Еще в мае 1828 года Николай I повелел построить новую тюрьму для декабристов в Петровском заводе, так как тюрьма в Чите оказалась перенаселенной. В конце августа 1830 года узникам приказывают собираться к переезду на новое «местожительство». Переход в Петровский завод совершался пешком. За день в среднем проходили по 30 километров. Вместе с другими женщинами этот изнурительный путь преодолела и Мария Волконская.

В начале 30-х годов прошлого века Петровский завод был глухим захолустьем, точное местонахождение которого не знали даже в Третьем отделении. Полина Анненкова так описывала место, куда отправили декабристов:

«Петровский завод расположен во впадине, окруженной сопками, а сама фабрика, где плавят железо, — сущий ад. Там ни днем, ни ночью не было покоя. Монотонный грохот молота никогда не прекращался, вокруг все было покрыто черной копотью».

Условия жизни на новом месте были поистине ужасны. Об этом довольно колоритно писала своему отцу Александра Муравьева:

«Мы находимся сейчас в Петровском застенке, условия в тысячи раз худшие, нежели в Чите.

Во-первых, тюрьма построена на болоте, второе, здание еще не высохло, и поэтому, хотя и топят два раза в сутки, печки почему-то совсем не греют. И это в сентябре. Наконец, здесь всегда темно — и днем, и ночью при искусственном освещении. Из-за отсутствия окон камеры никогда не проветриваются.

Слава богу, разрешили нам находиться там вместе с мужьями, как я уже вам писала — без детей… Даже если бы разрешили держать детей в тюрьме, мы бы не смогли этого сделать. Одна маленькая комнатка, влажная, темная и настолько холодная, что все мы мерзнем, хотя не снимаем с себя теплых валенок, пуховых пеньюаров и шапок…»

Эти жалобы Муравьевой совсем не напрасны. Двое узников сошли с ума в Петровской тюрьме — это Я. Андреевич и А. Борисов.

В Петровском заводе Мария Волконская покупает сельский домик, в котором поселяет двух человек прислуги, а сама живет с супругом в тюремной камере. В дом приходит только для того, чтобы переодеться и помыться. Некоторое время спустя семейным узникам разрешили жить вне тюрьмы. Потянулись годы тяжелой, изнурительной жизни. 22 ноября 1832 года умирает Александра Муравьева — первая жертва Петровского заточения. Ее смерть вызвала глубокое сострадание всех декабристов, которые знали ее как замечательнейшую женщину, умершую на своем посту.

Для Марии жизнь на новом месте ничем не отличается от жизни всех других женщин. Она остается все такой же — с твердым характером, верной своему долгу и своему самопожертвованию. В письме брату Николаю она писала:

«Я достигла своей цели в жизни». Ту же мысль она высказывает в письме родителям декабриста Ивашева: «В последние четыре года я достигла своей цели в жизни, а именно — воссоединилась в заточении со своим супругом». Все ее письма проникнуты чувством исполненного долга, правильности ее поступка, удивляют своим тактом и сдержанностью.

Однако близкие Марии не могут понять ее. Мать никак не может свыкнуться с ее положением, понять ее жизнь; для нее даже непонятны просьбы дочери об иголках и нитках; брат ее, Николай Раевский, отправляет первое письмо Марии только в 1832 году, спустя несколько лет после ее добровольного заточения; а сестры пишут только о своих болезнях. В связи с этим тайно от Марии Екатерина Трубецкая написала им письмо с просьбой, чтобы они писали о болезнях только после выздоровления, так как Мария месяцами живет в ужасе и тревоге за них.

У хрупкой, изящной молодой женщины поистине неистощимая энергия. Помимо своих повседневных забот и тягот, Мария пытается выращивать плодовые деревья в крае, где морозы в пятьдесят градусов — обычное явление; с восторгом музицирует на клавесине, радуется нотам, которые ей прислала Зинаида Волконская из Рима; собирает растения сибирской флоры; пишет письма родителям и близким многих каторжников, которым запрещена переписка. Волконская и Трубецкая иногда отправляли до тридцати писем сразу. Это были подробные альманахи жизни узников. Ведь каждый из каторжан имел свои мысли, свою личную жизнь, свои идеалы и мечты. Полученные ответы женщины передавали или читали декабристам. Сергею Волконскому, например, не разрешали переписку одиннадцать лет, и все эти годы ее вела Мария.

Почта до Сибири шла месяцами, на ее пути было немало самых невероятных препятствий, нередко письма терялись или приходили с большими опозданиями. Так, Мария отправила девять писем матери Сергея Волконского уже после смерти старой придворной дамы. В другом случае в продолжение трех месяцев к Марии шли письма от сестер с поцелуями, адресованными ее новорожденной дочери, которой уже не было в живых. Письма задерживались и по другим причинам: их читали комендант, иркутский генерал-губернатор, внимательнейшим образом их просматривали в Третьем отделении.

В Петровском заточении в 1832 году Мария родила сына Михаила, а спустя еще три года — дочь Елену. Она целиком ушла в заботы по воспитанию своих детей. Личная ее жизнь наполнилась новым, совсем иным содержанием. Все чаще в ее письмах тема детей занимает основное место — любовь к ним безгранична и постоянна. Хлопоты об их здоровье, об их образовании составляли смысл ее жизни.

В конце 1835 года объявляется царский указ — 10 отбывших каторгу декабристов переводятся напоселение, в их числе и Сергей Волконский. В 1836 году его семья поселяется в восемнадцати верстах от Иркутска в селе Урике; император уважил просьбу старой княгини и сократил срок каторжных работ Волконского. В Урике в то время находился на поселении старый друг Сергея Волконского — Михаил Лунин.

И снова потянулись долгие, мучительно медленные годы. И хотя Мария сохранила прежнюю энергию и жизнелюбие, все же и она значительно переменилась.

В одном из писем сестре Елене она писала: «Совсем утратила живость своего характера, в этом отношении вы бы меня не узнали. В венах моих уже нет эликсира бодрости. Часто впадаю в апатию; единственное, что еще могу сказать в свою пользу, — это то, что всякое испытание переношу с упрямым терпением, остальное все мне безразлично, были бы только здоровыми дети мои».

Через какое-то время Мария добивается разрешения на поселение в Иркутске, чтобы сын Михаил мог учиться в местной гимназии. Сначала Волконскому разрешают посещать свою семью два раза в неделю, а спустя несколько месяцев и ему разрешили проживание в городе. Там они прожили еще… 19 лет и дождались манифеста об амнистии, который подписал в день своей коронации 26 августа 1856 года новый император России Александр П. По его распоряжению манифест о помиловании доставил в Сибирь Михаил Волконский, сын декабриста, который в то время находился в Москве.

А на балу во дворце по случаю коронации новый император делает эффектный жест. Заметив среди гостей молодую Елену Сергеевну Волконскую, дочь декабриста, он идет к ней. Гости расступаются на его пути, низко кланяются, с любопытством и раболепием наблюдают, что будет. Александр II остановился перед молодой девушкой и, приняв, так сказать, ее реверанс, сказал с улыбкой:

— Я счастлив, что могу вернуть Вашего отца из заточения. И рад, что направил брата Вашего с этой вестью.

В ту ночь, когда небо Москвы полыхало разноцветными огнями фейерверка и улицы ее сияли иллюминацией в честь нового императора, Михаил Волконский отправился в Сибирь — по тому же пути, по которому 29 лет тому назад его мать, Мария Волконская, ехала в своей карете.

Михаил спешил, ехал почти без остановок днем и ночью. По пути он сворачивал в села, где жили декабристы, показывал им и читал манифест.

С большими трудностями Михаил Волконский перебрался через Ангару и добрался до Иркутска. По знакомым улицам он спешит к дому отца и долго стучит в ворота.

— Кто там? — отозвался старый декабрист.

— Отец! Я привез помилование, — ответил возбужденно Михаил.

В ту ночь в доме Волконских никто не спал. Отец и сын немедленно отправились будить всех друзей, чтобы обрадовать их давно ожидаемой, выстраданной вестью… Но к сожалению, она пришла слишком поздно. Из 121 члена Тайного общества, осужденных судом, в живых остались немногие. К 1856 году 13 декабристов жили в Западной и 21 в Восточной Сибири.