Ухов тут же возник из облака с полной шайкой горячей воды. Плеснул от души.
-- У-ух! -- вскрикнул Пастух и, перехватив у запястья толстенную ручищу Трубача, приложил его ладонь к выбоине у трещины на доске.
Шепнул в ухо:
-- Попробуй оторвать. Я не смог...
Николай, ни о чем не спрашивая, прихватил железными пальцами за край доски в том месте, где наметилась трещина, поднатужился, рванул и отщепил узкую лучинку древесины. Этот кусочек с характерным рельефом древесных волокон он показал Пастуху.
-- Геракл! -- прошептал Сергей. -- Этот кусочек надо вынести отсюда.
-- Где спрятать-то? -- спросил Трубач. -- Мы же голые. Обыщут.
-- Не допетрят, -- сказал Сергей. -- Тут, Коля, нужна крестьянская психология. Сунь хоть в рот, за щеку. Вот твоя молчаливость и сгодится.
Отдуваясь и отфыркиваясь, красные, распаренные, они вывалились обратно в предбанник. Тотчас явились охранники и вернули их одежду. Каким-то образом она была отчищена и выглажена за полчаса. Вместо старых принесли новенькие носки и кроссовки -- разумеется, их прежняя обувка с налипшей глиной и песком, прихваченными там, на шоссе, была "приобщена к делу".
-- С легким паром! -- насмешливо буркнул один из охранников через черную маску.
-- Ну как, нашли что-нибудь? -- с невиннейшим видом поинтересовался Артист.
Те не ответили.
Когда оделись, то по знаку одного из стражей двинулись за ним из сауны, поднимаясь вверх по крутой лестнице.
Их привели в ту же гостиную с камином, где один из углов загораживало белое полотно и стояли софиты на высоких штативах.
-- Это еще зачем? -- спросил Муха.
-- Значит, с вас и начнем, -- сказал человек в маске. Их сфотографировали одного за другим, всех шестерых.
-- На память об этой ночи, -- пояснил человек в такой же маске, стоявший у фотоаппарата на треноге.
Фотоаппарат был дорогой, роскошный "Хассельблад" -- видно, все тут было с размахом, иначе уже не умели жить.
Через час их вывели во двор, посадили в японский микроавтобус, который, выехав за высокие железные ворота, довольно долго катил по черному пустынному шоссе, петлял по каким-то лесным дорогам, вновь возвращался на то же шоссе, потом выбрался на незнакомую трассу и не менее четверти часа летел по ней со скоростью выше ста километров. Затем оказались в узком тоннеле, который неведомо как вывел их на широченную многорядную, разделенную надвое магистраль.
-- Кольцевая, -- сказал Боцман.
-- Точно -- кольцевая, -- вгляделся Артист. -- Только как мы на ней оказались, вот вопрос?
Перед выездом им всем вернули их наручные часы, вручили маленькие черные коробочки новеньких пейджеров "Моторола" и выдали каждому по десятитысячной пачке долларов в упаковке Центробанка.
Как заметил выдававший деньги и часы: "Это аванс. Остальное -- после дела".
Микроавтобус отмахал чуть ли ни половину МКАД, потом свернул на Можайское шоссе и понесся в сторону Кутузовского проспекта. Никакой охраны или слежки не было -- только немолодой молчаливый водитель.
Он обернулся к ним.
-- Ребят, -- спросил буднично, как какой-нибудь заурядный левак. -- Вас как -- по домам развезти?
-- Слушай, батя, -- повернулся к нему Пастух. -- У тебя что, относительно нас никакого приказа? И все адреса есть?
-- Адреса имеются, -- кивнул водитель. -- Московских велено развезти по домам или куда скажете--и все.
--Тогда вот что, -- попросил Сергей, -- выбрось-ка нас где-нибудь прямо тут.
Они уже были в начале Кутузовского. Впереди призрачно светилась Триумфальная арка.
-- Как скажете... -- пожал плечами шофер. -- Мне без разницы.
Он остановил свой хорошенький японский минивэн, кивнул на прощанье:
-- Ну, счастливо...
И неспешно укатил по пустынному в этот час Кутузовскому проспекту.
Переминаясь с ноги на ногу, зябко поеживаясь на предутреннем холодке, они молча стояли небольшой кучкой на тротуаре, озирались, будто спустились с другой планеты.
-- Тьфу! -- словно очнувшись, шепеляво выговорил Трубач и вытащил из-за щеки героически добытую щепку.
-- Молодчага, -- сказал Пастух. -- Человек-сейф.
Он осторожно забрал у него мокрый трофей и спрятал во внутренний карман куртки.
-- Чего это? -- вытаращил глаза Муха.
-- Наш ответ Чемберлену, -- ответил Трубач и с наслаждением плюнул себе под ноги.
Они внимательно осмотрелись, проверились... В самом деле -- никто за ними не следил, не преследовал, не вел наблюдение. Не сговариваясь, все шестеро свернули в первый же двор, вошли в ближайший подъезд девятиэтажки и тщательно прощупали на себе и друг на друге всю одежду, намереваясь найти еще какую-нибудь мелкую пакость вроде давешних боцманских висюлек. Но ничего такого не обнаружилось -- ни в швах курток, ни за отворотами воротников, ни за лацканами пиджаков Артиста и Мухи, ни в новых кроссовках.
Перегудов усмехнулся:
-- Не будем обольщаться, коллеги, -- и постучал ногтем по своим наручным часам.
Остальные поняли и одновременно стянули браслеты своих наручных часов. У всех были разные -- японские, швейцарские, а у Боцмана -- старые командирские с гравировкой: "Капитану третьего ранга Василию Хохлову за мужество от командования Северного флота" -- отцовский подарок.
Трубач достал из кармана свой старый, заслуженный армейский нож и без колебаний свинтил крышку своей "сейки"... тихонько засмеялся. Он назубок знал, как выглядит сверкающая начинка его японских "непотопляемых". Поманил друзей пальцем -- молча показал тончайшую полупрозрачную пленочную пластинку, поблескивающую многочисленными золотыми прожилками. Потом так же быстро и умело открыл крышки остальных часов. Во всех оказались такие же крохотные невесомые полупрозрачные диски.
-- Жаль... -- задумчиво промолвил Николай. -- Думаю, слаженный был секстет.
Нежным движением кончика ножа он отделил пластинки от часовых механизмов, закрыл и раздал товарищам часы. Последующие его действия немало удивили остальных.
Поманив их за собой, он вошел в кабину лифта, без труда дотянулся до се потолка, чуть облизнул языком одну из пластинок и приклеил ее к теплому черному обрамлению светящегося плафона над головой. А остальные пять пластинок, сложив крохотной невесомой стопкой, завернул в носовой платок и осторожно вложил во внутренний карман куртки.
Операции вскрытия были подвергнуты и пейджеры. Но тут сюрпризов умелец Трубач не обнаружил. Однако на всякий случай обесточил питание, вытащив маленькие батарейки.
-- Ну вот, -- с облегчением вздохнул он, -- да здравствует свобода слова и гласность! Хотя бы на время. Напридумывали, сволочи! Читал я об этих херовинках, -- показал он на кабину лифта, -- но не перил. Оказывается, правда. Эта фитюлька -- одновременно мини-микрофон и цифровой излучающий контур. Отсекает шумы часовой механики, передает речь и служит для пеленгации того, на ком часы. Питается от тепла человеческого тела, антенной служит часовой корпус. Если часы снять -- работает еще минут пять-шесть. Но в тепле и на солнце -- сколько угодно. На кожаном ремешке дальность действия -- триста метров, с металлическим браслетом -- километр. Со станции приема можно транслировать усиленный сигнал хоть на спутник и следить за всеми перемещениями интересующей персоны. Разве не гениально? Ну а сейчас маленький эксперимент. Если он даст положительный результат -- значит, других "ушек" на нас сейчас нету. Уходим в темпе!
Они высыпали гурьбой из подъезда, перебежали через двор, вошли в подъезд дома напротив, поднялись на второй этаж и приникли к окну.
Начинало светать. В серо-голубом сумраке все казалось таинственным и тревожным, как в фильме ужасов.
-- Засекаем время... -- тихо сказал Трубач. И точно -- минут через пять во двор медленно въехал знакомый микроавтобус "мицубиси", тот самый, что доставил их в эту часть города.
-- Вот он, лапочка, -- присвистнул Трубач. -- Потерял сигналы с этих хреновин. Как видите, наш симпатичный водила не так уж прост. Но на ту, в лифте, он должен сделать стойку...
