— Наверное, вы хотели убить старейшину нашей провинции…

— Старейшину? Какого старейшину? Какой провинции? О каком старейшине вы говорите? На хрена он нам сдался, ваш старейшина!..

— Или взорвать дамбу. Вот здесь. В верховьях этой реки. Чтобы затопить наши поля. Чтобы погиб урожай и скот. Чтобы наш народ голодал…

— Что вы такое городите? Какая дамба?! Какой скот?! Это полная ерунда! Ни хрена себе — взрывать?! Ну вы точно тут все в детстве головой о бамбук ударились! Не хотели мы ничего взрывать. Даже не думали! Мы шли за прибором. Не ясно, что ли? Вот за их прибором. У нас даже не было взрывчатки! Где наша взрывчатка?

— Вы спрятали ее, когда наши бойцы преследовали ваш диверсионный отряд.

— Ну какой диверсионный? Мы за прибором шли. Ну вы что, совсем отупели тут в джунглях… Да убери ты свои щипцы! Ну убери ты их Христа ради. Я же правду говорю. Ну мамой клянусь. Ну Буддой вашим! Или как он у вас там… Мы про эту дамбу даже ничего не знали!

— Вы два раза переходили эту реку. Здесь и здесь. Вы поднимались вверх по ее течению. Зачем вы поднимались вверх?

— Ну что вы за тупоголовые такие. Говорят же вам, не знали мы, что там дамба. Ну не знали! Не знали!!! Мать вашу вьетнамскую…

— Зачем вы тогда пришли?

— За прибора-а-а-а-ами-и-и!!! Убери щипцы! Больно же! Убери-и-и! Больно-о-о! А-а-а-а-а!!!..

— Зачем вы пришли в нашу страну?..

— Зачем вы пришли?..

— Зачем?..

— Зачем…

И снова: «Ты. И ты!»… «Ты. И ты!»… «Ты. И ты!»… Каждый день. И каждую ночь…

— Слушайте, мужики, может, скажем им, где «груз». Чтобы они проверили и успокоились. Ведь все равно доконают. У меня уже живого места нет. Еще немного, и я им даже то, что не знаю, расскажу. И чего не было… Американцы все сказали, и их не трогают. Почти совсем не трогают. Чем мы хуже… Ну ведь если по совести рассудить, то самолет на их территории лежал. И, значит, по закону им принадлежал. И все, что в нем… Он их больше, чем наш… Давайте отдадим. Один хрен, им эти приборы без надобности. Куда им их присобачивать? Под хвост мулам? Для точности наведения на базар? Чтобы по дороге с пути не сбиться? Они даже не врубятся, что это такое…

— Черт его знает. Может, и верно. А то они нам своей дамбой всю душу вымотают. Все жилы по одной повытягивают…

— А если в дамбе признаться? И вообще во всех дамбах страны. Скажем, хотели устроить всемирный вьетнамский потоп. Чтобы извести их население. Под корень. Может, они разозлятся и пожалеют нас. И убьют?..

— Даже не мечтай! Они взрывчатку заставят искать! Которой нет! И снова пытать будут. До тех пор, пока мы место не покажем! А где мы его возьмем, это место? Если нет ни его, ни взрывчатки… Нет, лучше «груз» сдавать… Глядишь, они поверят и успокоятся. И грохнут нас за ненадобностью. Я бы сдал. Мне моя смерть важнее чужих приборов…

— Где эта смерть… Хоть бы колодки сняли! Можно было бы удавиться. Или вены вскрыть. Или глотки друг другу перегрызть!…

Снова подошли конвойные. Принесли и бросили очередную пару. И выбрали новую.

— Ты. И ты…

— Зачем вы пришли в нашу страну?..

— Где вы были утром шестого дня?.. — Где вы были?..

— Где?..

— Где?..

— Зачем?..

И после каждого вопроса — крики боли и ужаса!

Боли и ужаса!..

Боли!..

Боли!..

Боли…

— Все, мужики! Я пас! Я им про все расскажу. Даже про детские шалости. Даже про то, как я за бабами в бане подглядывал. Я больше не могу…

Неожиданно пытки прекратились. Совсем. Пленников вымазали с ног до головы мазями, обмотали «лопухами» и оставили в покое И даже накормили. Не сделали только одного — не сняли колодки. Чтобы они чего-нибудь с собой не сотворили.

— Что они опять задумали?

— Кто их знает? Мне иногда кажется — они вообще не думают. Потому что нечем. Потому что у них что задницы, что то, что насажено на шею, — устроено совершенно одинаково. Если судить по содержимому…

— Не скажи… Мне кажется, они знают, чего добиваются. Особенно этот, главный. Который нас допрашивает. Который следователь.

— И чего?

— Возможно, хочет сделать из нас козлов отпущения. Чтобы набить себе цену. И заработать лишнюю звездочку на погон. Для этого и дамбу придумал…

— Они просто плохой люди, — высказали свое мнение американцы, — которые не любят цивилизаций.

— А мне кажется, все гораздо проще. Они садисты и психопаты. Им нравится, когда их жертвы кричат и извиваются от боли. Это добавляет им значимости. А дамба для того, чтобы пытать как можно дольше. Потому что реальных доказательств ни за, ни против мы представить не сможем…

— Что вы гадаете? Один черт, мы здесь ничего не решаем. Хотят мучить — будут мучить. Захотят убить — убьют. Захотят оставить в покое — оставят в покое. Но после того, как убьют…

Прошел день.

Пленников еще два раза накормили-напоили. Правда, не как людей — как домашнюю скотину, поставив на колени между зажатыми в колодках руками миски с похлебкой. Отчего есть приходилось, влезая всем лицом в горячую емкость, и лакать, подобно собакам. Но на такие мелочи внимания уже никто не обращал. Лакать так лакать Главное, чтобы было что лакать.

Потом пришел местной выпечки доктор, поклонился и еще раз обработал раны. Поклонился — и ушел.

Второй день был как первый.

Снова с кормежкой, медицинской помощью и свободным, в пределах колодок, досугом.

На третий день колодки сняли. С ног. Что уж вообще ни в какие рамки… В деревянном плену остались только руки. Несколько часов пленники занимались только тем, что разгибали закостеневшие позвоночники. Очень постепенно разгибали. Вздрагивая и вскрикивая от боли.

Потом снова принесли еду. Которую теперь можно было лакать стоя на коленях. И вилять хвостами, выражая хозяевам свою признательность за сытный обед.

— У меня такое впечатление, что эти приматы решили из нас сделать парнокопытных. Чтобы доказать превосходство своей желтой расы над белой.

— Ну да, а потом откормить и продать каннибалам. Живым весом.

— Живым весом это как? — переспросили американцы.

— Как скотину. Перед убоем.

— Лично я хоть к каннибалам. Если по этому поводу они наконец станут выводить нас в туалет!

— Да! Большой человек не хорошо всегда делать в штаны. Хорошо только очень маленький, — подтвердили американцы.

Утром четвертых суток к пленникам подошли вооруженные вьетнамцы и скомандовали подъем.

— Встать!

Пленники встали вместе с повисшими на руках колодками.

— Пошли!

Пошли. Интересно, куда на этот раз? Оказалось, недалеко. Оказалось, что через деревню протекает ручей. С очень мутной и вонючей водой.

— Остановиться! Остановились.

— Нас уже водят на водопой? — мрачно съязвил один из колодников.

— Туда! — показали вьетнамцы дулами автоматов на воду.

— Куда — туда? В воду, что ли? Для отработки стрельбы по водоплавающим мишеням?

— Да нет, похоже, просто сегодня объявлен банный день.

Пленники сели в воду. И сидели так три часа. Совмещая помывку с пассивной постиркой. Пассивной, потому что руки были заняты. Колодками…

— Ну, значит, свадьба, раз помыли…

— Встать! Встали.

— Пошли!

Пошли. Но уже не под навес. Дальше. На окраину деревни.

— Сесть!

Не хотелось садиться в мокрых штанах в пыль, но пришлось. Сели.

И сидели чуть не полдня.

Мимо то и дело пробегали хаотичные толпы вооруженных автоматами и карабинами вьетнамцев. В том числе вооруженных автоматами «ППШ» и «ППС». Интересно, откуда они умудрились раздобыть это архаичное, времен второй мировой войны, оружие? Из каких таких арсеналов?

Вся эта суета, с беготней, криками, озабоченными лицами, перетаскиванием каких-то ящиков из конца в конец деревни, а потом обратно, с «ППШ» и «ППС», висящими поперек животов, напоминала, если не обращать внимания на разрез глаз, обмундирование и окружающую флору, сбор поднятого по тревоге партизанского отряда. Где-нибудь в районе белорусского Полесья.