– Почему зря? Ты что – его украла? Дожили!
– Да ничего я не крала. Это улика. Платком прикрывал убийца свою мерзкую сущность. – Хоть и спросонья, но довольно понятно я изложила историю получения платочка.
Алена брезгливо поморщилась:
– Если б знала, даже не притронулась бы к твоей улике. Несмотря на кружавчики, платочек-то современный. Такие в качестве сувениров из Бельгии привозят. Ларискина мать целую кучу приволокла. Весь год всем дарила, пока не запуталась – кого обеспечила, а кого нет.
– Разобралась?
– Разобралась. Обеспечила всех, кроме себя.
– А тебя?
– Я свой и до дома не успела довезти – потеряла. А что ты, собственно говоря, не встаешь? Ждешь, когда Наталья Николаевна дверь снесет? Легко. Как думаешь, Алексей Иванович выспался? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Наверное, выспался. Пожилые вообще не любят долго спать.
Я облегченно вздохнула: «точно не пожилая», и бодро вскочила…
Утро было чудесное. Солнечное и радостное, как начало хорошей жизни. Наташка в это утро никак не вписывалась. Выглядела она не выспавшейся и немножко помятой. Из нее как из рога изобилия сыпались язвительные замечания. Замолчала она только на секунду, увидев Любочку с Семой. Оглядев Любаню критическим взглядом, фыркнула:
– Ты не идешь к этой распашонке. Она тебя полнит и скрывает достоинства фигуры. Семен, кстати, тоже их скрывает – прямо вплотную прилип. Лишним весом.
Сема испуганно шарахнулся в сторону.
– Ты че, с койки упала? – хриплым голосом изумилась Любочка, морщась и хватаясь за горло руками. – Сама же мне эту кофтюлю рекомендовала носить. Чтобы скрыть недостатки фигуры.
Наташка озадачилась, но ненадолго:
– Ну, значит, тогда недостатки были более ощутимы. Радуйся. Сейчас остались одни достоинства. А ты не могла за мной зайти? – переключилась она на меня. – Почему вы все время копаетесь, копаетесь?
Мы пропустили замечание мимо ушей. Стоит ли огрызаться в такое утро.
Лешик оказался уже за столом. Наверное, смотался от мамочкиных нравоучений, которые первыми выпали на его долю. Хотя, судя по тому, как встретились родственники, – не похоже. Наташка с нежностью облобызала сынулю и пожелала приятного аппетита, немножко подпортив его мне. Ей, видите ли, не понравился цвет моей губной помады.
– А я вообще сегодня ею не пользовалась. Надоело ее по утрам с овсянкой лопать.
Наташка выпрямилась и, обращаясь к Алене, изрекла:
– Ленусик, не бери пример с мамы. Нельзя пугать людей своим видом, это не эстетично. – И, не обращая на наши смешки никакого внимания, старательно приступила к завтраку.
Я упорно тянула время – кофе пила так долго, что вызвала законное возмущение своего коллектива. Почти все туристы покинули ресторан, а я не решалась уйти, ждала ветерана. Он так и не пришел. Может, не любит овсянку?
Углич встретил нас с распростертыми объятиями – как долгожданных друзей. На берегу, заряжая своим азартом, играл местный вокально-инструментальный квартет. Туристы, взяв музыкантов в плотное кольцо, с удовольствием подпевали хорошо знакомым шлягерам и на экскурсию как-то не торопились. Небо – чистое и голубое. В тени аллеи приятная прохлада. Вид с причального берега – сказочный. Квартет не фальшивил. Всем было хорошо. Руководитель экскурсионных программ – молодая женщина в тоске носилась между плотными рядами туристов и уговаривала их незамедлительно отправиться к церкви Дмитрия на крови. В конце концов кто-то пожалел несчастную и попросил передать по цепочке информацию: концерт платный. По окончании следует скинуться музыкантам по сто пятьдесят рублей с носа. Грудные дети и лица старше девяноста лет платят на льготных основаниях: пятьдесят процентов.
Толпа, сначала потихоньку, потом все быстрей и быстрей, стала распадаться на отдельные звенья. Через несколько минут по аллее в сторону центра бодро топала длинная цепочка карягинцев. Музыканты остались почти в одиночестве. Я усиленно вертела головой в разные стороны, но так и не увидела ветерана. Странно. За завтраком его тоже не просматривалось. Может быть, проспал?
– У тебя здесь назначено рандеву? – противным светским тоном спросила Наташка.
Мое нервное состояние вызвало у нее справедливое любопытство. Объяснения этому не находилось, я отмахивалась от нее, как от назойливой мухи, и подруга злилась. Тем более что Алена, решив немного разрядить ситуацию, подлила масла в огонь, сообщив, что матушка ночью готовила побег из каюты, но головка подвела.
– Спросонья, что ли? – поинтересовался Лешик.
– Спросонья, пожалуй, было б еще хуже. А так только голову пробила.
– Кому?! – ужаснулась Наташка.
– Пока только себе, – вздохнула дочь. – Она вам все сама расскажет. Мне не разрешила. Я не забочусь о конспирации…
– Балаболите, как будто меня нет рядом с вами! – возмутилась я. – И где же ветеран? – Все дружно повертели головами в разные стороны и пришли к выводу, что он остался на теплоходе. – Ну ладно, подождем, пока вся наша группа пройдет. Может, он где-нибудь в конце плетется. Все-таки артроз… А я пока вкратце расскажу о ночном чаепитии…
Колонна карягинцев бодро топала по тенистой аллее. Как генералы на плацу, мы пропустили основную ее часть мимо и в качестве завершающего звена зашагали следом. Мой пересказ ночных событий произвел впечатление. Мы постоянно останавливались, спорили, размахивая руками, и со стороны, вероятно, выглядели группой заговорщиков.
Палаточные ряды с сувенирами туристы прошли, не останавливаясь. Опять какой-то благодетель пустил слух, что впереди все в два раза дешевле. Меня волновали два обстоятельства: отсутствие Алексея Ивановича и время. Спешно подсчитав, что после всех экскурсий у нас должно остаться около полутора часов свободного времени, я успокоилась: на туфли Алены хватит.
Экскурсовод что-то говорил про историю города и старинные торговые ряды, расположившиеся на площади, но современные лоточники исподтишка вносили раздор в только что образумившуюся и пытающуюся слушать толпу. Несколько человек отбились от коллектива и сосредоточенно склонились в тенечке над ближайшим прилавком. Другие с завистью за ними наблюдали. На открытом месте было жарко. Народ маялся. Наташка прикрыла голову фирменным пластиковым пакетом «METRO cash and carry». Яркие желтые буквы и синяя полоска удачно гармонировали с таким же синим в желтый горошек платьем и красивой физиономией подруги. Именно Наташка стала центром внимания, а не экскурсовод. Экскурсоводом заинтересовалась только я. Вернее, не ей самой, а ее лодочками. Простенькие, но изящные. Значит – дорогие.
Бедной девушке было хуже, чем нам. Мы отдыхали – она работала. Наверное, весь язык обболтала, вдалбливая в неблагодарных слушателей выученные наизусть исторические подробности. Хорошо слышало девушку только ближайшее окружение. До дальних рядов речь доходила только в виде отдельных слов. Наконец толпа дрогнула, зашевелилась и быстро пошагала за экскурсоводом.
На месте гибели царевича Дмитрия все притихли. Сколько лет ведется полемика на тему: сам ли царевич закололся, играя ножичком во время приступа эпилепсии, или его убили – ответа нет. Муссируются обе версии. Узнать правду нам не дано. Хотя местное население исторически придерживается одной: ребенка зарезали.
Я окончательно отвлеклась от мысли о ветеране. Воображение живо нарисовало картину бунта угличан. Люди были доведены до крайности. На сорокатысячное население города свалилось тяжкое бремя – обеспечивать всем необходимым тысячу нахлебников – свиту и охрану сосланных сюда царевича с матерью. И среди этих, прости Господи, дармоедов оказались убийцы… Я невольно посмотрела на землю под ногами. Сколько же здесь пролилось людской крови!
В церковь входили с немым благоговением. А когда прозвучал печальный звон безухого колокола, поплатившегося за призыв к мятежу ссылкой в Тобольск на триста один год, многих пробрала дрожь. Как будто своими руками потрогали кусочек истории, и несмываемые отпечатки остались на всю жизнь.
