Афанасий Кузьмич признался затем, что-он и сам колеблется: конечно, кто знает, как дела обернутся.

Придут наши, может, и осудят частника. Но кормиться-то надо. Вот он и пришел посоветоваться...

Алексей еще раньше присматривался к Аниному отцу, и теперь разговор этот заинтересовал чекиста.

Осторожный, деловитый, расчетливый, Афанасий Кузьмич мог пригодиться. В его мастерской будет удобно встречаться со своими людьми, не посвящая хозяина во все тонкости дела.

- Ну что ж, Афанасий Кузьмич, - проговорил Алексей. - Мысль хорошая. Заводите дело, если получится.

- Алексей Петрович... как же так?! - воскликнула Аня.

- Ничего, ничего, Аня. Все будет хорошо. Не бойся.

Прощался Афанасий Кузьмич повеселевший, мял в руках шапку, долго извинялся за беспокойство и благодарил за совет.

Через несколько дней Алексей еще раз зашел в парикмахерскую. На сей раз мастер брил пожилого немецкого солдата. Когда тот вышел из мастерской, Алексей наконец решился произнести пароль.

Кисточка в руках парикмахера вздрогнула и застыла в воздухе. Лицо его побледнело.

- Уходите,- наконец выдавил он из себя, - уходите скорей.

Закусив губу, Алексей не сводил с парикмахера взгляда.

- В чем дело? - спросил он.

- Уходите, за мастерской наблюдают...

Алексей хотел было подняться, но вспомнил, что он недобрит. Это сразу бросится в глаза.

- Спокойней, - прошентал он. - Кончайте работу...

Бритва в руках парикмахера дрожала.

- Меня кто-то выдал, - шепнул он.

- Выдал? - переспросил Алексей.

- Да. Арестовали. В гестапо уже известно, кто я и зачем оставлен в городе.

Раненую ногу Алексея начало болезненно подергивать. Но он решил выяснить все до конца.

- Почему вас отпустили?

- С меня взяли расписку, что я дам знать, если здесь появится кто-нибудь из подпольщиков. Сейчас я должен на окне переставить этот горшок с цветами.

Алексей заставил себя выйти из мастерской спокойно.

Не торопясь свернул самокрутку и закурил. И, только оказавшись в безлюдном переулке, он свернул в подворотню, прислонился к стенке и вытер со лба пот.

Итак, еще одна явка провалилась, и пропала всякая надежда связаться с подпольщиками. А они действовали где-то рядом с ним. Грызлов рассказывал, что перед Октябрьскими праздниками в городе появились советские листовки. На одной из улиц подожгли грузовик с продуктами. Словом, кто-то действует, а он, чекист, отсиживается в тылу.

От этих мыслей Алексею становилось не по себе.

По ночам он подолгу лежал с открытыми глазами...

Алексей хорошо запомнил двадцать первое декабря.

В тот день он отправился в город на толкучку. Купив суровых ниток и вару для дратвы, он возвращался домой. Серое бесцветное небо низко нависло над крышами домов, припорошенных снежком. Старенькое демисезонное пальто продувало насквозь.

И вдруг из-за угла вышел человек в добротном дубленом полушубке, с полицейской повязкой на рукаве, за плечами висел карабин. Алексей замедлил шаг.

Смуглое лицо этого человека с курчавой цыганской бородой показалось знакомым. Где он его видел? Ведь где-то видел! Где же? Алексей невольно замер: лицо полицейского напоминало фотографию, которую показывал Фатеев перед отъездом из Москвы. Неужели это Шерстнев? Но при чем здесь полицейская повязка и этот карабин? Не ошибся ли он? Но нет, та же борода, антрацитовый блеск в узкой, косоватой прорези глаз.

Алексей стоял в нерешительности. Шерстнев - полицейский! Это было ошеломляюще невероятно! Ведь Фатеев характеризовал его как абсолютно надежного.

С какой-то обостренной ясностью мозг Алексея запечатлевал все, что происходило вокруг. Старик, согнувшись, тащит салазки. На них, перехваченные веревками, громоздятся узлы. Ветер рвет полы красноармейской шинели, обтягивает линялые штаны вокруг острых коленок. И Алексей почему-то подумал, что коленки у старика, наверное, замерзли,

Откуда-то из подворотни выскочила, озираясь, тощая рыжая собака. Алексей успел заметить, что свалявшаяся шерсть на ней стояла торчком, хвост был поджат. И вдруг худое, отощавшее животное, завиляв хвостом, подошло к Шерстневу.

Полицейский нагнулся, погладил ее и негромко произнес:

- Эх, бедняга! И тебе невесело живется.

В этих словах Алексею послышалось что-то добродушное. И странно возникшее было волнение сразу сменилось спокойствием. Из глубин памяти всплыл случаи десятилетней давности. Столяров, тогда еще совсем молодой чекист, с двумя товарищами переправился за кордон с заданием поймать главаря басмачей. Силач, отличный наездник (с громким по тем временам именем), бандит бесшумно переходил со своим "летучим отрядом" границу, грабил аулы, угонял скот и исчезал так же стремительно, как и появлялся. Росла, обрастая живописными подробностями, легенда о его необычайных приключениях и неуловимости.

Алексей Столяров взял его средь бела дня в чайхане, в небольшом закордонном городке. Связанного бандита перевезли на арбе через границу и сдали в ЧК.

А Столяров снова отправился за рубеж на поиски других басмачей из этой банды. И вдруг на улице того же городка Алексей увидел одного из них, шагавшего прямо навстречу. Этот бандит уже однажды побывал в руках Алексея и знал его в лицо.

Бежать было бесполезно. И вот, когда Алексей уже решил, что провал неизбежен, его "знакомый", отвернувшись, прошел мимо. Это было невероятно! Ведь бандит не мог не заметить чекиста.

Позже Алексей узнал, что басмач, поняв всю тщету своей борьбы с Советской властью, стал сам помогать нашим.

Эта давняя история была похожа на то, что с ним случилось сейчас, только в одном: неожиданной встречей на улице... Очень знакомое ощущение внезапной опасности, совсем как тогда, заставило Алексея напрячь все свои душевные силы.

"Работа разведчика - это езда с крутыми поворотами!" - сказал он себе и шагнул навстречу полицейскому.

- Простите, - спросил Алексей, - не скажете, где здесь кладбище?

Полицейский остановился, с недоумением глядя на Алексея.

- Кладбище? Зачем вам оно?

- Там могила моего родственника Москалева...

Веки полицейского дрогнули. Он заорал:

- Чего стал! Делать, что ли, нечего! А ну-ка за мной! Иди и не останавливайся! Слушай меня внимательно, - говорил он шепотом. - И снова заорал: - Ну, ну, пошевеливайся! - Затем снова перешел на шепот: Свалился как снег на голову. Откуда ты? Что с тобой? Где твои люди? Я был на могиле. Видел цветы. Но они уже завяли.

Как будто камень свалился с души разведчика, но все же он был настороже.

- Почему ты ушел из сторожки? - спросил Алексей.

-Кто-то сыпанул двоих наших. Видел их на площади? След мог привести ко мне.

- А это что за маскарад?

- Сложная история. Об этом потом. Но ты не волнуйся. Документы у тебя есть?

- Есть. Только уж не на Попова...

- А ну иди, не разговаривай! - закричал Шерстнев.- В полиции разберемся, чей ты родственник.

Алексей спросил:

- Кто сыпанул?

- Не знаю. Кто-то из своих.

Они шли какими-то переулками. Проехала крытая машина с нарядом полицейских.

Шерстнев торопливо шептал:

- Сейчас придем в участок. Слушай меня: встретимся завтра. На бульваре Декабристов. Сядешь на крайней скамейке к улице Рылеева...

В участке Алексей предъявил справку, выданную старостой, и документ, разрешающий ему заниматься сапожным мастерством.

Шерстнев на виду у других полицейских всячески изругал Алексея и вытолкал за дверь.

3. ПОЛЯНА В ЛЕСУ

На бульваре Декабристов Шерстнев сказал Алексею адрес явки и пароль.

И вот Алексей шел, чтобы встретиться с секретарем подпольного обкома партии Павлом Васильевичем Карновичем... В низкой бревенчатой избе, скупо освещенной керосиновой лампой, он увидел приземистого человека в валенках и стеганой телогрейке. И эти валенки и телогрейка придавали Карновичу что-то сугубо гражданское и даже домашнее. Секретарь обкома был уже далеко не молод: видимо, ему перевалило за пятый десяток. Тихий голос и неторопливые жесты указывали на спокойный характер и Деловитость человека, привыкшего за многие годы к серьезной, не терпящей суеты работе.