— И вас нашли только на третий день?
Он покачал головой.
— Мне удалось запалить маяк. Он уже давно стоит мертвый, потому что в гавань Фирензе не заходят корабли. Меня искали всюду, кроме как здесь, но когда уж луч бил в окна Фирензе, сенешаль понял, куда я делся. Теперь я ему сочувствую: он же головой отвечал перед моим отцом.
— Попало от отца?
— Не в тот раз. Он был то ли в Эстензе, то ли даже в Констанце. Приехал, как только узнал, и был со мною добр. Клемент сказал, я выживаю, как свинья. И знаете что? После той прискорбной истории в застенке у Рэндалла Баккара я заподозрил в его словах зерно истины. И это не та истина, которую я взялся бы опровергать.
— Аранте я повесила бы панно из обожженной глины, — сказала Рената. — Нарочито грубое, или, как сейчас говорят, рустикальное. Может, даже аляповатое. Сейчас скажу, что на нем будет. — Она прижала палец к виску. — Домики. Тесная городская улочка с кривыми крышами на конус. Как будто ребенок нарисовал. То есть налепил. Техника — барельеф. Все терракотового цвета, и только крыши — красные.
Она довольно проста, и рычаги, которыми ею надо управлять, — традиционные.
— Что ты о ней думаешь? — опросила Анелька.
— Что ей приспичило заменить мне мамочку.
— Тебе это не по душе?
— А почему нет? — ответила Рената, подперев голову рукой. Урок она проходила, лежа на кровати, головой к изножью. — Ей от того никаких выгод. Даже наоборот по нынешним временам. Все равно никто больше такого желания не выказал. Пусть ее. Если она будет хорошо делать то, за что взялась, мне разницы нет.
— А меня тебе мало?
— А что ты? Ты со мной только играешь.
— Милорд Уриен…
— Я не обсуждаю милорда Уриена. Оценив звон, возникший в голосе принцессы, Анелька сочла за благоразумное отступиться и была вознаграждена:
— Могу охарактеризовать Кеннета, если хочешь.
— Ну… давай.
— Стеклянная пластина неправильной формы. На ней, ближе к правому краю, вытравлен силуэт сосны, абрис озера, а слева две рыбы, расположенные вертикально. Валетом. Меньшая — ближе к краю. Как знак, что прозрачность его лишь кажущаяся, и рыба — символ тайны и удачи…
— Довольно тонко схвачено, — признала Анелька.
— Тебе, — продолжила Рената, словно подхваченная потоком, — я сделала бы танцующую мускулистую негритянку. Голую. В огромной страшной маске с развевающимися синими лентами. В натуральную величину. Нет, в три вторых.
— Bay! — воскликнула Грандиоза. — Наконец-то меня оценили по достоинству!
Барабанный стук в двери раздосадовал се.
— Мы заняты, — крикнула она. — У нас урок на ассоциативное мышление!
Никто не обратил внимания на ее слова. На пороге возникла Аранта со сжатыми кулаками.
— Быстро, — сказала она почти сквозь зубы. — Уриен и Кеннет уже спускают лодку. Эти… приехали. Скачут по дороге к замку. Издалека видно. Пожалуйста, поспешите.
Ссылка на Уриена всегда оказывала на принцессу волшебное действие, словно дудочка Ганса-Крысолова. Она послушно встала и даже позволила взять себя за руку. Анелька с натугой подняла в охапке Раиса, и все торопливо ссыпались по лестницам, а потом и по тропке вниз, где на песке возле лодки их ждали вспотевший, раскрасневшийся Кеннет и бледный, взволнованный Уриен. Анелька, взглянув в его лицо, безропотно опоясалась пробкой.
— Если, — сказал он Кеннету, — ты встанешь передо мной, попросишь прощения и скажешь, что у тебя не получилось, то лучше тебе сразу утонуть.
— Милорд, — неожиданно пискнула Рената, — что вы собираетесь делать?
— Нагло лгать, — ответил ей Уриен. — Успех нашей операции будет зависеть в основном от моей убедительности.
— Это грех?
— Не больший, чем бездействие.
— Пообещайте… что все хорошо кончится!
— Вы можете доверять Кеннету аф Крейгу не меньше, чем мне, принцесса.
— Я доверяю. Но я же не о себе…
Она беспомощно протянула к нему обе руки, безотчетно желая, чтобы последние минуты перед расставанием принадлежали только ей. Аранта поглядела озадаченно. Девочки в восемь лет уже влюбляются? Однако, бросив взгляд в сторону Грандиозы, ответила на свой вопрос утвердительно.
— Все будет хорошо, — сказал Уриен.
— Это вы уже начали лгать?
— Веспасиан, — распорядился он вместо ответа, — в лодку!
Длинный, обманчиво неуклюжий пес аккуратно переступил через борт и закрутился там, умащивая на дне свои кости. Анелька последовала за ним. Кеннет толкнул лодку на воду, и когда та закачалась на легкой, ею же самой поднятой зыби, Уриен словно очнулся.
— Аранта, — сказал он, — в лодку.
Это было так естественно, в принципе и она удивилась сама, когда отступила на шаг, словно ее заталкивали в лодку насильно, и отчаянно замотала головой. Кеннет, стоя по колено в воде, изумленно вытаращился на нее,
— Я останусь. Потому что… — Она помедлила. — Ну, кто-то же должен приглядеть, чтобы вы играли по обусловленным правилам. Потому что, извините, но если вы ничего не придерживаете про запас в рукаве сутаны, то я не разбираюсь в людях. Кеннету в лодке хватит забот и без меня, а тут, в замке, я ничем не рискую.
Все поглядели на нее странно, однако Аранте и в голову не пришло в этот момент, что вздумай Уриен предать, она ничем ему не помешает. Уриен пожал плечами и отступился, и только Анелька фыркнула вдогонку что-то в смысле того, что его приказы, оказывается, обязательны не для всех.
Было солнечно, но в щелях меж камнями таился холод, а обманчивое безветрие несло в себе смутно ощутимую угрозу. Не останавливаясь и не оборачиваясь, чтобы проводить лодку взглядом, Уриен размашистым шагом направился обратно в замок, чьи ворота уже сотрясались от ударов бронированным кулаком. Чтобы догнать его, Аранте пришлось пуститься рысцой.
Пока привратник препирался с приезжими, у хозяев было время окинуть их оценивающим взглядом из окна в стене.
— Сколько их?
— Пятнадцать, — ответила шепотом Аранта, сочтя наконечники копий. Уриен хмыкнул.
— Нас уважают. Аранта… что бы я ни сказал и что бы я ни сделал, не вмешивайтесь и не опровергайте моих слов. На все, что я скажу, у меня будет причина.
— У меня тоже есть условие. Не отсылайте меня прочь. Пусть я буду… ну, скажем, служанка.
— Хорошо.
Он закрыл глаза и поднес ладони к вискам, как будто поправил волосы. Губы его шевельнулись. «Аз есмь камень?» Открыл глаза, в которых плеснулось то ли отчаяние, то ли веселье.
— Играем?
И по коридору к воротам, чеканя шаг по камню, пошел, выпрямив спину и подняв подбородок, совсем другой человек. Милорд Фирензе. Брат короля.
Человек, стоявший на пороге распахнутых для него врат донжона, был очень плохим. Само зло. Из тех, кто, приходя в дом, лузгает семечки на пол. Чтобы вынести это суждение, Аранте достаточно было услышать, как смеются его люди. Люди, смеющиеся так, делают ужасные вещи и всегда остаются безнаказанными. Инстинктивно, даже будучи вознесена на самые верхи, Аранта всегда избегала людей такого рода. К тому же лицо его напомнило ей какую-то тень из ее прошлого, хотя имя, которым он представился — комиссар Донахыо, — не сказало ей ровным счетом ничего. Огромный, как глыба, и такой же толстый, одетый в синее в соответствии со своим статусом. Напротив Уриена, сына и брата короля, этот был милордом неравного ранга. Мелкий шатлен, едва ли имеющий право на собственное знамя. Однако исполняемое им поручение как будто уравнивало их. Во всяком случае, от внимания Аранты не ускользнуло, каким насмешливым взглядом тот окинул обветшавшее от стирок и заштопанное на локтях одеяние Уриена.
— Вы не слишком вежливы с посланцами короля, — сказал он и только после паузы добавил обязательное: — Милорд. Чем таким вы занимались, что помешало вам отдать приказ опустить мост еще полчаса назад?
Донахью, очевидно, нравилось быть плохим. Это был его стиль: держать себя так, чтобы чистых от него тошнило.
Вместо ответа Уриен только шевельнул бровью в сторону буйной, гомонящей и переминающейся с ноги на ногу орды за спиной у Донахью, тем самым выстроив ее по стойке «смирно». Словно убедился в действенности своей харизмы и только после этого удостоил комиссара ответом:
