Очнувшись, Гильдис видела те же спины, те же движения и не знала, спала она или нет. Эстольд, подбодряя и помогая гребцам, ударял в бронзовый диск, и женщина примешивала к глубокой звучной ноте металла мелодичные ноты своего высокого голоса. Она умела безупречно следовать ритму и, уважая благородных гребцов, никогда не решилась бы помешать им.

Прислушиваясь к голосу жены ярла, Эстольд переставал бить в диск, а женщина не умолкала. Отдельные ритмичные ноты сливались в песнь без слов.

Чувствуя повиновение могучих рук и тел мужчин, Гильдис пела и пела. Она наслаждалась властью.

Весла вздымались выше и ударяли сильнее. Драккар ускорял ход. Натягивался увлекавший баржу канат. Когда весла упирались в воду, чувствовались рывки — встречая сопротивление, гребцы вкладывали еще больше силы. Если Гильдис прерывала песню, раздавались хриплые, требовательные возгласы:

— Еще! Еще!

Борода Эстольда поднималась улыбкой, и он начинал медленный ритм диском, чтобы умерить порыв «Дракона», наседавшего на баржу, которую тащил «Орел».

Из-под носовой палубы выскакивал черпальщик с полным ковшом…

Когда же хлестал дождь, когда через борта бросалось море, а драккар то рвался, то замедлял ход, тормозимый тяжелой баржей, это было еще прекраснее.

«Дракон» оживал в битве. Гильдис выползала из палатки. Она закутывалась в непромокаемый плащ из тюленьей кожи, натягивала капюшон и обнимала чудовищную голову «Дракона». Он поднимался, прыгал, разбивал воду, резал волны — и женщина вместе с ним. Она наслаждалась. Она умела услышать крики боя в завываниях и в свисте ветра, в плеске ломающихся волн, в тяжелых ударах по днищу «Дракона». Кровожадная фантазия дочери викингов помогала ей заметить кровавый оттенок пены. Но для полноты наслаждения ей не хватало трупов убитых и полос крови на воде, таких же красных, как на парусах драккаров. Утомленная, Гильдис возвращалась в палатку. Глядя на гребцов, она находила спину Оттара, ей хотелось позвать мужа взглядом, но он не чувствовал, что его ждут в палатке…

И Гильдис брезгливо замечала черпальщика. На голове зверя торчали короткие черные волосы, черная борода сливалась с черной шерстью на плечах и груди. На жилистой шее подпрыгивал широкий ошейник из позеленевшей меди. Человекоподобное существо, предназначенное для выплескивания воды и нечистот из драккаров сынов Вотана, неуклюже металось перед безразличным взором Гильдис.

…Под кормовой палубой «Дракона» обитало такое же существо, двойник по жизненному назначению и почти двойник телом и духом. Каждый драккар имел двух черпальщиков, по числу черпален. Их кормили досыта, лучше, чем других траллсов, потому что драккар самое ценное и любимое имущество ярлов, а черпальщики — часть драккаров. Когда черпальщик заболевал или впадал в безумие, мешавшее ему быть полезным, его как сломанное весло, выбрасывали за борт и на освободившуюся, вернее сказать, на опорожнившуюся цепь сажали нового…

Когда черпальщики оставались одни на драккарах, поставленных у пристаней, они могли выползать на палубы и, подняв голову над бортом, видеть других черпальщиков. Это их развлечение, они не одни. Они могли вспоминать, что на свете есть другие черпальщики, если хотели подумать. Это помогало им вычерпывать воду, быть может — ощущение присутствия другого человека, не вестфольдинга. Сознание общности судьбы…

Но не утешение своего горя чужим бедствием! Ложь, ложь! Мысль о возможности такого утешения — это лживая выдумка господина и средство успокоения его подлой души при его собственных неудачах.

Черпальщики молчали, им не о чем было говорить, если они еще умели произносить слова.

В тесном пустом фиорде, защищенном от прибоя каменной грядой, изогнутой, как меч арабского купца, драккары Оттара брали пресную воду, перед тем как обогнуть мыс Хиллдур.

«Змей» первым проник в фиорд с последним вздохом прилива, а «Орлу», «Волку» и «Дракону» пришлось бороться с отливной водой. Пока они набирали воду, «Змей» ушел с отливом, а трем остальным драккарам пришлось выгребать против нового прилива. Тем временем «Змей» уже далеко ушел в открытое море.

Медленно, неотвратимо стирая границу между сушей и водой, с гор спускался туман. Высовывая рваные языки, серая гряда лилась в море и догоняла драккары. Иногда туман вздрагивал и подпрыгивал, как от испуга. Ветра не стало совсем.

Кормчие боятся туманов больше бурь, и драккары спешили в открытое море. Над серой густой мглой торчали дальние вершины гор. На самых высоких уже белел снег. Первый посланец зимы, он не растет, как в низинах. Гильдис вспоминала Нидарос, над которым уже носятся метели. Зима падала на Гологаланд раньше, чем на южную оконечность страны фиордов…

«Змея» не было. Он успел уйти за Хиллдур и ждет там товарищей. Туман догнал и утопил драккары. Путеводная оконечность Хиллдура скрылась. Стало сыро, тепло и темно. С одного борта не было видно другого.

Подняли мачты, и на них залезли наблюдатели. Туман лежал тонким слоем, и с мачт просматривался Палец на конце мыса. Вернув себе зрение, кормчие ускорили бег драккаров.

Оттар висел на гибком конце мачты «Дракона». Она была длиннее других, и ярл видел дальше всех. Когда огибали мыс, Оттар заметил бежавшего обратно «Змея». За его кормой больше не было баржи!

За «Змеем» гнался такой же большой, как «Дракон», тоже четырнадцатирумный, драккар. Беглец и преследователь неслись в открытом море, за рубежом туманного вала. Оттар понимал, как если бы он был на «Змее», рядом с кормчим: Эйнар тянул чужого в западню, как застрельщик.

Короткими выкриками, точными словами Оттар рассказал о событии и отдал приказы. «Дракон» обрубил буксирный канат и, освободившись от баржи, прыгнул, догоняя «Орла» и «Волка». Там тоже бросили баржи и готовились к бою.

Драккары вестфольдингов не боялись неожиданности. Изнутри на костылях, в строгом и раз навсегда установленном порядке висели доспехи и вооружение каждого бойца. Сверху шлем и подкольчужная рубаха из толстой кожи, под ними поножи, наручни и броня или кольчуга. Щит прикрывал оружие и латные рукавицы.

Люди, которые с детства учились искусству боя, вооружались со сказочной быстротой, не думая. Ловко и без просьбы один помогал другому натянуть кольчугу и застегнуть броню.

Гребцы, продолжая работать одной рукой, другой надели шлемы. А их вооружившиеся товарищи забросили щиты за спины и, как по команде, сели на румы, сменив очередных гребцов и давая им возможность вооружиться. Такой порядок преследовал и еще одну цель — к схватке на веслах сидела свежая смена. Уменье быстро изготовляться для боя всегда давало племени фиордов преимущество при внезапных столкновениях. Драккары Оттара не потеряли ход.

На чужом драккаре могли бы заметить фигуры людей, которые бежали по туману, как по твердой земле. Но там были слишком увлечены погоней. Им было мало брошенной баржи; волки, преследующие сани, останавливаются перед сброшенным предметом, люди — умнее. Обладая быстрейшим ходом, они хотели захватить и «Змея». Иногда восемь пар весел могут уйти от четырнадцати, но «Змей» был тяжело нагружен.

Оттар различал головное украшение чужого драккара — громадную кабанью морду, покрытую настоящей щетинистой шкурой. Он узнал «Кабана» хиллдурского ярла Грольфа. Но и Грольф должен был бы узнать «Змея». Кто в фиордах не знал старого драккара, который носил еще Гундера? Грольф был спутником Рекина в его последнем походе… Он жаден, Грольф. Он ищет легкую добычу? Он получит добычу!..

От восторга Оттар, подражая волку, тихо завыл. Начав высокой нотой, он завершил удовлетворенным ворчаньем, как зверь, вцепившийся в теплое горло жертвы.

Вблизи от границы тумана Оттар остановил драккары. Бывают минуты, для которых стоило родиться на свет…

На носу «Кабана» стояли два ряда лучников. Выставив левую руку с кистью, защищенной от удара тетивы кожаной рукавичкой, лучники ждали приказа.