— Не боишься совершить ошибку? — спрашиваю без обиняков.
— В случае с тобой? Нет, — слишком поспешно, на мой скромный взгляд, отвечает эльф. Ах так, lohassy? Ну держись!
— А в случае с братом?
— Ты не причинишь ему вреда, — уверенно заявляет Кэл, и я суживаю глаза:
— Ой ли? А что, если я поведаю мальчику о подробностях той случайной встречи в трактире… предъявлю доказательства, кстати! Буду насмехаться и шантажировать. Я могу, не смотри, что выгляжу безобидным!
В мгновение ока эльф оказывается на ногах и нависает надо мной, впиваясь побелевшими пальцами в подлокотники кресла, которое занимает ваш покорный слуга:
— Ты так не поступишь!
— Почему? — улыбаюсь самой мерзкой из своих улыбок, и Кэл невольно отшатывается.
— Нет… это невозможно… я…
— Не мог так обмануться? Будет уроком впредь: не следует целиком и полностью доверяться первому впечатлению. Да и второму — тоже. А вообще-то… Ты не обманулся. Я не могу сделать больно никому из вас.
— Почему? — жалобно спрашивает эльф, чьи представления о добре и зле в людских душах только что подверглись жестокому испытанию.
— Потому что обещал. Обещал тому, чья просьба для меня… скажем так, священна. Так что в этом смысле можешь меня не опасаться!
Кэл садится обратно в кресло, но прежней уверенности на прекрасном лице уже нет. И это совершенно замечательно! Лучшая новость на сегодня! Нельзя жить без сомнений. Скучно. Хотя… Я сам предпочёл бы поскучать!
— Сейчас ты откровенен?
— Как никогда! — говорю серьёзно и искренне, но Кэл недоверчиво качает головой:
— И как теперь верить…
— Не верь, — великодушно разрешаю я, с сожалением глядя на остатки выпивки. Быстро кончилась, как и всё хорошее…
— К сожалению, у меня нет выбора, — продолжает сокрушаться листоухий.
Хм… Всего лишь хотел заставить сомневаться, а чего добился? Гнусных моральных терзаний. Будем исправлять ситуацию? Попробуем:
— Иногда отсутствие выбора лучше, чем наличие нескольких равноценных альтернатив. И даже знакомое зло временами удобнее, чем впервые встреченное добро. Однако в твоём плане есть слабый момент. Знаешь какой? В качестве кого я буду сопровождать твоего брата? Как слуга? Ерунда, эльфы не пользуются услугами людей. А рабов и вовсе не держат… Об этом ты думал?
— Да, — признаётся Кэл, и я понимаю: действительно думал. И отсутствие решения, по-видимому, очень угнетает среброволосого красавца. А между тем…
Я не глядя щёлкаю замком и кладу расстёгнутый ошейник на стол.
— Так будет легче думаться? — Даже не улыбаюсь, потому как ничего смешного в происходящем нет. Особенно если подметить нездоровый блеск, ворвавшийся в лиловый взгляд эльфа.
— Гораздо! — подтверждает он и углубляется в раздумья, время от времени посматривая на меня так, будто снимает мерки для гроба.
В конце концов мне надоедает молчание, и я спускаюсь на кухню, чтобы разжиться куском ягодного пирога и поболтать со стряпухами, а когда возвращаюсь, эльфа в моей комнате уже нет. И следов трапезы на столе — тоже.
Какой же он глупый, право слово… Если его смущала только одна деталь в начерно составленном плане… Важная деталь, кстати: ошейник предполагает не только и не столько «несвободу» в действиях, сколько подчинённость желаниям и указаниям одного, строго определённого лица. А когда многие дни подряд выполняешь только то, что тебе скажут, отвыкаешь мыслить и действовать самостоятельно. Ты об этом подумал, lohassy? Конечно же нет! Ребёнок — он и есть ребёнок…
Взрослый человек вёл бы себя иначе. Тот же Борг, как бы он поступил? Для начала втравил бы меня в разноплановые ситуации с целью установления типовых реакций и только потом — много позже — начал бы разговор о «добровольном» участии в важном, но совершенно неоплачиваемом деле… Хе-хе-хе. А ведь так и было: правда, ситуации я устраивал себе сам, но пищи для размышлений рыжему верзиле дал очень много. Можно сказать, перекормил… Борг… Мой первый серьёзный опыт общения с представителем Тайной Стражи. Да ещё каким представителем! Даже не принимая в расчёт внушительные физические данные, одно то, что рыжему великану доверили обеспечение безопасности первого наследника престола Западного Шема… Это таки внушает уважение!
В случае с Кэлом удивляюсь, как мало времени понадобилось листоухому, чтобы твёрдо увериться в моих «достоинствах». Впрочем, на свете он живёт гораздо дольше королевского телохранителя, так что и опыта в оценке личности у него поболее… Только здорового скепсиса мало. Ничего, наберётся! Если не сложит голову в очередном нелепом vyenna’h-ry. Сколько же ему лет? За двести или ещё до двухсот? Средствами семьи не распоряжается, но уже облечён некоторым доверием. Наверное, лет двести двадцать или двести тридцать. Знать бы, как скоро он станет наполовину взрослым… А впрочем, ЭТОТ срок предсказать нельзя…
Глупый-глупый-глупый… Ошейник — всего лишь символ. Настоящее рабство рождается и гнездится в недрах черепа, там, где многие предполагают местонахождение ума. Если рассуждать грубо, то и Кайа, и Кэл рабы. Мои. Смешно? А мне не очень… Тем более что они сами признали мою власть над своими жизнями. Подаренными жизнями. Новыми жизнями… Такое добровольное рабство хуже прочих. Для хозяина, а не для тех, кто ему подчиняется. И самое главное — никто этого самого хозяина не спрашивает, хочет ли он ВЛАДЕТЬ. Нет! Ставят перед фактом и умильно заглядывают в глаза: вот мы, здесь, перед тобой, в полном твоём распоряжении, возьми нас! Тьфу. Никому не пожелаю оказаться в схожей ситуации…
Кстати, отношения «учитель — ученик» тоже во многом подобны рабству. Умственному и нередко даже физическому. Плохой наставник получает неописуемое наслаждение, владея умами своих учеников, внушая им выстраданные самим, а не настоящие истины, заставляя действовать по своему образу и подобию… В некотором роде учителя — те же творцы, но, как не каждая женщина (и не в каждом случае) может родить здорового, сильного, в потенциале — умного ребёнка, так и не каждый учитель способен создать из сырого материала вверенного ему юного сознания то, что превзойдёт его самого. Некоторые и не хотят, чтобы ученики были умнее — вполне понятное желание. Нехорошее. Эгоистичное. Вредное. Вполне человеческое. Зачем я буду делиться тем, что добывал потом и кровью, только для того, чтобы юный нахал через несколько лет стал умнее меня? Ни за что! Такие вот учителя плодят «рабов» недалёкого ума…
Есть ещё одна опасность, о которой никто не хочет думать, пока она не возьмёт за горло: стать рабом собственных привычек. О, это сладостное рабство! Но оно чуть ли не опаснее других, потому что от привычного удобства мыслить и поступать наработанным образом труднее всего отказаться… Проверял на себе. И до сих пор проверяю…
Ах, Кэл, Кэл… Конечно, я попробую помочь твоему брату. В основном из чувства вины. Ну ещё из капельки сумасшествия и глотка предвидения, которое настойчиво стучит в висок: неспроста ты повстречался с листоухими, ой, неспроста… Особенно после столь проникновенной просьбы Магрит «не делать им больно». Есть над чем задуматься.
* * *
Следующие два дня я не имел удовольствия общаться с Кэлом: за те несколько мгновений, которые мы в течение указанного промежутка времени находились в пределах досягаемости друг друга, мне удавалось только кивнуть, а ему — ответить на кивок рассеянным взглядом. Где он пропадал, по каким делам уходил рано утром — для меня оставалось загадкой, не мешавшей, впрочем, ожидать дальнейшего витка пакостей в своей личной жизни.
Мин, всерьёз озаботившаяся моей физической формой, не пропускала «утренних пробежек» и подыскивала любую работу, способную добавить нагрузки ленивому телу. Правда, ноющие мышцы удостаивались потом такого приятного массажа, что… Грех было жаловаться на судьбу. Я и не жаловался. Пока не наступил день четвёртый от моего исцеления…
Не буду подробно описывать, в каком настроении я встретил утро, хотя бы потому, что оное утро наступило для меня аккурат в полдень. По какой причине? Девочки веселились. С подачи Кэла. Скажу только одно: оценив масштаб «надругательства» над своим телом, я вытолкал хохочущую троицу за дверь и заперся, чтобы успокоить нервы.
