Та дверь, на которой снаружи висела запрещавшая вход посторонним табличка, энергично распахнулась. Пожилая дама в строгом темном костюме, удостоив Мазура лишь мимолетного взгляда, прошла в зал с уверенностью человека, безусловно имеющего право вламываться таким вот образом в служебные помещения.
Мазур едва успел завершить движение руки, прятавшей во внутренний карман пиджака одну из фотографий, ту, где был заснят живехонький Номер Второй. Благо в россыпи имелась еще одна такая же. Судя по царящей здесь свободе нравов, точнее говоря, откровенному бардаку, вряд ли кто-то заметит вообще...
Он прислушался: валькирия Танечка в зале явственно произнесла:
- Вам, Анна Всеволодовна, звонили... - и добавила еще что-то, потише.
Черт, надо было раньше догадаться, подумал Мазур. Задним числом соображая, приходится признать, что в этой суровой пожилой даме есть немало сходства с его превосходительством адмиралом Нечаевым: линия подбородка, глаза, еще что-то, неуловимое. Стоит согласиться также, что старшая сестричка, сиречь Анна свет Всеволодовна, выглядит гораздо более решительной и упрямой, чем ее младший братец, помянутый адмирал. Вот только в столичные адмиралы выбился именно братец, а дама осталась во глубине сибирских руд, хотя, если верить физиономистам, следовало бы наоборот. Ну, что поделать, женщин-адмиралов у нас пока что, и слава богу...
Вскоре пожилая дама прошествовала в обратном направлении, на сей раз не уделив Мазуру внимания вовсе. Едва за ней закрылась дверь, он схватил мобильник, быстренько набрал номер и, едва Котовский откликнулся после второго сигнала, прошептал:
- Котовский, давай в темпе туда, где меня оставил! В магазин! И восемьсот баксов прихвати! Усек?
- До копеечки, - кратко сказал Котовский.
Мазур отключил телефон, поднялся, поправил галстук и вышел вслед за дамой.
Он отыскал ее в том самом кабинетике, что поначалу был заперт. Стоило ему деликатненько сунуть нос внутрь, дама насквозь неприязненным тоном отрезала:
- Здесь не магазин!
Судя по всему, ей частенько приходилось общаться с клиентами г-на Задуреева, и у нее выработался условный рефлекс...
- Анна Всеволодовна, простите великодушно, но я как раз к вам, - сказал Мазур. - Фамилия моя Мазур...
Нельзя сказать, что после этих слов Анна В. волшебным образом обернулась из бабы-яги доброй феей или хотя бы милой сказочной старушенцией из тех, что и накормят Ивана-дурака, и напоят, и спать уложат - но все же глаза ее прокурорские самую чуточку потеплели. Однако тон оставался, как выражались польские предки Мазуров, "шорстким":
- Ах, вот как... Садитесь. Может быть, объясните наконец, что все эти сюрпризы означают? Света мне звонила сегодня...
Усилием воли Мазур заставил себя не удивиться. Впрочем... Ну разумеется, логично было бы ожидать, что они это позволят. К чему лишние хлопоты, беспокойство любящих родственников?
- А, ну да... - сказал он как мог равнодушнее. - Она вам хоть что-нибудь объяснила?
- Представьте себе, нет, - язвительно отрезала Анна В. - Протрещала скороговоркой по своему обыкновению, что у нее все прекрасно, что она обязательно появится, как только выберет время - а все остальное вы как раз и расскажете... Так что я слушаю.
Сокрушенно разведя руками, он принялся излагать заготовленную легенду как во время их путешествия в вагоне обнаружился симпатичный молодой блондин, этакий роковой обольститель, как ветреная девушка Света сначала подолгу простаивала с ним в тамбуре, где они покуривали и зубоскалили, потом она стала надолго задерживаться в купе означенного блондина - сначала на часок-другой, а там и на ночь; как, наконец, на шантарском перроне, Света открытым текстом заявила Мазуру, что намерена сначала погостить у своего нового друга, а уж потом, когда выдастся подходящее время, заключит в объятия любящую тетушку...
- Ну, что бы вы делали на моем месте? - развел он руками еще раз, добиваясь, высшего накала сокрушенности. - Хватать за шиворот и силой оттаскивать от этого Ромео? Ей. не шестнадцать годиков, в конце-то концов, взрослая женщина... Пришлось откланяться...
- И ни телефона, ни адреса, конечно, не оставила?
- Конечно, - удрученно сказал Мазур. - Вы не переживайте, парень вполне приличный, по-моему...
- По-вашему, - фыркнула пожилая леди. - Знаю я вашу пресловутую мужскую солидарность... Но вы, кажется, правы - не за шиворот же оттаскивать... Узнаю Светочку. В своем милом репертуаре. Она вам не рассказывала, отчего развелась с мужем?
- Случая не выпало, - пожал плечами Мазур.
- Из-за подобных романтических приключений, - сухо сообщила Анна В.
"Крепко же ты любишь родную племяшку, - подумал Мазур. - Коли уж столь щедро делишься подробностями ее интимной жизни с первым, по. сути, встречным..."
Пожилая леди долго что-то ворчала насчет ветра в голове, пагубного влияния западной масс-культуры и общего упадка нравов, глядя на Мазура с таким видом, словно это он самый и устроил упадок нравов на всей территории от Финского залива до Чукотки. И заключила:
- Ну, что же теперь делать... Если позвонила, значит, ничего страшного с ней пока что не произошло. Спасибо вам за хлопоты.
Произнесено это было таким тоном, что Мазур моментально понял: аудиенция окончена. И, пробормотав напоследок что-то вежливое, с превеликим удовольствием вывалился за дверь. Все прошло даже глаже, чем он опасался...
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. КОНСПИРАЦИЯ ПО-ШАНТАРСКИ
В комнатке с "частной коллекцией" уже вновь объявился Семен Задуреев, со счастливейшим видом скручивавший пробку с литровой водочной бутылки. Мазур с ходу проскочил комнату насквозь, вышел в зал, спустился по ступенькам. Неподалеку, меж двумя старыми тополями, уже стояла знакомая "Волга", и оттуда выглядывал Котовский.
- Деньги привез? - быстро спросил Мазур, подходя.
- А как же. Что там у тебя?
- Потом, потом... - отмахнулся Мазур, взял у него тоненькую пачку сложенных вдвое черно-зеленоватых бумажек и вернулся в комнату. Тщательно расправив бумажки, подложил их перед Задуреевым: - Ну, Климентьич, ты меня уговорил...
- Берешь чугуняку?
- А как же, - сказал Мазур.
- Танька! - взревел бородатый. - Пакуй коняшку и денежки забери!
Появилась повеселевшая валькирия. Мазур придирчиво отметил, что бородатый передал ей только семь сотенных, а восьмую еще до того, как громогласно сообщить добрую весть, запрятал в недра помятого пиджака.
- Продал я лошадь! - гордо сообщил помощнице Задуреев. - Талант у меня к бизнесу поразительный... только ты, дуреха, не ценишь и отдаться никак не соберешься... - и ухитрился уклониться от очередной, отнюдь не шуточной оплеухи. - Мужик, не помню я, как тебя зовут, но ты - ценитель нешуточный, поверь моему богатому опыту... Пить будешь?
- Да нет, спешу, - сказал Мазур. - Я к тебе еще зайду, Климентьич?
- Да хоть каждый день! - возопил бородатый. - Особенно ежели с баксами. Я тебе еще раритетов продам, как знатоку и ценителю. У меня тут картина есть Айвазовского, сам Айвазовский писал... Даже с автографом!
- Непременно зайду, - пообещал Мазур. - Нет, спасибо, упаковывать не надо, я и так до машины донесу...
Он сгреб под мышку тяжеленную лошадь, держа ее удобства ради вверх ногами, за подставку, вышел на улицу, распахнул переднюю дверцу и плюхнулся рядом с Котовским, держа чугуняку на коленях. Придирчиво осмотрел приобретение: там и в самом деле значилось "Касли, 1889", но был ли это подлинник или мастерская подделка, Мазур не мог определить по своему невежеству в этом вопросе.
- Это ты за эту страшилу восемьсот баксов отдал? - изумился Котовский.
- Вот именно, - сказал Мазур, с пыхтеньем сваливая конягу себе под ноги, на пол машины. - Трогай потихонечку, остановишься где-нибудь неподалеку...
- Нет, точно?
- Говорю тебе, лошадь купил, - сказал Мазур. - Тебе что, денег жалко?
