Дуппельмейер досадливо крякнул в темноте:

— Да не знаю! Не знаю я, что они с тобой там будут делать, с таким! Нет… Сначала, конечно, постараются заклятие с тебя снять. Ну а потом… Не наше это дело… Наше с Ольгредом дело — тебя в Центр доставить. Хозяевам с рук на руки сдать. В целости и сохранности. И главное, тем, другим, не отдать. Ни живым ни мертвым! А дальше — ты уж меня извини — хоть трава не расти! Может, учить тебя там станут, может, лечить… Может, изучать. А может, назад закинут — агентом будешь. Если в наши края, то, глядишь, и встретимся…

Мы снова помолчали немного, прислушиваясь к шуму какой-то перебранки среди сопровождавших кибитку конников. Перебранка стихла, и я снова начал одолевать Дуппеля вопросами.

— Послушай… — окликнул я его. — Ну, положим, заклятие на мне, и его еще снять с меня нужно. Ну а те, которых вы без заклятия сюда приводите? С ними-то что бывает? В нормальном, так сказать, случае?

— В нормальном?

Дуппель завозился в темноте, щелкнул зажигалкой и принялся раскуривать сигарету. Судя по амбре, давешнюю «Приму».

— В нормальном случае все просто, Сережа. Сначала— тестирование. Месячишко-другой. Потом, если все гладко по тестам, то в монастырь. Обучение первоначальное, инструктаж, можно сказать. Ну языковая подготовка, то се… На все это год, не больше… Впрочем, это смотря в какой монастырь тебя упекут. А потом — ать-два в ученики. Определят тебе край и Учителя. Надеваешь балахон. Посох под мышку, котомку в зубы и марш-марш — на место прохождения… А уж дальше — как сложится.

— Ну а там, на «месте прохождения», я что буду делать? Чудеса творить, что ли? Дуппель хмыкнул:

— Именно. Именно чудеса творить и будешь. По заказу, так сказать. Но то потом, когда в силу войдешь. А сначала на Учителя ишачить будешь. Что он тебе прикажет, тем и займешься. Захочет — воду на тебе возить заставит. Захочет — классного мага из тебя сделает. А не захочет с тобой магией делиться, так ты и останешься дубина дубиной. Будешь фокусами на жизнь зарабатывать в базарный день. Или шарлатаном заделаешься — будешь господ королей-графов философским камнем дурачить и заговорами триппер им залечивать. Исключительно заговорами и пассами. Без всяких антибиотиков… Бывает и так… — Он помолчал. — Только с тобой так не получится, Сережа… На тебя недаром Враг глаз положил…

— Чудеса… — вздохнул я. — По заказу… По чьему, собственно, заказу-то?

Последовал очередной сиплый присвист.

— Заказчиков-то хватает, Сережа. Начиная от королей и президентов и кончая любым нищим сбродом, которому с тобой, кроме своей бессмертной проспиртованной души, и расплатиться нечем… Главное — от Врага случайно заказик не подхватить… А потому сначала от тех заказы принимать будешь, на кого Учитель тебе укажет. Пока сам Учителем не сделаешься. — Дуппель снова затянулся сигаретой. — Потому что, — тут он демонстративно загнусавил, давая мне понять, что цитирует некое неизвестное мне «Установление» или «Положение», — «Маги в ранге Учителя есть основные проводники политики Центра на местах, благодаря тому, что они выполняют заказ социально значимых групп населения». Ясно? Все очень просто.

— Да, — тяжело вздохнул я. — Все просто. Проще некуда…

— Х-хе!

Дуппель затянулся сигаретой, с сипением выдохнул дым и успокоил меня:

— Ты привыкай. Сюда попал — отсюда ходу нет. Ну не повезет — при монастыре оставят. До переэкзаменовки. Или вообще… До морковкина заговенья… Как неспособного. В любом случае — не пропадешь. При монастырях жизнь сытая… Ну, может, конечно, и неудача «обломится» — снова в Мир тебя выкинут. Назад. Как особо способного. Это, конечно, если сильно не повезет.

— Назад? — озадаченно спросил я. — Это называется «не повезет»?

— Х-хе!

Дуппель вновь с сипением выпустил дым:

— А, по-твоему, это везение, что ли, — вот так, как Трои, всю жизнь с Теми в прятки играть? На планете Земля, в пределах, как говорится, допустимых Правилами? Там, брат, — не тут!

На этой мудрой сентенции наша беседа прервалась. Тележные колеса испустили не скрип даже, а какой-то отчаянный визг, лошади недовольно заржали, нас основательно тряхнуло, накренило, и кибитка остановилась.

Сквозь ткань, натянутую на остов кибитки, светили тревожные багровые огни. Пахнуло дымом. Совсем рядом с нами палили костры. В кибитку просачивались и звуки — треск огня и какой-то гвалт. Вроде негромкий, но мощный. Заполнявший все пространство кругом.

Полог позади нашего экипажа резко откинулся, и в образовавшийся проем просунул голову капитан Сотеш. Он коротко молвил что-то — воинственное и вежливое одновременно — и застыл в позе ожидания, придерживая полог на весу.

— Приехали, — с облегчением вздохнул Дуппель, вставая с вороха сена и разминая затекшие ноги. — Рукав опусти. Вылезаем… пересадка, граница с племенами.

* * *

Спрыгнув на устланную опавшей хвоей землю, я не сразу сориентировался в том, что происходит вокруг. Вовсе не костры горели слева от нас — вверх по склону.

Горел лес. И уйма народу пыталась остановить огонь — багровые всполохи пламени выхватывали из темноты цепочки людей, человек по двадцать-тридцать. Все они активно работали лопатами и мотыгами, очищая землю от сухой травы и кустарника, ставили заслон «низовому» огню. Ветер помогал им, он дул навстречу огню. Стучали топоры — на пути пожара валили деревья. Целая армия билась с огнем.

И немало народу бежало от него. Дорога впереди была загромождена повозками, арбами и телегами. На одних виднелся второпях набросанный, плохо закрепленный скарб, на других — таких, пожалуй, было много больше— теснились люди. Дети — все лет до десяти. Те, что постарше, были составной частью толпы, тесно сгрудившейся вокруг погруженных во мрак застопорившихся телег. И невозможно было рассмотреть их лица. Только пламя отражалось во множестве глаз. Эта толпа и была причиной того самого мрачного гвалта, который служил незаметным сначала фоном для последних реплик нашего с Дуппелем разговора. Это выглядело жутковато.

При нашем появлении гвалт всплеснулся с новой силой. В нем стали различимы отдельные голоса. Я отчетливо уловил в сбивчивой многоголосице взрыв кучерявого воронежского мата — словно отзвук залпа тяжелой артиллерии в пулеметной трескотне. Но, сколько ни силился, так и не смог вычленить из общей галдящей в темноте массы носителя «великого и могучего». Несколько человек из толпы сделали попытку зачем-то рвануться к нам, но их относительно легко удержала реденькая цепочка каких-то то ли надсмотрщиков, то ли ополченцев, наделенных, видимо, властью вносить порядок в образовавшийся хаос.

Сопровождавшие нас всадники спешились и перекинули автоматы на грудь. Стали в каре вокруг нас с Дуппельмейером. К ним, трусовато оглядываясь по сторонам, присоединился и давешний мужичонка с двустволкой, что приглядывал за Дуппельмейером, покуда того не освободили от пут. Оказывается, он продолжил путешествие с нами — на козлах, рядом с возницей. Сам же возница, взяв понурых кляч под уздцы, отошел с ними и с кибиткой в сторону, всем своим видом демонстрируя, что он — человек маленький и к происходящей заварухе непричастен.

Сотеш выступил вперед, и к нему тут же подбежал кто-то из распорядителей пожаротушения. Между ними завязался разговор — нервный, но как будто невраждебный. Дуппель, решительно отстранив сомкнувшихся вокруг нас охранников, присоединился к происходящему разговору в качестве слушателя. Тем временем с противоположной стороны дорожной пробки сквозь толпу к нам стали активно пробираться с полдюжины типов, одетых побогаче и вооруженных получше, чем сопровождавшая нас четверка всадников. Ни до мешавшей им толпы, ни до пылающих поодаль лесных гигантов им, похоже, не было никакого дела. Сотеш тоже заметил их и, резко оборвав разговор с распорядителем, отсалютовал приближающимся уполномоченным. Дуппель повернулся и направился ко мне. По дороге он глухо ругался последними словами.

— Опять у них война, — сообщил он мне. — Чтоб им!.. Нашли время…