Солнце поднималось все выше, от его лучей засверкали блики на тихой речной глади. Молодежь направилась к реке. Одни полезли в воду, другие стали бегать и прыгать на берегу. Надежда Петровна и Дмитрий Федорович ушли загорать.

Приближалось время обеда, когда в этом тихом уголке вдруг неожиданно для всех появился капитан из штаба округа и почему-то очень тихим голосом сказал Дмитрию Федоровичу:

- Товарищ генерал, командующий просит вас срочно прибыть в штаб.

Переминаясь с ноги на ногу, посланец, видимо, ждал вопроса, но его не последовало. Не в силах сдержать в себе огромной важности новость, капитан так же тихо сказал:

- Товарищ генерал, я не знаю точно, но говорят, началась война...

- Война? Какая война?! Почему война?! - послышались возгласы. - Кого с кем война?

- Германия напала на нас сегодня в четыре часа утра.

- Об этом объявлено официально? - строго спросил генерал.

- Официально я не слышал, - ответил капитан неуверенно, - но в штабе говорили: звонили из Одесского и Киевского военных округов и сообщили о нападении немцев. Некоторые наши города немцы уже бомбили.

- Даже так? - сурово переспросил Дмитрий Федорович. - Да, немного рановато, - ни к кому не обращаясь, сказал он затем. - Ну что ж, война есть война. Всем собираться и быстро по домам! Товарищи военные, прошу следовать за мной, потом к месту службы...

Проезжая через город, они видели, как сразу изменился его облик. Пропало царившее обычно по воскресеньям уличное оживление, приглушенно звучали голоса прохожих.

Слово "ВОЙНА" по-особому остро пронзило сознание Фадеева. Всего несколько часов назад он был самым счастливым человеком на земле. А теперь? Что же теперь будет с ним, с Ниной? Что вообще теперь будет, Одно слово - и все перевернулось в их жизни.

- Что ты так волнуешься? - спросил Есин. - Есть начальство, пусть оно думает.

- А воевать-то нам придется, - словно уже ощущая себя в огне воздушной схватки, сказал Фадеев.

Ему "друг вспомнился Федоренко и его самолет, крутящийся в штопоре. То был учебный бой, а в настоящем... Что будет там?

Глава III

1

Шел первый месяц войны. Из газет, по радио курсанты узнавали о тяжелом положении Красной Армии. На многих участках фронта немцы прорвали оборону и мощными клиньями ворвались на территорию Прибалтийских республик, Белоруссии и Украины.

Некоторые летчики-инструкторы и даже курсанты просили отправить их на фронт, на передовую. Настойчивых добровольцев из курсантской среды урезонивали, говорили, что война, по всей вероятности, долго не продлится, а военная специальность мужчине всегда пригодится и что необходимо быстрее заканчивать программу обучения.

Бывалые техники на все это пожимали плечами и философски рассуждали:

- Все-таки летчик в воздухе лучше, чем авиационный курсант в пехоте, врага надо бить умеючи.

Начальник школы выслушал доклады командиров эскадрилий о заявлениях добровольцев и ответил:

- На фронте нужны хорошие специалисты, а не какие-то недоучки. Те, кто действительно хочет защищать Родину, должны по-настоящему осваивать профессию и готовиться к предстоящим боям.

Так и так выходило, что нужно учиться и учиться - летать, метко стрелять, вести воздушные бои.

В Батайской летной школе жизнь приняла еще более напряженный ритм. Тренировались в полетах от зари до зари. Нагрузка у летчиков и техников возросла почти вдвое.

Как-то вечером в школу к Фадееву приехала Нина.

- Папа вместе с Иваном Степановичем Коневым уехали на фронт, - сказала она.

- Ему повезло!

Нина посмотрела на Анатолия озабоченным взглядом.

"Господи, что я говорю? - спохватившись, подумал Анатолий. - Ведь человек, отвоевавший первую мировую, гражданскую, финскую, ушел на четвертую войну. Это тебе, желторотый птенец, не нюхавшему пороха, война представляется кампанией, где можно отличиться", - казнил он себя за не к месту оброненное слово.

- Прости, Нина, я не то хотел сказать...

Не обратив внимания на его слова, она все так же озабоченно, тихим голосом продолжала:

- Я приехала сказать не только об этом. Понимаешь, с мамой творится что-то неладное. Она стала странная, очень своеобразно относится к войне. Утверждает, например, что немцы - это цивилизованная, гуманная нация, которая не допустит ничего плохого, не совершит намеренного зла.

- Как она может не видеть очевидного? Ведь немцы уже разрушили Минск, бомбят другие города, зверствуют в тех местах, которые захватили. Неужели она этого не знает?

- Знает, все знает, а сама без конца цитирует Гете, Гейне, Гегеля. Я ей говорю о фашистах, а она называет меня наивной девчонкой и смеется надо мной.

Фадеев внимательно слушал Нину. Он понял, Нина приехала за поддержкой, за помощью, она верит в него, если в трудную минуту обратилась именно к нему. Анатолия это взволновало, он очень хотел помочь Нине, но что же ей посоветовать? Надежда Петровна такая образованная женщина, знает жизнь, а допускает такие опрометчивые суждения! В чем тут дело?

- Все сообщения по радио и в газетах мама комментирует по-своему, продолжала Нина. - Ты, может быть, знаешь, что у маминых предков - в каком-то третьем или седьмом колене - есть немецкая кровь? Она и раньше подчеркивала это, а сейчас особенно, - с грустью и недоумением говорила Нина.

- Отцу, наверное, трудно было с ней? - спросил Фадеев.

- У мамы характер, конечно, сложный, но они ладили, - ответила она. Папа выдержанный, добрый, очень любит маму и всегда уступает, чем в какой-то степени избаловал ее. Мама умная женщина, и она не увлекалась диктатом, но признать свою ошибку для нее всегда событие.

Мозг Анатолия лихорадочно работал, но соображения, которые приходили одно за другим, он отбрасывал, как неподходящие. Наконец решился:

- Нина, ты слишком строго судишь Надежду Петровну, может, твои выводы поспешны?

Нина опустила голову. Ей и самой так бы хотелось быть неправой в оценке поступков своей матери и получить подтверждение этому именно от него искреннего, непосредственного парня!

- Может быть, и так, Толя, - сказала Нина, немного подумав, - но суждения мамы никак не вяжутся с тем, что происходит сейчас в нашей жизни, и так отличаются от общего настроения людей!

- Но может, в этой сложной ситуации, в которой мы сейчас живем, просто ярче проявляются какие-то сложные черты ее характера? - попытался уточнить Анатолий.

- Боюсь, Толенька, что не черты характера проявляются, а убеждения, и это много хуже. Она объединяет фашистов с людьми, которые действительно являются гордостью немецкой нации.

- Да, это тяжело, - ответил Анатолий, по-настоящему входя в положение, сложившееся в доме Нины.

- Что же делать? - спросила Нина, глядя ему в глаза.

- Помоги ей разобраться в том, что творится вокруг, постарайся стать еще внимательнее к матери, не отталкивай ее резкими возражениями, убеждай, вместе обсуждайте сообщения с фронтов...

Говоря это для Нины, Фадеев удивлялся силе того чувства ненависти к врагу, которое зарождалось и крепло в нем. К врагу, так оглушительно разрушившему и его личное, фадеевское счастье.

2

- Капитан Богданов формирует эскадрилью на фронт, - сказал за завтраком Есин. - Подадим рапорт?

- Ты считаешь, что нас могут зачислить в нее? - обрадованно спросил Фадеев.

Сергей неопределенно пожал плечами. Вечером, освободившись от полетов, Фадеев подошел к командиру звена старшему лейтенанту Александровичу. Рассудительный и доброжелательный человек, он внимательно выслушал Анатолия и сказал:

- Ваши стремления, конечно, благородны. Но насколько вы будете полезны на фронте и кто будет обучать курсантов в тылу? Если вы считаете, что на фронте будете более полезны, я поддержу вас. Если же здесь вас заменить некем - я буду против.

Наутро они узнали фамилии инструкторов, отобранных для фронта. Сержантов среди них не было, только лейтенанты и младшие лейтенанты. Даже однокашник Фадеева Антонюк, всего на месяц раньше выпущенный из школы, который не отличался в летном деле, но имел звание младшего лейтенанта, и то летел на фронт! Это очень обидело Анатолия, и он решительно направился к Богданову.