой в наши дни. Уж если наука не научилась ещё с некоторыми отдельными явлениями бороться, то по крайней мере она умеет их объяснять.

В те дни в газетах было много волнующих материалов о Ташкенте. Ташкентцев очень хвалили — за мужество, за организованность, за дружбу. Правда, некоторые журналисты уж слишком удивлялись: «Смотрите-ка, сам выбежал, да ещё больного соседа вынес. Вот люди!» Или: «Айда молодец, потеснился и чужую семью впустил. Понимаете — чужую!» Или ещё: «Целый день бесплатно работал! Как его после этого назвать? Да герой!»

Не надо всему этому удивляться. Мы что — с луны свалились? Или нет у наших людей за плечами опыта больших испытаний?

И всё-таки жизнь в Ташкенте во время землетрясения была удивительной.

Каждый день готовил тебе какие-нибудь сюрпризы.

…Все, кому я потом рассказывал об этой истории, махали на меня руками и говорили некрасивое слово «врёшь». А чего мне врать-то, с какой стати, у меня нет даже желания преувеличивать. Если я чуть-чуть и сократил происшедшие с нами события, то это лишь для того, чтобы не показаться болтливым.

Однажды, когда мы с товарищем вышли из автобуса, нас остановила молодая женщина.

— Простите, — сказала она, — мы сейчас вместе ехали, я случайно слышала, как вы говорили между собой, и поняла, что вам негде жить.

— Да, это верно, — ответили мы. — Гостиница у вас теперь переполнена, но что же делать, такое время, да мы и не в обиде, многие ведь ночуют на улице…

— Вы ведь из Ленинграда?

— Из Ленинграда.

— Будем знакомы, меня зовут Наташа. Знаете что, у меня есть предложение — приезжайте жить к нам. Нет-нет, серьёзно, прямо сейчас и поезжайте, я вам всё объясню, вы найдёте…