– Насколько он адекватен, – повторил я. – Ты сказала.

– Ты думаешь, – медленно произнесла Лючия, – что я все еще нахожусь под психологическим воздействием Джанни?

– Ты сказала, – еще раз повторил я.

– Возможно, – сказала она, подумав. Умная женщина.

– Знаешь, Джузеппе, – продолжала Лючия, – я и не надеялась, что ты все сразу поймешь. Но ты хоть веришь, что это правда?

– Что именно? – осведомился я. – Переписка с синьором Гатти или предположение о том, что мы и весь этот мир на самом деле всего лишь компьютерная программа, которая…

– Послушай, – воскликнула она, – конечно, ты ничего не понял!

– Куда мне… – вздохнул я. – Кстати, хочешь еще чаю? И… Ты говорила, у тебя свидание?

Я не хотел, чтобы она сейчас поднялась и ушла. Но еще меньше мне хотелось, чтобы Лючия обвиняла меня в том, будто я оказывал на нее давление, мешал делать то, что она считала нужным… в общем, вел себя не как мужчина, а как следователь.

– Свидание? – удивилась она. – С кем? Я просто… Послушай, ты действительно не видел никого в коридоре, когда…

– Не видел, – я покачал головой. – Там никого не было. Даже синьора Балцано.

Лючия пропустила это имя мимо ушей.

– Нет ничего глупее, – сказала она, – чем думать, что мы с тобой всего лишь компьютерные программы.

– Из твоего рассказа… – начал я.

– …Это вовсе не следует, – закончила она. – Эмуляция – не программа. Это физическая реальность, только сконструированная… Хорошо, налей чаю. У меня в горле пересохло. И мысли путаются. И вообще, я…

Она не закончился фразу, мне показалось, что я понял недосказанное, и я сделал вид, будто не расслышал. Поднялся и пошел в кухню, прикрыв за собой дверь. Она не уйдет, теперь она точно не уйдет, и чай выпьет, и рассказ доведет до конца – не о том, что ей наговорил синьор Гатти, а о собственной сломавшейся жизни, она уже подошла к тому, чтобы начать заново, пусть посидит в одиночестве, подумает, а точнее – почувствует, ощутит внутри себя то давление, ту силу, которая не позволит ей молчать…

Тихо щелкнул замок, и я обернулся: Лючия стояла в дверях, руки ее безвольно повисли, глаза… я бы не смог описать точно, что именно выражали в тот момент ее глаза. Должно быть, произошла интерференция взглядов – моего и ее, я не знаю, как это происходит, как назвать физический эффект, смешанный с чистой психологией, возможно, у психологов есть объяснения… Я смотрел на нее и думал… она смотрела на меня и тоже думала… и мысли наши, и ощущения, вызванные мыслями, будто две волны, сталкивались в пространстве, смешивались друг с другом, и возникало нечто, чему я не мог подобрать название, то, что попросту не существовало без нас обоих, я поставил на кухонный столик заварной чайник, шагнул навстречу Лючии, она тоже сделала шаг, мы сошлись в центре кухни, как две планеты, двигавшиеся по встречным орбитам, и по правилам небесной механики должны были разойтись, как разлетаются всякий раз Земля и атакующий ее астероид… она подняла руки, не протянула вперед, а именно подняла, начала поднимать, а я всего лишь остановил это движение, и ее ладони оказались в моих, «не надо», сказала она, а может, не сказала, только подумала, а может, и не подумала, а я сказал себе сам, потому что, конечно, не надо, но мысль, какая бы она ни была, в тот момент выглядела совершенно не нужной, я отпустил ее руки и обнял за плечи, почувствовал, как Лючия напряжена, и снял это напряжение не мыслью, не словом, не ощущением даже, а чем-то, чего во мне не было раньше, каким-то движением, силой, о присутствии которой в себе не подозревал. Ее плечи стали мягкими, хотя как это могло быть? Она подняла голову, и мы, наконец, по-настоящему посмотрели друг другу в глаза. «Не надо», – теперь это точно сказала она. «Конечно, нет», – согласился я. Ничего и не было – мы просто стояли посреди кухни, я просто держал Лючию за плечи, она просто смотрела на меня и рассказывала о себе такое, чего мне знать, скорее всего, и не нужно было.

Самое странное, что я все понимал, хотя не было произнесено вслух ни одного слова. И не нужно говорить мне, что это телепатия. Не существует никакой телепатии, мысль через пространство не передается. Я все понимал, да, но если бы меня попросили описать словами то, что мне в тот момент было понятно, я не смог бы этого сделать.

– Ты боишься возвращаться к себе? – спросил я.

– Да, – ответила она.

– Из-за него?

– Да… Нет. Я не его боюсь.

– Балцано… Это Гатти?

Она отпрянула. Похоже, я сморозил глупость. Попытался перевести свое понимание в слова, и оказалось, что это невозможно, словами можно сказать совсем не то, что понимаешь, даже наоборот, ты понимаешь нечто, а когда начинаешь говорить, то понимаешь, что ничего так и не понял… То есть, на каком-то уровне восприятия понимание существует, но когда вынужденно переходишь на другой, словесный уровень, то ничего не получается, твое понимание остается там, в глубине, не желает идти за тобой следом, и лучше промолчать, чтобы сохранить…

Я так и сделал, но момент был упущен. Лючия высвободилась из моих не очень крепких объятий, поправила волосы и села на краешек кухонного табурета.

Чайник закипел, я принес из гостиной чашки, налил заварку (какие уж тут чайные церемонии…) и воду из чайника, поставил на столик сахарницу, тарелочку с вафлями, я делал все нарочито медленно, чтобы дать Лючии время прийти в себя… после чего? Что произошло между нами? Она сидела с закрытыми глазами, но, казалось, все прекрасно видела – протянула руку и безошибочно нашла свою чашку, взяла ее за ручку и поднесла к губам.

– Осторожно, – сказал я, – кипяток.

Она сделала глоток, поставила чашку на столик (не открывая глаз) и тихо произнесла:

– Я помню совсем другой мир. И это ужасно.

Я молчал.

– После того, как он ушел, – сказала Лючия, – я думала, что остались хотя бы письма. Это была моя жизнь. Ты не понимаешь… Я так жила эти месяцы… Письма исчезли. Как? Почему? Только последние – я послала ему в тот день… и получила ответ.

– Ты никогда с ним не встречалась.

– Мы встречались каждый вечер, – сказала она. – Бывало, несколько раз в день. Он ждал меня всегда, и я приходила к нему так часто, как только могла.

– Да, – сказал я. – Там… А в реальной жизни…

– Что такое реальная жизнь, Джузеппе? Мы жили реальной жизнью. Разве я не по-настоящему волновалась, когда его как-то не было целый день, и я чего только не передумала, а когда его положили в больницу, нужно было провести обследование, вроде бы стандартная процедура, но Интернета там не было, и я три дня не находила себе места, мы поссорились с Вериано, он не понимал, я не понимала тоже, но так было…

– У него не было телефона?

– Мы никогда не разговаривали по телефону.

– Ты не приезжала к нему?

– Мне это и в голову не приходило. Это бы все разрушило.

– Вы могли назначить встречу в… ну, скажем, в кафе.

– Ты смеешься, Джузеппе?

– Фотографии…

– Мы не обменивались фотографиями.

– В Интернете можно найти…

– Моих фотографий там нет, уверяю тебя. И его тоже.

Это было так, я пытался искать в сети фотографии синьора Гатти, но во всех поисковиках получал один и тот же текст: «Нет ни одного документа». Не было Гатти даже на коллективных фотографиях студентов университета или его работников…

Это было более чем странно, но меня интересовало другое. Мне почему-то показалось, что совсем недавно Лючия сказала нечто очень важное. Но я не мог понять – что именно. Фотографии? Нет, не фотографии. Телефонная связь? Тоже нет. Что-то…

– Точка «Зет», – сказал я. – Ты думаешь, что мы сейчас… не существуем на самом деле? Что мы всего лишь порождение этого бесконечно сложного мироздания…

Она протянула руку и положила ладонь мне на колено. А я прикрыл ее ладонь своей.

– Ты чувствуешь? – сказала она.

Я поднес ее ладонь к губам и поцеловал. А потом поцеловал каждый палец. Потом стал целовать тыльную часть ладони, поднимаясь по руке, и все сильнее наклонялся вперед, и она наклонялась тоже – в конце концов, мы столкнулись лбами, оба рассмеялись, и что-то произошло, какая-то сила возникла в воздухе, сила притяжения, подтолкнувшая нас друг к другу, иначе с чего бы пространство между нами исчезло, и время тоже остановилось… если что-то и происходило, то я не стану это описывать, и вовсе не потому, что к проблеме моего рассказа это не имеет никакого отношения. Имеет, конечно. Но я просто не смогу этого описать, потому что не умею описывать словами то, что происходит вне времени и пространства. Никто не умеет, даже если уверен в обратном.