- Спрячься где-нибудь, — сказал Вайзман и закинул тяжеленный автомат на плечо.

  Теперь он являл собой живое воплощение гексаграммы Мощь Великого — в душе Небо, в руках Молния. Интуиция не подвела Вайзмана, Жора был в своем бараке. Большинство зеков разбежались, внутри был только Расписной со своими ближайшими прихвостнями. Они распотрошили тюфяк, и теперь торопливо набивали импровизированный мешок заначенными продуктами. Урки узрели Вайзмана с автоматом и замерли от неожиданности.

  - Куда-то собрались? — спросил Вайзман и открыл огонь. Иосиф расстрелял всех, кроме главаря. Спесь с него мигом слетела. Жора прижался к стене и дрожал мелкой дрожью. Вайзман, держа его на мушке, подошел ближе.

  - Не убивай, — ныл Жора. — У меня бабки есть! Много! Рыжье есть, цацки, все, что хочешь… Я покажу! Все бери, только не убивай! Не убивай…

  Вайзман сделал вид, будто размышляет над предложением.

  - Не врешь?

  - Сукой буду!

  Общак был прикопан в тихом уголке лагеря, рядом с большим сараем, где хранился инструментарий для добычи торфа. Жора, оглянувшись по сторонам, сдвинул в сторону неприметный камень, и раскопал рыхлую землю ладонями. Воровская касса взаимопомощи хранилось в старом вещмешке. Жора пыхтя, вытащил его из ямы и продемонстрировал Иосифу содержимое. Вещмешок под завязку был набит самыми разными сокровищами, — ювелирные украшения, столовое серебро, царские червонцы, иконы, меха, пачки рублей и валюты…. До этого, столько богатства разом, Иосиф видел только на картинках в детских книжках про пиратов.

  - Бежим, пока шухер, — заискивал Жора. — Королями на воле жить будем!

  - Вставай, подонок, — устало сказал Вайзман. — Ты уже прибежал.

  И когда Жора поднялся на ноги, Иосиф выпустил в него остаток магазина.

  Мятеж подавили быстро и жестоко. Население лагеря уменьшилось на четверть. Никто не ушел. Впрочем, свободные нары не долго пустовали — в заключенных в Союзе никогда не было недостатка.

  Дальнейшая лагерная жизнь Иосифа была совершенно лишена всех тех невыносимых страданий, из которых состояла жизнь обычного советского заключенного. После того фейерверка, урки боялись, его в буквальном смысле, как огня. Темные, неграмотные люди, все они были суеверны до крайности, свято верили в судьбу, удачу свою воровскую, и Иосиф превратился для них, во что-то вроде божка, живое воплощение непостижимых сил судьбы. А божка полагалось всячески умасливать. Они заискивали перед ним, отдавали свои пайки, выполняли за него его трудовую норму. Считалось, это приносит удачу. Вайзман их не разубеждал. В их бедах никто, кроме них самих, не был виноват.

  Все это не укрылось от нетрезвого ока майора Котова. Однажды, он вызвал Вайзмана и потребовал объяснений. Вайзман, в общих чертах, рассказал ему о Книге Перемен. Котов попросил ему, как он выразился, поколдовать. Его мучила паранойя, Котову казалось, что кто-то из его окружения под него копает. Вайзман разложил ситуацию по методу на-цзя, он хорошо подходил для таких случаев, и указал на одного из его подчиненных. И, правда, в кабинете своего замполита Котов нашел готовый к оправке донос. Котов успел первый, и с тех пор смотрел на Иосифа совсем другими глазами. Остаток своего срока Вайзман провел среди книг. Котов освободил его от туфты (в то время уже во всю шло строительство Иглы), и сделал лагерным библиотекарем. Карьера Котова стремительно шла в гору, благодаря Вайзману, он строчил доносы на упреждение. Котов очень дорожил Иосифом, и хотел, чтобы Вайзман принадлежал только ему. Но сам же все и разболтал по пьянке. Так, однажды, в библиотеку к Вайзману, пожаловал сам начальник Воркуйлага. Этого сурового, прошедшего всю войну, генерала за какую-то провинность, сослали в воркуйские болота пасти зеков. Но, не смотря на грозный вид, его точил изнутри точно такой же страх, какой жил в душе каждого зека в ГУЛАГе. Да и не только зека — в то время разница между лагерем и свободой была чисто умозрительная. В их первый сеанс Иосиф вовремя предупредил генерала о предстоящей проверке. С тех пор, по лагерным меркам, он вообще ни в чем не нуждался. Питался он, во всяком случае, гораздо лучше, чем на воле. Генерал похлопотал, Иосифу вернули его японские шифровальные книги, и он продолжал изучение И-цзин.

  Генерал часто брал Вайзмана с собой в поездки по многочисленным лагерям Воркуйлага, в этих поездках Иосиф повидал всякое. Тот воровской клад, Вайзман надежно перепрятал, рассчитав место тайника при помощи метода компаса из фэн-шуй. Все богатства он растратил на помощь людям. Помогал, как мог, кому лекарствами, кому едой и теплой одеждой, взятки давал вертухаям, чтоб не сильно лютовали. Он старался при этом держаться в тени. Благодарности он не ждал.

  Освободился Иосиф по амнистии, спустя год после смерти Сталина (В предсказании даты смерти Отца народов, Вайзман ошибся на два месяца и считал это своей неудачей). Книга советовала остаться в Воркуйске. И он остался.

  Меж тем, слава о Воркуйском оракуле выплеснулась за пределы местных болот. К Иосифу косяками потянулись все более и более высокие начальники (при, этом каждый новый вышестоящий начальник первым делом отсекал от Вайзмана нижестоящих), Иосиф, и глазом не успел моргнуть, как стал гадать для самых первых лиц страны: членов ЦК и Верховного Совета, министров, высших военных чинов. Поначалу Иосиф наивно полагал, что сможет повлиять на этих людей и таким образом сделать свою страну лучше. Но где там. Никто из этих высоких шишек ни разу не спросил, что сделать для страны, их интересовали более важные вещи. Интриги, деньги, секс. Их мироощущение не сильно отличалось от мироощущения лагерных уголовников — у них тоже, в глубине души стоял простой, грубо вытесанный деревянный идол, и его надо было периодически мазать бычьей кровью. Для понимания знаков Книги, необходимо напряжение сознания, нужно хотя бы желание измениться. Но эти люди не желали меняться. Они придавали значение только ритуалу, — они думали, достаточно того, что этот странный еврей, зажжет ароматические палочки, застелет стол красным шелком, начнет перекладывать палочки, бормоча при этом по-китайски, и все наладится само собой. Иосиф для них был всего лишь одним из целой толпы придворных шарлатанов — астрологов, целителей, колдунов-шаманов…. Эти люди тоже смотрели на него как на живой талисман, который, говорят, приносит удачу. И они не скупились на дары.

  Поначалу Иосиф не предавал этому значения, но потом, как-то незаметно, стал разбираться в сортах виски, полюбил дорогие сигары, безошибочно отличал костюмы, пошитые в Милане, от костюмов, пошитых в Париже…. И все это начало ему нравится. В мире беспросветной советской нищеты, Вайзман жил прямо-таки в капиталистической роскоши. Один, в пятикомнатной квартире, под завязку забитой всем этим красивым, удобным, заграничным. У него было две машины, и не какие-то там советские гробы на колесах, а «Мерседес» и «Кадиллак». У него появился личный парикмахер, повар, домработница. И ему хотелось больше, все больше и больше. И он получал больше, это было легко — надо было всего лишь говорить своим высокопоставленным клиентам, то, что они хотели услышать. Вайзман обрюзг, пил и жрал за двоих, сорил деньгами, менял женщин также часто, как и все эти шмотки, которыми были набиты его шкафы. Он вел себя нарочито вызывающее, но ему все сходило с рук. Все знали об его высоких покровителях, даже местные высшие чины КГБ отдавали ему честь при встрече. Простые люди его ненавидели. Это просто зависть, успокаивал себя Вайзман и ненавидел в ответ. У него не было друзей, кроме всех этих шлюх на одну ночь.

  Иосиф все реже пользовался Книгой для себя. Книга, раз за разом, бесстрастно констатировала, в какого слизняка он превратился. Плевать я хотел! — кричал на Книгу Вайзман, очередной раз надравшись. Что ты можешь знать об этом? — Вайзман широким жестом обводил всю ту роскошь, что его окружала. Инь-Ян…. Ха! Деньги и власть — вот и весь Инь-Ян! Вот на чем держится мир! А вся эта чушь о вселенской правде нужна лишь потому, что этого (он опять тыкал Книге своим богатством) на всех не хватает! Мне просто повезло! Просто по-вез-ло! И Вайзман продолжал жрать, делая небольшие перерывы, только для того, чтобы тщательно и с чувством полизать очередную высокопоставленную жопу. Высокие гости, глядя на Иосифа, покровительственно усмехались. Наконец он стал таким же, как они. Понял, наконец, главную правду жизни: ты мне — я тебе. И все же, не смотря на весь этот, непрекращающийся ни на секунду, праздник, Иосиф с каждым днем получал все меньше и меньше удовольствия от жизни. Не помогал ни алкоголь, ни кокаин, ни все новые и новые женщины….