Прыгнув на него и сделав при этом такой неловкий кульбит, что сырая мостовая выскользнула у меня из-под ног, я, подскользнувшись, упал и кубарем пролетел мимо сильных хватких рук и мелькнувшего ножа впечатляющих размеров.

Мне каким-то чудом удалось оказаться на ногах, прежде чем меня схватили, а потом побежал, сверкая пятками, как вспугнутый кролик. Я мчался по переулку дикими зигзагами, ничего не видя перед собой, к виднеющемуся маленькому кусочку улицы, при этом сбив с ног нескольких попрошаек, оказавшихся на пути. Лишь только когда те в бешенстве начали избивать меня, стало ясно, что преследователи отстали, и я морщился из-за болезненных тычков и грязных ругательств с выражением счастья на лице. Я чувствовал вес кошелька на поясе, возвращался с добычей, победоносно и невредимый, и прямо раздувался от гордости.

Гарретт лежал на своей кровати все с той же насмешливой улыбкой:

- Ну и сколько удалось из него выколотить?

- Сто десять, - самодовольно возвестил я.

- Хм-м.

Больше ничего не последовало. Но это молчание не означало презрение, ведь мое воодушевление было очевидным, я был в отличном настроении и начал готовить нам еду. Мы молча поели и я полагаю, сегодня вечером он был мной доволен.

6

 На следующее утро было уже невозможно удержать моего „пациента“ в постели. Он уже вовсю ходил, когда я проснулся, и я мысленно проклял его замечательную способность двигаться бесшумно. Было бы нелегко услышать, как он встает.

 Пока я сетовал сам на себя, что не приковал упрямца за руки и ноги, пока тот валялся без сознания, он уже сготовил завтрак. Потом разыгралась целая дискуссия о том, что он должен носить руку на перевязи, чтобы рана лучше залечилась. При этом дискуссия заключалась в том, что я многословно пытался его убедить, а он лишь настырно помалкивал.

 Наконец ему это надоело, и он разрешил мне еще раз обработать руку и наладить перевязь. Благодаря его чрезвычайной живучести и рецепту мази моей матери рана уже начала затягиваться, однако потребовались бы недели, чтобы окончательно забыть о ней. После этого „врачевания“ с моей стороны он надел сой широкий плащ и требовательно бросил мне: 

- Пошли.

Я поднялся.

- А куда это мы?

- Навестим старых друзей.

Ирония сквозила в каждом слове, но больше ничего из него вытащить не удалось, и я, узнав его теперь получше, знал, что спрашивать бесполезно.

Мы пересекли почти весь Город, я с немым восхищением пялился на великолепные господские дома аристократов, мимо которых проходил. Миновали городской монастырь моих братьев и я ощутил укол совести – я почти уже забыл, что хотел стать хаммеритом.

Гарретт держался в сторонке от стражей монастыря, я догадывался почему, ведь точно также, по широкой дуге он обходил городскую стражу. Здание было гигантским, окруженное высоченной стеной, с двумя огромными боковыми флигелями, в которых жили мужчины, и поражающей воображение монастырской церковью, чья башня высоко вздымалась во внутреннем дворе. Я слыхал об окутанной легендами библиотеке, правда с моими познаниями в чтении и письме вряд ли можно было оценить по достоинству все ее ценности. Я охотно спросил бы Гарретта, наносил ли он однажды „визит“ в это здание, как выразился Первосвященник Маркус. Однако он был явно не настроен на разговор и кроме того его щеки снова стали бледными, ведь сравнительно долгий путь был тяжек для  неокрепшего тела.

Вдали, с той стороны городской стены, обрисовалось другое большое здание – это и были те пять Башен, четыре из них угловые, соединенные высокой стеной в форме четырехугольника, а в середине – отдельно возвышающаяся исполинская Башня. Все они, казалось, были выстроены в разном стиле, и даже материал для постройки был неодинаков. Смотрящая на запад Башня была из красноватого блестящего металла, северная – из некоего вида белого камня, напомнившего мне очень светлый мрамор, но это было что-то совершенно иное, ведь камень этот выглядел почти как лед.

Во тьме позади стояла восточная, синевато мерцающая Башня, а южная казалась целиком сделанной из глины, что, конечно, не было правдой – такое огромное строение ни за что не устояло бы, будучи изготовленным из подобного материала.Самая большая средняя Башня была из исполинских отесанных блоков простого серого камня и господствовала над остальными.

Гарретт, увиде восхищение на моем лице, заметил:

- Это Крепость Магов. Очень трудно туда пробраться.

Я как раз размышлял о том, откуда он про это знает, когда мы очутились в пустынном тупике. Здесь вообще не было ничего примечательного, каких таких „старых друзей“ можно тут встретить?

Гарретт нажал что-то на камне (не могу сказать, что это было, сейчас я думаю, что не мог увидеть этого своими глазами) и перед нами из ничего открылся коридор с голыми стенами. Я так резко скакнул назад, что мне позавидовала бы лошадь. Он скривил лицо, веля мне вести себя тихо: „Нам здесь не особенно рады. Следуй за мной и говори лишь тогда, если хочешь о чем-то спросить.“

Он вошел в проем и я последовал за ним с гадостным ощущением в области желудка. Едва вошедши внутрь, я увидел двух стражей в крошечном внутреннем дворике напротив двустворчатых ворот, которые с настойчивостью в голосе велели нам остановиться.

– Что Вам угодно? – резко спросил рослый страж.

Я было хотел, втянув голову в плечи, снова ринуться наружу, но Гарретт не казался особо впечатленным.

– Оставьте Ваше чванство для других, Холден. Я должен поговорить с Артемусом. Он ждет меня.

Названный по имени страж в гневе уставился на него.

– А как быть с Вашим спутником?

– Либо Вы немедленно впустите нас внутрь, либо я буду вынужден объяснить Артемусу, почему его просьба не была выполнена.

Холден ответил не сразу. Я мог видеть, что ему стоило больших усилий обуздать свой гнев. Гарретт же напротив казался полностью отстраненным, и чувствовалось, что именно это больше всего бесит стоящего напротив человека. В конце концов он с явной неохотой подал знак своему товарищу – открыть ворота.

– Вы должны быть крайне осторожны, Гарретт, – прошипел он напоследок.

Гарретт не ответил, пройдя мимо обоих со спокойным и безразличным выражением лица. Я быстро прошмыгнул позади него через дверь и почувствовал, как взгляды стражников буравят мне спину.

Мы пересекали большой входной холл. Очень впечатлял его архитектурный стиль, ясно было, что здание очень большое и очень старое. Было в нем некое сходство с почтенными стенами нашего монастыря, но намного больше искусной отделки. Даже тупице вроде меня сразу бросалась в глаза вычурность столов, шкафов и ковров на стенах этого помещения. Взглянув наверх, я убедился, что богато украшенный потолок был очень высоко, при этом ошеломленно спрашивая себя, как могло случиться, что на пути сюда я не увидел это громадное здание. Должно быть, некая магия скрывала его.

Мужчины и женщины, встреченные по дороге, глядели на нас с удивлением, как будто наше появление здесь было внезапным неприятным событием. Я держался поближе к Гарретту, который вроде бы чувствовал тут себя как дома. Он целеустремленно шагал через залы, проходил все новые и новые помещения, а затем повел меня вверх по лестнице. Возле одной из дверей он остановился и постучал, но стал ждать приглашения, а вошел внутрь.

За столом напротив двери сидел мужчина, который теперь повернулся к нам. Удивление на его лице сменилось легкой усмешкой при виде меня. Это был тот самый чужак, чье появление дало начало всей этой истории.

Артемус встал и приветствовал вора как друга, Гарретт же держался существенно отчужденнее, как будто все было абсолютно иначе. Я был уверен, что это не ускользнуло от взора Хранителя, однако он казался привыкшим к подобному.

– Итак, ты получил нашу весть, – утвердительный взгляд на мгновение остановился на мне.

– Она была чрезвычайно забавной.

Артемус уселся вновь, предложив то же самое нам.

– То, как развиваются события, внушает сильное беспокойство, Гарретт.