—   Элизабет тоже с ними связана?

—   С ними — нет, насколько я знаю. А вообще, она важная птица.

—   А Крыса?

—   Не о том думаешь, — досадливо покачал головой Чен. — Подумай-ка вот о чем: даже если основные партии нарушат нынешний компромисс, им все равно придется как-то договариваться. Так или иначе, на тех или иных условиях. Правильно?

—   Допустим.

—   В такой ситуации желателен «козел отпущения». Потребуются «плохие парни», на которых все будут показывать пальцами. Ну-ка, скажи мне, будущий эксперт, кого сделают козлом отпущения?

«В сепаратном договоре не ищи спасения», — справедливо предостерегал Козьма Прутков.

—   Да что тут гадать — нынешний российский батальон! Чего уж лучше: полууголовный сброд, наемники, которых Москва никогда защищать не будет. На таких можно списать все, что хочешь. Стало быть, русских под трибунал? В Гаагу или куда там еще?

—   Ну зачем так сложно...

—   Под нож?

—   Это Азия, Эндрю, тут и не такое видели. Кстати, на примере этого батальона можно будет отработать ликвидацию будущих русских частей — когда окажутся не нужны. А главное, плохие парни ведь потому и плохие, что они — представители глобального врага. А такой враг всегда полезен — каждому для своих нужд.

—   Скажи мне вот что, — перебил его Шинкарев, — насколько я знаю, в сложной политической игре многое решает фактор времени. Прокитайская партия уже опередила остальных. Если прочие захотят отыграться, когда это может произойти?

—   Это зависит от многого. В том числе и от того, насколько успешно мы действуем здесь, в горах. Причем я не знаю, в какую сторону повлияет успешность боевых действий — ускорит она выступление наших противников или, наоборот, заставит их повременить. Но мы должны делать все, что можем.

—   Понятно. Значит, ваше предложение связано с поставкой русских солдат?

—   Оно шире этого. Однако нам пора.

—   Постой! — Шинкарев произнес это неожиданно твердо, придержав за руку вставшего было Чена. — А теперь я не закончил! Мне нужно поговорить с хозяином виллы. С Ши-фу, или как там его.

Чен непонимающе посмотрел на Андрея:

—   Зачем тебе Ши-фу? Говори со мной.

—   Это личный разговор.

Кажется, до Чена дошло. И вовсе его не обрадовало:

—   Тебя что, вчера контузило?

—   Вроде нет.

—   Ты хоть понимаешь, кто ты и кто он?!

—   Вроде да.

—   Ну и что ты понимаешь?!

—   Что мы оба люди. Мужчины. А разговор будет о Патриции. — Андрей специально не стал говорить «о Крысе». — Конкретно, о том, что это моя женщина. Устроишь мне такую встречу?

—   Иди полечись!

Чен покрутил пальцем у виска, но что-то было в его жесте — какая-то неуверенность, что ли. «Все правильно, так дави», — мысленно поощрил себя Шинкарев. Тем временем у выхода из лагеря раздался рокот моторов. Тяжелые грузовики, выстроившись в колонну,

разогревали двигатели; спереди и сзади колонны стояли бронетранспортеры.

—   Что скажешь? — требовательно спросил Андрей, отпустив руку Чена и поднимаясь.

—   Что скажу? Что я скажу?! На конкурсе идиотов ты бы занял второе место, вот что я скажу!

—   А почему второе? — хмыкнув, поинтересовался Шинкарев. Он знал ответ — это была старая шутка.

—   Потому, что ты идиот! Ладно, потом договорим. Договорим, сказал же! — Чен сунул руку во внутренний карман. — Когда-нибудь работал с видеокамерой?

—   Только как любитель.

—   Сойдет. Вот, держи. — Чен протянул Шинкареву маленький «Панасоник». — Будешь снимать операцию. Потом видео пойдет вместе с нашим предложением в качестве рекламного ролика.

—   Что за операция?

—   Продолжение вчерашней. Сегодня батальоны действуют вместе, так что офицер связи не понадобится. Будем рядом. Все, Эндрю, пошли садиться. Надо же, — покачал головой китаец, — о Крысе он говорить собрался! С ума сойдешь с вами, русскими...

Китайские солдаты забрались в машины и расселись на скамейках вдоль бортов, Андрей с Ченом устроились в кабине. Хлопнули дверцы, колонна тронулась. Грузовики медленно пересекли ручей — вода пенилась и бурлила у крыльев, на стекло летели брызги. За ручьем машины пошли в глубоких колеях, время от времени поднимая фонтаны красной воды.

Со стороны русского батальона тоже выдвинулась колонна. Солдаты приветственно махали из кузовов, Андрей снимал их из кабины. Туземный лагерь был наполовину свернут — вдоль дороги следы палаток, мусор, черные пятна масла. Колонна выровнялась и набрала скорость, но, не дойдя до шоссе, свернула на узкую бетонку. Колеса стучали на стыках плит, кабину ритмично потряхивало. Скорость еще увеличилась, поворот следовал за поворотом; спуск к бетонному мосту над мутной речкой, затопившей каменистые берега, сменился новым подъемом.

Из-за деревьев показались алюминиевые крыши ангаров, красно-белая «колбаса», указывающая направление ветра, высокие кили транспортников. Над головами взлетел штурмовик F-18/A «Хорнет». Рев его, раскатившись по горам, постепенно замер вдали, но за шумом автомобильных моторов уже проступил слитный гул авиационных двигателей. Въехав на летное поле, колонна остановилась, солдаты спрыгнули на бетон и построились перед грузовиками.

На поле стояли вертолеты — узкие темные «Хьюзы»^[34] с большими проемами в бортах. Лопасти некоторых машин медленно вращались; чуть дальше разогревалось звено пятнистых, хищно вытянутых «Апачей»^[35]с ракетами на закрылках.

Со всех сторон мигали оранжевые сигнальные «маячки», все дрожало и плыло в горячем воздухе, выбрасываемом многочисленными двигателями. Пилоты устраивались в кабинах, отошли авиатехники, отъехал заправщик. Раздалась команда: «На посадку!». Солдаты запрыгивали внутрь (внутрь чего?), плотно, спина к спине рассаживались на брезентовых сиденьях, расположенных по оси вертолета. Рюкзаки они укладывали под ноги, готовое к бою оружие держали на коленях. Все действовали четко, каждый занимал свое место — во всем виделся опыт, наработанный во множестве операций. Сняв посадку, Андрей устроился рядом с Ченом.

Гул двигателей перешел в рев, бетонка вздрогнула, косо пошла вниз. В широких бортовых проемах — их не закрыли — мелькали, все уменьшаясь, самолеты, ангары, деревья, ряд грузовиков на летном поле. Потом остался лишь голубой свистящий воздух и мохнатый лес внизу. Рядом летели другие вертолеты, они поднимались и опускались, то возникая, то пропадая из виду. Внутри были видны солдаты, некоторые поднимали большие пальцы, увидев камеру.

Впереди и по флангам десантной эскадрильи шли «Апачи», Шинкарев снял и их. Надвинулся массив горы. Ее склоны, окутанные дымкой, накренились, приближаясь; мохнатые складки разделились на отдельные деревья-шарики, увитые лианами; из густой зелени торчали темно-красные скалы. По лесу прыгали тени вертолетов; блеснул и пропал водопад в ущелье.

Деревья еще приблизились. Передние вертолеты, проходя над ущельем, круто взмыли к перевалу. Гулко било горное эхо, ветер принес хлопки, вниз протянулись дымные дуги тепловых противоракетных ловушек. Совсем близко пронеслись верхушки деревьев, каменистые осыпи на горбине перевала; гора вдруг резко завалилась вниз, а перед глазами распахнулась совсем другая местность: просторные сухие склоны, покрытые желтоватой травой; голубоватая степная дымка на зубчатом горизонте. Внизу петляла река со следами разливов и длинными валами камней и глины, принесенных недавним селем. Вдоль реки росли невысокие деревья. Вертолеты прошли над военным лагерем — мелькнули палатки, бронетранспортер, ряды железных бочек. Дальше показались воронки, среди них стоял сгоревший грузовик, валялись трупы в хаки. Шинкарев снимал панораму, наводил резкость на детали.

—   Что это?! — крикнул он, указывая вперед.

—   Местная деревня! — так же криком ответил Чен, перекрывая шум двигателя.