– Ну что, улетел? – поправляя на ходу пиджак и брюки, вернулся военный. Посмотрел в иллюминаторы на одно крыло, на другое. – То-то же, у меня не забалуешь. Все, гаси бандуру! – скомандовал слегка помятой стюардессе, появившейся вслед за ним, и с видом победителя сел на место.

Сирена еще несколько раз квакнула и затихла.

– И что у них там теперь творится? – спросила у соседа губернаторша.

– Да ничего. Договорились они. Всем, кто сам прилетает, вид на жительство и работу дают. Как летучим эмигрантам. Полицейские, почтальоны, службы доставки, курьеры, пожарные, спасатели, любые работы на высоте – всё этим отдали. Оказалось выгодно и удобно. Даже маленькие дети этих амурами подрабатывают – теперь это модно: предложения делать с амурами, признания, свадьбы. Одежду с разрезами сзади для крыльев все носят – последний писк… Для них теперь настоящие русские – только с крыльями! Других и знать не хотят. На нас, на элиту России, смотрят, как на мамонтов каких-то ископаемых! Как на рудименты и атавизмы. На себя бы поглядели! – обиженно закончил он.

– Ничего, мы им еще покажем, – подал голос военный. – Россия – великая держава!

– Да, только такими темпами мы скоро в ней одни и останемся.

– Ниче, бабы еще нарожают!

– Да они вон и рожать уже стали сразу с крыльями!

– Будем ампутировать! – отрезал военный. – Крылья – это измена Родине!

– Нет, ну что им у нас так не нравится? – в полном недоумении спросила губернаторша. – Все же для них делается. Россия вон встает с колен… – повела она окрест себя упитанной рукой, толкнув при этом подошедшую с новыми напитками стюардессу. – Ну что ты мешаешься? – бросила раздраженно.

«Ага, встает, застыв перед вами раком», – вдруг остро захотелось сказать стюардессе, но выучка и осторожность удержали.

Однако губернатор эту мысль ее каким-то неведомым образом во сне прочитал и с прищуром отметил.

– Да мы им не нравимся, мы! – вырвалось крамольное у соседа. – Мы им, видите ли, поперек горла стоим!

Все, кроме стюардессы, посмотрели на него с осуждением, а военный с солдатской прямолинейностью отчеканил:

– Нравится, не нравится – терпи, моя красавица! Я так считаю. Правильно? – с ухмылкой глянул на стюардессу.

– Совершенно верно, – покорно ответила та. Собрала пустые бокалы и пошла по проходу.

– Они вообще почему-то считают, что это Бог их крыльями вознаграждает за долготерпение, – с подозрением глядя на ее спину, широковатую для такой узкой талии, сказал сосед.

– Интересно, – простодушно удивилась губернаторша, – а почему тогда нам не полагается? Бог же – он с нами в первую очередь, с властью.

– Точно! – поддержал ее военный. – А не с еретиками этими! Да сжигать их надо! Или опалять, как куриц, чтоб перьев не было.

– А что патриарх? – осторожно спросил губернатор.

– Осудил, – пожал плечами сосед. – Сказал, что негоже простому смертному ангелу святому уподобляться. Да толку-то! Они же все равно отращивают.

– Ну надо же границу тогда закрыть, чтоб не улетали, – требовательно посмотрел на военного губернатор.

– Надо, – согласился тот. – Только чем?

– Истребителями, вертолетами. Летать вдоль границы и отгонять очередями.

– Было, пробовали. И отгоняли, и самых упрямых – на поражение. А они сверху заходят – и бульник на винт! Бульникометатели долбаные... Так что вертолетов у нас больше нет.

– А истребители?

– Тоже нет. Сзади подлетали, цеплялись, один элероны ломает, другой банку краски на колпак пилота. Все, сесть нельзя, только катапультироваться.

– Но как же они истребители догоняли? У них же скорость какая.

– А я откуда знаю! Может, они горох жрут для форсажа. Наш самолет тоже не плетется, а тот вон догнал…

– А если им кормушки на деревьях развешивать, ну как для птиц, с чем-нибудь вкусненьким? – внезапно решила проявить сердоболие губернаторша. – Вдруг одумаются?

Все на нее молча глянули и, скрывая гримасы, отвернулись к иллюминаторам… И дружно выругались. Потому что на одном крыле пристроилась отдохнуть целая семья из шести человек, включая бабку в валенках и троих разновозрастных детей, а на другом два мужика нагло выпивали, передавая друг другу поллитру и смачно занюхивая рукавом.

– Ну, б…ь, обсидели! – только и смог произнести военный, свирепо нажимая на кнопку вызова стюардессы. – Врубай, врубай опять! – заорал, как только она появилась из-за занавески. – Давай на полную! Ура-а!..

Включившаяся сирена в момент смела с крыла отдыхавшую семью. Только бабка, видимо, по глухоте своей, на секунду замешкалась, но тоже неуклюже сползла, утеряв при этом с одной ноги валенок. А вот другое крыло не освободилось. Там как раз ближний мужик, запрокинувшись, присосался к горлышку и, когда рядом неожиданно завопило, так дернулся, что бутылка, взлетев, несколько раз кувыркнулась и шмякнулась об крыло.

– Что, что, понял, да?! Разбилась?! – застучал кулаком по иллюминатору военный. – А ну пошли! Ну быстро! Кыш! Стрелять буду!

Мужики переглянулись, повернули головы к салону и нехорошо прищурились. Затем один хлопнул себя по сгибу локтя, продемонстрировав неприличный жест, а другой снял с пояса небольшой туристический топорик, дал его как следует разглядеть, покачивая, потом вдруг осклабился, взлетел… и через несколько секунд над головами опешивших пассажиров уже раздавались глухие удары по обшивке.

– Э!.. Э!.. Э!.. – в унисон ударам заклинило военного.

– Да сделайте что-нибудь! – взвизгнула губернаторша.

Сирена поперхнулась и заглохла. Вслед за ней, напоследок громко чихнув, заглохли и двигатели. В полной тишине самолет начал медленно валиться на крыло, заходя в штопор…

На этом месте губернатор проснулся. Поводил головой, словно тесен ему вдруг стал воротник рубашки, стер с подбородка слюну, подумал с облегчением: «Ну и приснится же чушь!». Посмотрел в окно, где как раз исчезали последние следы нашего городка, на прижатые к обочине милицейским матюгальником редкие автомобили, на двух еле ползущих старух, перевел взгляд на бритый затылок охранника, ткнул его пальцем в спину и сказал:

– Ты этим… впереди… скажи, чтоб потише… И смотрите там… вообще… за машиной, чтоб ничего не ломали… – Хотел еще добавить: «на лету», но все же не добавил.

после долгого, в несколько лет, перерыва продолжилась тогда, когда Женьке вдруг показалось, что перед калиткой остановилась машина и кто-то его окликнул. Он отложил недовязанный бредень, поднялся с табуретки, нащупал на холодильнике радиоточку, убрал звук и прислушался.

– Эй, братан! – действительно донеслось с улицы.

Узнав голос Макса, Женька обрадовался. Макс уже два месяца как вернулся из армии, и, хотя жил на соседней улице, за все это время им удалось поговорить только один раз. Женька тогда проходил по двору, услышал знакомый голос, позвал, и минут пять они простояли по разные стороны забора. Макс небрежно рассказывал об армии, каким он там был крутым и как гонял салаг, как в него втюрилась дочь полковника, да и жена капитана не давала проходу, как все его упрашивали подписать контракт. Потом вспомнил про какое-то срочное дело и ушел. Сказал, что как-нибудь специально заглянет. Но так и не заглянул.

– Я здесь, сейчас! – засуетился Женька. Поспешил к двери, открыл. – Заходи! – позвал с крыльца.

– Да я на минуту. – Макс был не один. У калитки нервно тряслась машина, из нее доносились музыка и женские голоса.

– Слушай. – Макс все же открыл калитку и подошел ближе. – Рублей пятьсот дай. Взаймы. А то мы тут на озеро едем купаться. Ну и, сам понимаешь, заправиться надо.

– На бензин? – наивно спросил Женька.

– На бензин… тоже, – не сразу ответил Макс. – И самим не мешало бы. Еще баб чем-нибудь угостить. Ну сам понимаешь…

Женька в таких делах разбирался плохо, но кивнул.

– А кто едет?

– Васька с Сельхозтехники и две, – Макс доверительно понизил голос, – телки с Загорья. Ты их не знаешь, они тут недавно. Злое..чие.