Столь душевное выражение приязни растрогало меня, и я прослезилась. Мой новоиспеченный муж аккуратно промакнул мне глаза салфеткой. А я смотрела на него и не могла поверить, что теперь он – мой!

Когда начали подавать горячее, музыканты заиграли какую-то хорошо забытую классическую танцевальную мелодию.

Кто-то из гостей принялся отстукивать ритм фужером по столу, и вскоре уже весь зал гремел как посудомоечная машина. И этот грохот, и звон продолжались до тех пор, пока мы с Майклом не стали целоваться.

– Радуйся, что у них нет под руками нашего хрустального сервиза, – усмехнулся Майкл.

– Никогда не позову этих дикарей в гости, – поддержала его я, принужденно улыбаясь.

– Спасибо, что вышла за меня...

Мама знаком показала, что настало время для перемены блюд и что нам пора размяться, переброситься парой слов с родственниками, а также запечатлеть сей торжественный миг, пригласив фотографа, который весь день путался у нас под ногами.

Начали мы с групповых фотографий с маминой родней.

– Ты очаровательна, – рассыпалась в похвалах тетя Роза, обнимая меня потными руками, – когда мы с Гербертом увидели тебя сегодня, мы не могли поверить, что это ты. Ты такая прелесть, – удивление ее больше смахивало на выговор. – Я непременно спрошу карточку у твоей мамы, чтобы всегда помнить – как хорошо ты выглядела сегодня.

– Слыхал, что ты был во Вьетнаме, – сказал дядя Герберт Майклу, пожимая руку.

– Был.

– Но я все равно рад, что ты влился в нашу семью.

– Ну, их, давай лучше снимемся с твоими, – попросила я Майкла, и мы отправились на поиски. И пока мы пробирались сквозь толпу гостей, мои многочисленные родственники пихали ему в карман пухлые конверты. А вот его родные больше специализировались на поздравлениях. Наконец мы пробились к сестрам Майкла. Джуди прикатила из Миннеаполиса, где ее муж владел сетью магазинов. А вот Диана, вторая сестра, прибыла на торжество из Сиэтла одна. Насколько мне было известно, ее муж старался игнорировать семейные сборища. Она проскрипела, что очень рада была узнать о решении брата обзавестись семьей.

Тут к нам пробилась моя кузина Фери, овдовевшая уже лет эдак шестнадцать назад. Она прославилась в семье тем, что на могиле мужа дала обет не только не встречаться с мужчинами, но даже не смотреть на них. Это дало маме повод заметить, что либо жизнь ее с мужем была райской песней и теперь она не надеется на повторение чего-то подобного, либо все было так ужасно, что она боится повторения. Третьего не дано!

– Как вам понравилась чаша для пунша? – спросила она, обворожительно скалясь. Она обладала самым прекрасным в семье комплектом зубов. Недаром же ее милый покойный был дантистом.

– Чудесная, – ответила я.

– Чудесная, – подтвердил Майкл, хоть я была уверена, что он этой чаши и в глаза не видел.

– Так и знала, что она вам не понравится, – огорченно призналась Ферн. – Отдайте ее мне, прошу вас. И будьте счастливы!

– Напомни, чтобы я пригласила кузину на пунш с печеньем, – попросила я Майкла, когда нас позвали к уже заставленному всяческими сладостями и деликатесами свадебному столу.

Гости, увидев это кремово-шоколадное изобилие, так рьяно бросились занимать места, что виновников торжества чуть было, не растоптали. Кстати, родственнички мужа первенствовали в этом забеге. Желая, видимо, утихомирить бушевавшие страсти, музыканты пиликали нечто успокаивающее. Так как нам с Майклом негде было приткнуться, мы стояли в сторонке и наблюдали. Взявшись за руки, мы образовали с ним наш отдельный островок спокойствия в этом первобытном хаосе. Вокруг нас устроили невообразимый кавардак, а мы, основные участники и виновники торжества, оказались в стороне.

С нашего места было хорошо видно, как гости толпятся вокруг столов, запихивая в карманы и пакеты разнообразные булки и пирожные. Видимо, дома они собирались продолжить чествовать молодых. Как тетя Роза обходит столы, собирая в кулек арахис. Насколько я знала, не было еще ни одной свадьбы с ее участием, откуда она бы не уволокла фунта четыре этого полезного в хозяйстве припаса.

– Это не честно, – горевала сестра моей бабушки, в тщетных попытках пробить себе клюкой дорогу к вожделенному столу. – Следовало дать мне фору эдак в полчасика. А то я смогу поспеть только к шапочному разбору и всю вкуснятину уже рассуют по карманам.

Заметив нас, она наклонилась ко мне и прошептала:

– Не бойся сегодняшней ночи! Это тебе придется по вкусу!

И вновь ринулась в атаку.

Я повернулась к Майклу и сказала:

– Лучший выход – это думать о чем-нибудь постороннем...

А нанятый на целый день фотограф щелкал и щелкал затвором своего фотоаппарата...

Майкл покинул меня на полчаса и уединился в баре со своими дружками. Поль тоже крутился вокруг них, но не пил. Он вообще никогда в рот капли не брал. Он только старался проверить – надул его бармен или нет.

Единственное мое желание в эти минуты было скрыться куда-нибудь, в уборную, например. Никого не видеть и ни с кем не говорить. Так как Майкла не было рядом, мне казалось, что волны нервозности и беспокойства заполнили все окружающее пространство. Но вот он появился, как всегда вовремя. Нас ждали к открытию танцев. Мне предстоял свадебный вальс... Увы, как такового вальса не получилось. Мы наяривали нечто на манер танго – Майкл вертел меня, наклонял, ронял и тут же подхватывал...

Музыканты исполнили еще несколько танцевальных мелодий, но веселье, похоже, уже шло на убыль. Все порядком подустали, переели, а многие – перебрали.

И только принявший на грудь пару лишних порций тоника с водкой или водки с тоником дядюшка Соломон неутомимо отплясывал самбу.

Поль оплатил музыкантам лишний час.

Среди трофеев тети Розы помимо арахиса оказался и тромбонист.

Миссис Ведлан перед отбытием заверила меня, что «вечер получился интересный».

...Так начиналась моя супружеская жизнь...

Все это было очень похоже на медовый месяц.

Днем мы бродили по Сан-Франциско, фотографировались возле местных достопримечательностей. Вечера коротали в гостинице, наблюдая по телеку перипетии слушаний уотергейтского дела. Для Майкла политика – лакомый кусок, и он обожал «держать руку на пульсе».

– Вот это верность, – восхищался он, наблюдая, как Джона Дина допекают многочисленными вопросами, а его светловолосая жена сидит рядом.

– О чьей верности это ты?

Майкл, лежа на животе, подпирал руками голову, уставившись в ящик, а я, усевшись ему на зад, массировала спину.

– Понимаешь, она, наверное, думала, что выходит замуж за какую-то «шишку» из Белого Дома. А на поверку оказалась женой стукача. Но, тем не менее, она – с ним.

– А через месяц она родит бестселлер и окажется в шоу Фила Доннахью.

– Нет, думаю, нет. По виду не скажешь. Но мне ее жаль. Некоторые женятся или выходят замуж, не ведая во что влипли...

– А ты догадываешься, во что ты влип? – я отодвинулась и шлепнула Майкла по ягодице.

– Более или менее, – ответил он, перевернулся на спину и выключил телевизор.

Завтракали мы в кафетерии при отеле, и Майкл в это время ухитрялся просматривать местную газету. Он боялся, что пока мы трахаемся, в мире все могло перевернуться.

– Это уотергейтское дело так просто не закончится, – делился он со мной. С набитым ртом, с газетой в одной руке и ореховой слойкой в другой. – А что читаешь ты?

– Да вот, одна девчонка наложила на себя руки из-за своего приятеля.

– И где это случилось? Нью-Йорк? Вашингтон?

– Да нет, в дыре какой-то. Наглоталась какой-то дряни, которой поливают сорняки.

– Господи, Фрэнни! – раздраженно воскликнул мой новоиспеченный муж. – Какого... ты забиваешь себе голову этой ерундой?! В мире каждый день происходит множество важных и интересных событий, а ты засоряешь мозги этим хламом...

Я перегнулась через стол и внимательно присмотрелась к Майклу.

– Какого рожна я должна тратить свой медовый месяц на этих долбаных политиков? Что убудет, если на время забыть обо всем этом. Тем более, когда мы вернемся, вся эта свистопляска будет в самом разгаре. Ну-ка, расплачивайся побыстрее, и чешем наверх. Хочу тебя поэксплуатировать...