— Твою жену?

— Да. Ее зовут Лорел. И я хочу, чтобы ты с самого начала называл ее Лорел. Ты к ней сразу так и обратись, слышишь? Пусть она почувствует себя дома.

Гэвин кинулся к дилижансу и, открыв дверцу, протянул руку. Лорел коснулась пальцами его запястья и шагнула вниз, опираясь другой рукой ему на плечо. Он подхватил ее, повернул в воздухе и легонько поставил на землю, а потом предложил ей руку, которую она приняла, устало улыбнувшись в ответ. Толпа подалась на шаг назад и замерла в молчании. Она кивнула, скромно потупила глаза и пошла с Гэвином через улицу к кабриолету, где, сдвинув шляпу на затылок и засунув большой палец за ремень джинсов, их ждал Клейтон.

— Это мой сын. Клейтон.

— Как поживаете? — улыбнулась Лорел.

— Очень хорошо, мэм. А вы? Как доехали?

— Спасибо, очень хорошо. Немного устала в дилижансе. Но мы уже добрались, передохнем и… О, Гэвин. — Она развернулась на месте. — Он такой милый юноша! Я буду любить его как брата! — снова повернувшись к Клейтону, она коснулась губами его щеки, так что Гэвин вспыхнул от удовольствия. А потом протянула руку, чтобы ей помогли подняться в кабриолет.

Толпа приглушенно зашумела, а Клейтон, красный как рак, вскочил на козлы и, едва Гэвин и его жена уселись на кожаные сиденья, резко щелкнул языком. Лошади взяли с места рысью.

Гэвин не поскупился, готовясь к торжеству. Это был настоящий королевский пир, пир в честь его королевы. Он послал нарочного в Санта-Фе и заказал струнный квартет, игравший в «Палас-Отеле». Когда управляющий отеля заартачился, посланец Гэвина вручил ему конверт с пятью десятидолларовыми банкнотами, управляющий смягчился и уже не возражал против отсутствия музыкантов в течение нескольких дней. На следующий вечер квартет прибыл в Дьябло и разместился в двух номерах «Великолепной». Гэвин навестил их утром и сообщил, что ему требуется «музыка первый сорт» — на этой вечеринке будет леди, которая знает в этом деле толк, и если толпа напьется и захочет этой своей простецкой музыки, так пусть не обращают внимания.

— Мне нужны вальсы, понятно? А когда не будут танцевать — хорошо бы сыграть парочку-другую классических вещиц. Вы знаете Моцарта?

— Да, сэр, — руководитель квартета не спускал глаз с револьвера, торчащего из кобуры. — Он мой личный друг, познакомились, когда в последний раз играли в Канзас-Сити.

— Хорошо. Вот и играйте его, — велел Гэвин. — И играйте как следует. Эта леди из Нью-Йорка, она знает что почем, так что не вздумайте халтурить.

Вечером перед началом праздника он одевался в своей комнате, когда постучал Клейтон — пришел попросить черный галстук-шнурок.

— Рад тебя видеть, сынок. Так замотался в эти дни, столько дел перед праздником… не было даже возможности поговорить с тобой по-настоящему. И не то, чтоб много было чего сказать — я побывал в городе и наслышался, какие ты тут дела делал, пока меня здесь не было, — и он подмигнул. — Ты, похоже, времени даром не терял, а?

— Вроде того, — и Клейтон залился краской.

— Ну, ладно. Послушай, дай-ка я завяжу тебе этот галстук. — Он привычным движением завязал двойной узел на галстуке, затянул покрепче и отступил на шаг. — Немного на Востоке натренировался. — Он хмыкнул. — Клей, видел бы ты меня! Я там таким пижоном ходил! Клянусь, ты не узнал бы своего старого папашу, если бы видел, как он вышагивает по этой ихней Пятой авеню! Я писал тебе, сынок, что хотел бы с тобой вместе как-нибудь съездить в Нью-Йорк, когда твоя мать — я имею в виду Лорел — даст мне маленький отпуск. Не сказать, чтоб мне сильно нужен был отпуск. Ей-богу, нет! — тут он заговорил потише. — Сынок, она сделала меня счастливым…

Клейтон улыбнулся и шагнул было к выходу, но Гэвин остановил его:

— Постой, не удирай. Я тебя кое о чем хочу спросить. Хватит обо мне, давай о тебе поговорим. Для начала скажи-ка: много ты просадил в покер у Сайласа?

Клейтон насупился.

— Думаю, слишком много.

— А сколько это — слишком много?

Прежде чем Клейтон сумел согнать хмурое выражение с лица и ответить, Гэвин захихикал и игриво хлопнул его по плечу.

— Ладно, сынок, это мелочи! Не слишком прямой ответ, но и так понятно. Мне наплевать, выиграл ты или проиграл, в конце концов, деньги для этого и существуют, чтобы немного развлечься. Хотя, честно, мне не нравится, что ты проигрываешь — думаю, уж мой-то сын мог бы перенять у своего отца малость смекалки насчет карт, — но, ты, наверное, чего не добрал в карты, наверстываешь в любви, здесь-то ты перенял кое-что, а? А, сынок?

Клейтон хотел отшутиться, но не нашел, что ответить.

— А с кем ты придешь сегодня на танцы? Со своей официанточкой, да?

— Да, с Телмой.

— А теперь шутки в сторону, — и лицо Гэвина стало серьезным. — Хочу тебя сегодня попросить о двух одолжениях. Первое ты сделаешь потому, что так надо и ты должен это сделать для меня. Я хочу, чтобы ты потанцевал немного с Лорел, — парочку-тройку этих модных танцев, ладно? Ты ведь за эту неделю ее и не видел ни разу — все торчал на пастбищах с этими коровами, как будто втрескался в каждую из них. Я ведь занят был, ну, и вроде как надеялся, что ты ею займешься, покажешь тут все… Ладно, не стоит оно разговора. Ты, наверно, собирался это сделать потом, когда будешь посвободнее. Но слушай, сынок, она чувствительная, и ей кажется, что ты ее недолюбливаешь. Ты просто не имеешь права давать ей повод для таких мыслей. Так что ты сегодня потанцуй с ней немного. И брось говорить ей мэм. Я с самого начала просил тебя называть ее Лорел. Ну, как, договорились?

Клейтон кивнул.

— А вторая просьба ради тебя самого. Я не хочу, чтоб ты торчал весь вечер с этой твоей бабенкой. Это будет нехорошо выглядеть. И не в том дело, что я на это смотрю неодобрительно только потому, что она официантка и никто в городе не знает, откуда она взялась — я просто думаю о Лорел. Ей было бы приятнее, если б ты обращал хоть какое-то внимание на этих хорошеньких девчонок, вроде Нелли Первис или дочки Хэккета… Эй, а чем тебе не хороша дочка Хэккета, — спросил он, видя как Клейтон скривил губы, — или она тебе не по вкусу?

— Да не знаю, может она и хороша. Просто я с ней никогда и двух слов не сказал. И смотрит она как-то свысока.

— Пойми, Клей, это ты можешь смотреть на людей свысока, а не дочки этих фермеров-голодранцев из Индианы. Ладно, а как насчет Нелли Первис?

— Да я в жизни не разговаривал с Нелли Первис, — сказал он раздраженно.

— Слушай, по-моему, ты просто не хочешь иметь дела с порядочными девушками, а?

— Да, что-то не очень…

Гэвин помолчал.

— Ладно, сынок. Я тебя понимаю. Я не вчера родился и прекрасно понимаю, почему ты предпочитаешь такую женщину, как Телма. Только вот что я тебе скажу, сынок: погладь любую кошку, и у нее шерстка поднимется. Ты понял, что я имею в виду?

— Думаю, понял.

— Постарайся понять. А иначе будешь неприятно удивлен. Послушай, сынок, — он доверительно наклонился, и глаза его заблестели: — Ты знаешь, что такое баба внутри, на самом донышке?

Клейтон покачал головой:

— Нет…

— Тварь. Чистое животное. Вот что она такое. Под всеми этими тряпками, за всей этой болтовней. Ты только копни поглубже, и сразу увидишь. Любая, без исключения. Дай им только скинуть эти модные юбки…

Он остановился, потом хрипло рассмеялся.

— Да-а, ничего себе разговорчик отца с сыном! Тебе стыдно за меня?

Клейтон даже не улыбнувшись, сказал:

— Я сделаю то, что ты просишь. То есть потанцую с Лорел. Охотно. Насчет других не знаю. Посмотрим.

— Я спросил, тебе стыдно за меня?

— Как мне может быть стыдно за тебя, — ответил Клейтон и слегка улыбнулся, — когда я сам такой же?

Лицо Гэвина расплылось в добродушной улыбке.

— А ты, сынок, молодец. Мы друг друга понимаем. Ладно, иди. Выглядишь ты отлично — чистенький весь, как коровье вымя. Поди-ка глянь, как там жарится-парится. И присмотри, чтоб наши неотесанные ребята не добрались до запасов выпивки.