– Боже мой! – Лицо Реджи озарила улыбка. – Мне всегда нравился этот юноша, но я не мог понять почему. Теперь я понимаю. Он обладает практической смекалкой. Должен заметить, что он оказал тебе невероятную услугу. – Реджи вдруг нахмурился и поник всем телом.

– Что с тобой, дядя?

– Энни, ты ведь могла пострадать. Милосердный Боже, тебя могли…

– Изнасиловать. Да, я знаю.

– Не представляю, как мы вообще можем выразить ему свою благодарность, – покачал головой Реджи.

Энни решила не разрушать восторженное настроение дяди рассказом о любовных поползновениях самого Делакруа. Сначала она хотела излить свою досаду и ублажить уязвленную гордость, но после, по здравому размышлению, призналась самой себе, что была виновата в их интимном сближении не меньше, чем Делакруа.

К тому же она понимала, что Реджи будет вне себя от ярости, потому что не сможет понять ее собственной роли в этой любовной сцене. Она сама до конца ее не понимала.

– Я очень устала, дядя. Мне нужно прилечь и отдохнуть.

– Конечно же! – Он вскочил, немедленно преисполнившись заботливости. – Если бы я знал, какой ужас тебе пришлось пережить, то немедленно отправил бы тебя в постель. – Он взял ее под руку и повел к двери.

– Превосходно! – Энни весело хохотнула. – Я в полном порядке, так что горячая ванна и получасовой сон окончательно поставят меня на ноги.

– Ты пережила серьезное нервное потрясение. Я думаю, тебе стоит пообедать в постели и оставаться наверху до завтрашнего утра…

– Нет, это невозможно. К обеду должен прийти Джеффри, и я должна повидаться с ним. Не хочешь же ты, чтобы я принимала его в своей спальне, а?

– Господи, да я терпеть не могу, когда он сидит рядом с тобой в гостиной! Энни, не упрямься. Сделай хоть раз так, как я прошу.

– Я часто делаю так, как ты просишь. Но сегодня не могу. Помни, что я взрослая женщина и способна сама принимать решения, даже если они окажутся ошибочными. Ты можешь советовать мне, но не диктовать свою волю.

– Хорошо, больше не буду, – хмыкнул Реджи. – За исключением тех случаев, когда ты вознамеришься предпринять что-нибудь, к чему я не могу отнестись с одобрением. Скажи, ты не возражаешь, если я провожу тебя в комнату? Простишь своего старого дядюшку за излишек внимания?

– Если хочешь и силы позволяют тебе, ты даже можешь отнести меня наверх на руках, – улыбнулась она.

– Ха! Я вряд ли на такое способен. А вот Делакруа… Я начинаю думать, что этот человек способен гораздо на большее, чем мы привыкли о нем думать.

В глубине души Энни согласилась с ним.

Позже, лежа в горячей ванне, от которой шел душистый травяной пар, она постаралась разобраться, почему ее так тянет к Делакруа. Как и прежде, она пришла к выводу, что это всего лишь физическое влечение. Ей по-прежнему неприятны его надменность, самовлюбленность и лень, его манера ухаживать за женщинами… Ей не нравятся его представления об этике и морали, его политические убеждения. Энни не смогла бы найти с ним общий язык ни по одному из этих вопросов.

Правда, иногда он проявляет некоторое человеколюбие: спас ее сегодня днем, с искренним чувством рассказывал о своей семье на кладбище, проявил хороший вкус в выборе любовницы и, похоже, обращается с ней как с настоящей леди. Однако он всегда умудрялся разрушить приятное о себе впечатление какой-нибудь отвратительной выходкой.

Энни тяжело вздохнула и выжала мыльную пену из губки на торчащую из воды коленку. Обезоруживающая правда заключалась в том, что, несмотря на вызывающие, грубые манеры, Делакруа обладал внешностью и фигурой сексуально привлекательного мужчины, который умел восхитительно целоваться. И природная, «примитивная» сторона ее сущности отвечала на его ласки и поцелуи, невзирая ни на что.

Признавшись самой себе в том, насколько похотлива ее натура, Энни погрузилась в ванну целиком, так что над поверхностью воды остались лишь глаза и нос. Что уж говорить, ей понравилось целоваться с Делакруа. И он, к Ренар превосходно умели это делать. И очень похоже. Однако объяснить себе возбуждение, в которое она пришла от близости с Ренаром, она еще могла. Он стоил того, чтобы воспылать к нему страстью. Но почему такой наглец, как Делакруа, вызывал в ней то же чувство?

«Боже мой, неужели знойная Луизиана превращает меня в распутную женщину?» – в отчаянии подумала Энни.

– Это она?

Люсьен повернул голову на подушке и при тусклом свете свечей вгляделся в лицо Микаэлы. Он лежал на постели одетым. Она стояла в дверях в прозрачной белой ночной рубашке с подносом, на котором дымился кофе и была вазочка с пирожными.

– О чем ты, Микаэла?

– О той блондинке в переулке.

Люсьен напрягся, приятная расслабленность и сонливость мгновенно сменились возбуждением. Но он старался казаться равнодушным к словам Микаэлы. Она села рядом с ним на кровать и поставила поднос на столик. Ее соблазнительной формы бедро вдавилось в матрас, когда она прилегла рядом с Люсьеном и провела рукой по его груди.

– Это о ней ты рассказал мне несколько недель назад, когда я догадалась, что у тебя кто-то есть?

Люсьен онемел от этих слов. Его раздражала проницательность Микаэлы. Он не хотел признаваться самому себе, не то что ей, в том, что Энни стала настолько важна для него, что он уже не может заниматься любовью с другой женщиной. Эта мысль пугала его.

– Микаэла, ты красивая, соблазнительная женщина, – уклончиво отозвался он. – С тех пор как я поселил тебя здесь, я не был близок ни с одной женщиной, кроме тебя.

Микаэла поежилась, медленно выводя кончиками пальцев круги на его груди. Она всегда была такой – очень чувственной и любящей прикосновения. Разве найдется хоть один мужчина в здравом уме, который не сочтет ее желанной?

– В последнее время ты очень напряжен, cher, и ведешь себя как человек, у которого тяжело на сердце. Может быть, ты никого и не любил все это время, но меня ты тоже больше не любишь. Уже несколько недель.

– Обычно ты жаловалась, что я ненасытен. – Люсьен выдавил из себя улыбку.

– Ты знаешь, что мне всегда нравилось то, как мы занимаемся любовью. – Она посмотрела, как он спокойно лежал одетый, после чего нагнулась, от чего ее густые темные волосы упали вперед, и внимательно посмотрела ему в глаза. – Но однажды ты женишься, Люсьен. Скажи, твоей женой станет эта англичанка?

– О Боже! – натянуто рассмеялся он. – Тот человек, который женится на этой маленькой мегере, проклянет все на свете!

– Я говорю серьезно, cher. – Микаэла не разделила его веселья.

Люсьен тоже нахмурился, взял ее за руку и нежно поцеловал в ладонь.

– Ты беспокоишься о своем будущем? Так знай, что я оставлю тебе этот дом и достаточно денег, чтобы начать новую жизнь… с человеком, который, я надеюсь, будет тебя достоин. Может быть, с тем кузнецом, который бросает на тебя влюбленные взгляды каждый раз, когда мы с тобой появляемся на базаре.

Щеки Микаэлы покрылись нежным румянцем. Легкая улыбка коснулась ее губ и тут же исчезла.

– Я беспокоюсь не о себе, Люсьен, а о тебе. А что, если эта английская девушка – любовь, которую ты ждал всю жизнь? Что тогда ты станешь делать с… другой частью своей жизни?

Люсьен никогда не рассказывал Микаэле о своем втором «я» – Ренаре. Они доставляли друг другу физическое удовольствие и заботились друг о друге, но их отношения не были настолько близкими, чтобы делиться мыслями и тайнами, как это обычно бывает у влюбленных. Никто из них не питал романтических иллюзий насчет их будущего. Они были друзьями. А Микаэла к тому же обладала удивительной способностью читать его мысли. Но возможно ли, чтобы она догадалась о Ренаре?

– Что ты подразумеваешь под другой частью моей жизни? – спросил он как можно более непринужденно.

– Ты знаешь, о чем я, – ответила она, не отводя прямого и честного взгляда.

– Правда?

– Да. И коль скоро ты не хочешь подтвердить мои подозрения, я больше ничего не скажу. Но настанет день, cher, когда тебе придется сделать выбор. Я никогда раньше не видела, чтобы какая-нибудь женщина настолько завладела тобой, так эта. Ты всегда, разумеется, флиртовал с дамами, но сдается мне, что теперь встретил свою судьбу.