А эта пышечка тоже посмотрела на меня. До нее, видимо, не сразу дошло случившееся. А теперь дошло! И она стала, посматривая на меня, дико хохотать. Георгий Георгиевич явно испугался, что она своим смехом возбудит в Люде какие-нибудь подозрения.

– Ну что вы, Танечка, так смеетесь, – с некоторым упреком обратился он к ней. – Ничего особенно смешного не случилось.

– С тех пор как я не видела своего друга Юру, он вырос! – кричит она сквозь смех и, взглянув на меня, снова заходится.

Тут все решили, что моя девушка большая шутница, хоть и несколько плебейского толка. Георгий Георгиевич рассказал, как мы втроем искали Люду в окрестностях Дома творчества и очень боялись, что какие-то хулиганы могли ее обидеть.

Оказывается, когда он проснулся и не увидел Люду, он несколько раз окликнул ее, но, не услышав ответа из другой комнаты, решил, что она вышла (ко мне!), и, не заглядывая туда, ринулся за ней.

Георгий Георгиевич на радостях открыл еще одну бутылку водки, и я налегал на выпивку, потому что мне впервые предстояло спать с женщиной в одной комнате и объяснять ей, что я не изменяю жене.

Труднее всего втолковать людям, что ты не изменяешь жене. Тебя после этого начинают презирать даже те, кто сами не изменяют своим женам, но никому не выдают этой якобы постыдной подробности своей жизни.

Я порядочно надрался, и уже во втором часу ночи мы с пышечкой, прихватив свои одежды, спустились в мой номер.

А Георгий Георгиевич, поняв, что ему удалось обмануть бдительность Люды, окончательно осмелел и, зная, что я из принципа не изменяю женам, с величайшим любопытством ждал этой ночью моего падения.

– Действуй, – шепнул он, провожая нас до дверей, – за все уплачено!

Уже у себя в номере, когда я стал на диване стелить постель щебечущей пышечке, она удивленно спросила:

– Мы что, отдельно будем спать?

– Да, – сказал я, – видите, как получилось. Оказывается, Люда не уехала. А я всегда верен своей жене.

– Совсем всегда? – поразилась она.

– Когда женат, – объяснил я.

– А сейчас вы женаты? – спросила она.

– К сожалению, да, – сказал я несколько лицемерно, потому что, кроме принципа, я вообще не любил иметь дела со шлюхами.

– С кем же мы спим, – вслух задумалась она, – если мужчины верны своим женам?

– Ну, не все мужчины, – примирительно сказал я.

– Никогда в жизни этого не было, – произнесла она с пафосом, – чтобы я отдельно от мужчины спала в одной комнате! Подруги не поверят!

– Спокойной ночи, – сказал я и погасил свет. – Раздевайтесь и ложитесь.

В темноте мы оба разделись и легли.

– А если я к вам приду? – спросила она у меня через пять минут.

– Придется вас прогнать, – сказал я, чувствуя, что на меня наваливается сон.

– У меня никогда не было такого большого мужчины, – вздохнула она в темноте.

И вдруг через некоторое время стала тихо и долго задыхаться от хохота.

– Что вас смешит? – уже сквозь сон спросил я.

– Мысли, – сказала она, стараясь заглушить смех.

Я провалился в сон. Утром, когда я проснулся, она уже была на ногах.

Веселая, подвижная пышечка. Если б я не был женат, если б она не была шлюхой, хорошо было бы с ней побаловаться, подумал я.

– Отвернитесь, – сказал я, почему-то чувствуя, что это необычайно глупо звучит. Она отвернулась, многозначительно хохотнув. Я оделся, умылся, побрился. И тут в дверь раздался характерный стук Георгия Георгиевича. Я открыл дверь и вижу – он прямо умирает от любопытства. Отзывает меня в коридор.

– Ну как? – жарко шепчет.

– Никак, – отвечаю я, почему-то особенно раздражаясь именно его жарким шепотом. Если б шепот не был таким жарким, было бы терпимо.

– Как это? – удивляется он, слава Богу переходя на нормальный язык. – А она что?

– Я ей все объяснил, – сказал я, – она была очень удивлена, но примирилась.

Надо сказать, что Георгий Георгиевич был странно скуповат, когда дело не касалось женщин или застолья. Тут он был щедр, как король. Но, например, в жаркий летний день купить на улице мороженое он считал глупой и даже развратной тратой денег. Такой он был. Со своими строгостями.

– Но я же заплатил деньги за ночь, – сказал он обиженно, разводя руками, – так не годится. Нельзя без толку бросаться деньгами. Я сейчас с ней пересплю, а ты стой с этой стороны. Если вдруг появится Люда, скажи, что я к одному знакомому в номер зашел. Не подпускай ее к дверям.

– Хорошо, – согласился я, глотая его унизительное предложение, и он вошел в номер.

Минут через десять он вдруг открывает дверь и говорит:

– А ну-ка зайди!

Я захожу, удивляясь, что он так быстро справился со своим делом. Но не тут-то было!

– Она говорит, что спала с тобой в эту ночь, – раздраженно объяснил он мне,

– поэтому не отдается мне!

– Да! – топнула ножкой пышечка, – я договаривалась спать с одним, а не с двумя!

– Но ты же со мной не спала, – говорю я.

– Спала, – твердо отвечает она, – спала!

– В одной комнате, а не в одной постели! – уже раздражаюсь я.

– В одной постели! – утверждает она.

– Ты что, с ума сошла? – говорю я.

– Ничуть, – отвечает она, – я пришла к тебе в постель, когда ты спал. И все сделала, что надо!

– Но это же физически невозможно! – воскликнул я. – Когда мужчина спит!

– Очень даже возможно, – отвечает она, – спит-то он спит, да не весь!

– Но я бы проснулся! – воскликнул я.

– Ты был пьян, – ответила она достаточно разумно, – потому и не проснулся.

– Но чем ты докажешь, что это правда? – с величайшим любопытством спросил Георгий Георгиевич.

Она стыдливо потупилась.

– Ну? – строго настаивал Георгий Георгиевич.

– У него родимое пятно, – все еще стесняясь, тихо ответила она, – пониже пупка.

Георгий Георгиевич пронзительно посмотрел на меня – вероятно, взглядом одного из бесчисленных сыщиков, о которых он читал. Я кивнул. Это было правдой. Смутно вспомнил, что в ее словах есть что-то из какой-то восточной сказки. Шехерезада, что ли?

– Но как ты это заметила? – не унимался Георгий Георгиевич, видимо входя в роль своих проницательных сыщиков, – ты что, свет зажгла?

– Фонарь из окна светил, – призналась она, снова потупившись.

– Правда, я два раза в жизни спал со спящей женщиной, – вдруг ни с того ни с сего признался Георгий Георгиевич, как всегда ревнуя и боясь, что чей-то эротический опыт может оказаться богаче, – они были пьяны. Ничего особенного. Теплый труп.

– Ой! – испуганно воскликнула пышечка, – ничего подобного!

– А тебе ничего не приснилось? – вдруг спросил у меня Георгий Георгиевич, видимо переходя на роль психоаналитика.

– Ничего! – ответил я резко.

– Но что же это получается? – стал соображать Георгий Георгиевич. – Мужчина платит женщине деньги, чтобы получить удовольствие. А так ты сама и удовольствие получила, и деньги получила, а он остался ни с чем. Заплати ему за эту ночь деньгами, которые я тебе дал, а он их мне вернет. Иначе получается насилие!

– Мне это даже смешно слушать! – воинственно воскликнула пышечка. – А еще такие интеллигентные люди! Кино снимают! Это же позор, чтобы мужчина брал деньги за то, что с ним женщина спала. Я только слышала, что очень старые американки молодым итальянцам платят. А у нас в России это стыд!

– Ну, ладно, иди, иди, – примирительно сказал Георгий Георгиевич, – ты не виновата, что Люда спала в той комнате. Слава Богу, что она еще вовремя проснулась! Было бы крику, если бы мы пошли в ту комнату спать, а она бы тут проснулась!

– Скажите спасибо, что я все вовремя усекла и подыграла, – сказала пышечка,

– другая дура по глупости раскололась бы!

– Да, ты молодец! Ты хорошо держалась, – важно заключил Георгий Георгиевич,

– а теперь до свиданья, иди!

Она оделась и ушла.

– Любопытный случай, – сказал Георгий Георгиевич, – можно, я расскажу об этом Люде? Вот она посмеется! Я только расскажу, как тобой овладели во сне.