Сражение на улицах города затянулось до вечера. В сумерках отряды Фахреддина окружили дворец, но захватить его было не так-то просто. За месяц до этого дворец по приказу эмира был укреплен и превращен в неприступную крепость.
К вечеру третьего дня аскеры эмира еще продолжали оказывать яростное сопротивление. Многие повстанцы были ранены и убиты стрелами, которые летели из осажденого дворца.
Настала ночь.
Потеряв надежду на помощь извне, эмир Инанч совсем пал духом и перестал верить в победу. Однако визирь Тохтамыш продолжал настаивать на сопротивлении.
- Во дворце имеются запасы продовольствия на несколько недель, говорил он. - К чему сдаваться? Надо дать знать и Багдад, Баджараван и другие города. Я уверен, нам пришлют подмогу.
Аскеры эмира сопротивлялись еще два дня. На шестой день осады повстанцы пробили брешь в стеке дворцового сада и ворвались на территорию дворца. В саду закипело сражение.
Положение обитателей дворца стало безнадежным.
Фахреддин получил от Низами записку:
"Прошу тебя, призови своих людей к порядку, - писал поэт. - Пусть не обижают женщин, не грабят государственную казну, щадят тех, кто сдается. Не применяйте оружия против тех, кто не оказывает сопротивления. Отнеситесь великодушно к рабам и рабыням. Ограничьтесь арестом эмира Инанча и его семьи. Старайтесь, чтобы восстание не превратилось в разбой. Не позволяйте отдельным лицам сводить личные счеты, мстить. Примите меры к тому, чтобы народное добро, попавшее во дворец эмира различными путями, оказалось в руках не маленькой кучки людей, а всего народа. Без суда не должно пролиться ни капли крови. Пусть народ соберется и сам судит обитателей дворца. Защитите жену и малолетнюю дочь эмира, не допустите произвола и насилия".
Прочитав записку Низами, Фахреддин приказал своим людям действовать только таким образом.
Однако после того, как дворец оказался в руках повстанцев, сделалось очень трудно следовать гуманным советам Низами.
Фахреддин с мечом в руке вбежал в коридор эмирского гарема и столкнулся лицом к лицу с хадже Мюфидом, который, как всегда, бродил по коридору, склонив голову на плечо.
Увидев Фахреддина, гаремный страж затрясся, как осиновый лист, и, заикаясь пролепетал приветствие.
- Чего боишься? Говори, где арестованные? - спросил Фахреддин.
Хадже Мюфид привел его в подземелье.
- Заключенные здесь, сын мой, - сказал он.
Фахреддин толкнул ногой дверь и вошел. Его едва не стошнило от страшного сладковатого запаха мертвечины.
В подземелье не оказалось ни одной живой души. Все арестованные были умерщвлены.
Фахреддин поднялся наверх и, прихватив с собой десять повстанцев, вошел в коридор дворца. Он оставил своих людей у входа и распорядился никого не впускать в дворцовые покои.
Хадже Мюфид шел впереди. Подойдя к маленькой двери, он сказал:
- Визирь здесь!
Фахреддин с двумя повстанцами выволокли Тохтамыша в коридор.
- В тюрьму! - приказал Фахреддин.
Хадже Мюфид приблизился к другой двери.
- А здесь сам эмир, - сообщил он, склонив голову на плечо.
Через несколько минут эмира и близких ему людей связали и уволокли в тюрьму.
По приказу Фахреддина хадже Мюфид вошел в комнату жены эмира и с поклоном сказал:
- Джанаб Фахреддин ждет госпожу в коридоре.
Немного погодя Сафийя-хатун вышла из комнаты с маленькой дочерью на руках. Испуганная женщина плакала.
Фахредин начал успокаивать ее:
- Не бойтесь. Ничего не поделаешь. Ваш муж сам виновен во всем.
- Прошу вас, поручите нас милосердию Низами! - взмолилась Сафийя-хатун. - У него доброе сердце, он спасет нас от смерти и насилия.
Фахредин приказал своим самым верным людям:
- Отведите их в дом нашего великого поэта Низами!
Восставших аранцев невозможно было успокоить. У одних эмир отобрал имущество, у других убил сыновей и братьев, у третьих отнял дочерей и отправил в Багдад в подарок халифу.
Народ в один голос требовал наказания эмира.
Около пятисот рабынь, служанок и наложниц эмира перевели из дворца в мечеть Султана Санджара.
Из дворца были вывезены имущество и документы, принадлежащие аранскому правительству, после чего дворец был предоставлен во власть толпы.
Служанкам и стражникам дали "вольные" и отпустили на все четыре стороны. Рабам и рабыням выдали на дорогу деньги и отправили по домам.
На площади Мелик-шаха соорудили виселицу для казни визиря Тохтамыша. Сюда пришли тысячи аранцев.
На площадь привели Тохтамыша.
Фахреддин, поднявшись на небольшой помост, обратился к толпе:
- Народ Арана! Настал час возмездия. Сейчас свершится воля тех, кого годами угнетали, оскорбляли и истязали. Человек, который будет вздернут на этой виселице, в течение сорока лет отправил на виселицу тысячи наших невинных братьев, наших дорогих соотечественников. Прикрываясь щитом религии и шариата, вероотступники, действующие от имени халифа, Аллаха и пророков, творили беззакония. К их услугам было все - деньги, богатство, жизненные блага, человеческий труд. Но и этого им было мало. Они забирали у народа последние крохи, мужчин отправляли на виселицы, а наших жен и дочерей - в свои гаремы. Девушек из Шабрана, Байлакана, Берзенда, Кештасиби и других мест отправляли в подарок халифам багдадским. Самых прекрасных дочерей Азербайджана увозили на чужбину, где они становились товаром, который можно было продать или подарить. Мы дали свободу сотням девушек, рабынь и служанок, томившихся в эмирском дворце. Эмир Инанч находится в наших руках, и мы требуем от него ответ за наших сестер и дочерей, отправленных им в Багдад. Сегодня мы имеем право свести счеты с угнетателями народа. Мы никого не боимся. Возможно, атабеки захотят наказать нас за наши действия, за наше право мстить! Что ж, пусть попробуют двинуть на нас свои войска. Азербайджанцам часто приходилось громить иноземных захватчиков. Наша борьба будет продолжаться. Азербайджанцы, мы должны действовать!..
Тохтамыш закачался на веревке.
Но народ не успокоился.
Раздались крики:
- Эмира!.. Эмира!..
Чаша народного гнева переполнилась. Толпа бросилась к тюрьме.
Через полчаса тело эмир Инанча болталось рядом с Тохтамышем.
Дома хатиба и кази были разгромлены, У них нашли много различных музыкальных инструментов, сосуды с вином, дорогие кубки и чащи.
Народ не забыл, как духовенство изгнало из города поэтессу Мехсети-ханум за ее пристрастие к музыке и пению. Аранцы проклинали хатиба и кази Гянджи.
Во дворце было найдено много секретных документов, среди них несколько писем халифа Мустаршидбиллаха к эмиру Инанчу. В одном из них, где говорилось о положении в Азербайджане, халиф писал:
"Прошло то время, когда власть халифов в странах с неарабским населением можно было поддерживать силой оружия. Сейчас бороться за влияние религии в этих странах - значит защищать власть и влияние халифов. Причины ослабления влияния халифа Вы должны искать только в ослаблении религии.
Поэтому Вы должны стараться, чтобы азербайджанцы не отказались от веры, которую арабы принесли им, и не вышли бы из повиновения шариатским законам.
Опыт истории свидетельствует о том, что ислам не смог уничтожить душу азербайджанского народа. Восстания Бабека и других показали, что азербайджанцы не в состоянии слепо подчиняться законам исламской веры. Делайте все, чтобы народ не смотрел на ислам как на чужую, силой навязанную религию.
Вы напрасно чините препятствия отдельным лицам арабской национальности, которые хотели бы проживать в Азербайджане. Это бесполезная и ненужная борьба. Вы должны понимать: сохранять в неприкосновенности веру - значит сохранять в неприкосновенности и арабов.
Вы пишете в своем письме об изгнании из Гянджи поэтессы Мехсети-ханум. Это не метод борьбы. Искоренять и уничтожать надо прежде всего среду и условия, порождающие таких людей.
Из Ваших писем явствует, что народ Арана не проявляет должного рвения к религии и религиозным догмам. Отсюда и его увлечение поэзией, музыкой и вопросами развития национальной культуры.