К началу августа, тем не менее, Артур приехал, на этот раз навсегда. Празднование дня рождения герцога Глостера с пышностью проходило в Виндзорском замке и завершилось званым обедом и фейерверком. Но на следующий день принц проснулся в жару с больным горлом. Призванные доктора пустили ему кровь и предписали отдых и покой. Однако к вечеру его состояние ухудшилось. Четыре дня он пролежал в бреду, держа руки матери и отца, которые не отходили от постели. 29 июля он умер, унеся в могилу надежды протестантской партии. После его рождения принцесса Анна родила четырех сыновей, но они все умирали через несколько часов после появления на свет, кроме того у нее случились четыре выкидыша. Сейчас ее года прошли. Горе принцессы Анны и горе ее мужа подействовали даже на Артура, и он приехал в подавленном настроении. Кловис глубоко сочувствовал принцессе Анне, но знал, что смерть принца должна оказаться выгодной якобитской партии, так как принцесса Мария умерла, а Узурпатор состарился и болел. Кому же быть преемником, как не законному наследнику, принцу Уэльскому? Он написал со сдержанной надеждой Аннунсиате.

Эти события миновали Матта почти незамеченными. Им завладела Индия. Он проводил каждый момент каждого дня с ней, а ночью блаженствовал в ее объятиях. Она выразила желание научиться ездить верхом, и он привел ее к местечку Твелвтриз и учил езде на Хастингсе, старом мерине школьного наставника. Она выказала такие способности, так быстро и прочно овладевала навыками, что через две недели он уже выбирал для Индии лошадь и заказывал специально для нее седло и уздечку. Животное, которое он отобрал, являлось единокровным братом его собственной новой лошади Звезды. Это был красивый угольно-черный мерин Полночь, правнук Барбари, любимого черного жеребца Ральфа Морлэнда. Полночь был красивым конем, с большими причудами и очень эффектным шагом, но при всем этом достаточно надежен, чтобы Матт смог доверить ему свою любимую молодую жену. Сбрую он сделал из черной кожи с серебряными узорами и украсил ее серебряными бусинами. Индия сразу же заказала у портнихи амазонку из черного бархата, украшенную белыми страусиными перьями. Берч угрюмо заявила, что это совершенно непрактично. Одетая таким образом и восседающая верхом на Полночи, Индия выглядела эффектно. Крестьянам и слугам нравились подобные зрелища и они выскочили из домов, чтобы помахать ей, когда она будет проезжать мимо.

После того, как Индия научилась держаться в седле, она и Матт постоянно куда-нибудь уезжали. Он показал ей все имение и познакомил с местными жителями. Ей нравилось сидеть на лошади и слушать, что все, что только видят глаза, принадлежит ей, но она была менее терпима с местными жителями, которые, по ее словам, были безобразны и дурно пахли. Хотя ради Матта она вела себя с ними вежливо, тот счел за лучшее ограничить такие посещения, чтобы не вызывать оскорблений. Если они не катались верхом или не гуляли в садах, Матт развлекал ее в доме, играя с ней в карты или играя для нее, или слушая ее пение. Даже когда она сидела и шила, он был под рукой, чтобы найти ей ножницы, продеть нитку в иголку, поднять носовой платок или принести розовой воды.

– Она держит тебя на привязи, как медведя на цепи, – заметила ему однажды Берч, и он так рассердился, что не разговаривал с ней несколько дней. Если бы она была кем-нибудь другим, он бы прогнал ее, поэтому слуги, хотя и качали головами над его безрассудной страстью, держали язык за зубами. Матт запустил свои дела, проводя все время рядом с молодой женой, но Кловис взвалил на себя и эту ношу, сказав, что у каждого должен быть свой медовый месяц, а Матт еще молодой. Таким образом визиты, вечера, банкеты и балы продолжались, портнихи приходили каждый день, нагруженные шелками и кружевами. Индия с каждым днем становилась краше, а Матт с каждым днем все более гордился ею. Единственное, что вызывало в нем полное неприятие, было то, что она проводила много времени, хихикая и сплетничая со своей служанкой Миллисент, о которой Матт с самого начала был невысокого мнения.

Он пытался обратить ее ум к более высоким вещам и, потрясенный тем, что она не умеет ни читать, ни писать, предложил учить ее. Но она только весело рассмеялась и сказала:

– Что я буду делать с книгами? Если даже я смогу читать, у меня никогда не будет времени на это. Зачем? Я и так занята с утра до ночи.

Иногда, когда она шила, он пытался читать ей вслух, надеясь пробудить в ней интерес к учебе, но это оказалось бесполезным. Она обычно слушала несколько минут с выражением крайнего прилежания на лице, а затем прерывала его на середине фразы, чтобы выяснить мнение матери о своей работе или прося ее высказаться о том, что могло бы подойти к ее новому манто. Матт наверняка знал, что она не слушала, а выражение заинтересованности принималось лишь для его удовлетворения.

То же происходило, когда Матт пытался говорить с ней серьезно. После нескольких слов она прерывала его. «Я должна рассказать тебе об одной женщине. Я видела ее сегодня в городе верхом на лошади. У нее была такая забавная прическа, что я едва удержалась, чтобы не пялить на нее глаза. Какое счастье, что волосы вьются от природы! Я бы не вынесла, если б выглядела такой неестественной, как она, даже если бы мне предложили вторую жизнь».

Эти мелочи огорчали Матта, ибо он надеялся, что женитьба даст ему совершенную спутницу, ту, которой можно полностью довериться. Но это было малозначащим рядом с красотой, обаянием и живостью Индии. Она была расточительно сумасбродной. Ее сумасбродства забавляли его, ему доставляло удовольствие дарить ей что-нибудь и радоваться ее радости, когда она распаковывала его новый подарок. Он купил ей пару новых заколок для волос" в виде двух веток в цвету, все в бриллиантах, и был глубоко тронут, когда она сменила прическу, чтобы примерить подарок.

Однажды он привел ее в сокровищницу и вынул все коробки с драгоценностями, чтобы показать ей, а Индия закричала в восторге:

– О, Матт, они великолепны. Я их должна сразу надеть.

– Как, все сразу? – удивился он. Она захлопала в ладоши.

– Да, все, все сразу. Подойди, помоги мне.

Она стояла неподвижно, как статуя, пока он доставал одну вещь за другой и вешал на нее, пока коробки не опустели. Индия сверкала, как испанские трофеи, а затем послала его принести ей зеркало, чтобы полюбоваться собой. Ее глаза блестели так же ярко, как бриллианты, а щеки вспыхнули, когда она взглянула на себя. Матт почувствовал, что внутри него все заклокотало.

– Сказочно... – произнес он необычно охрипшим голосом.

Она повернулась к нему со странной улыбкой на лице.

– Запри дверь, – велела она. Он заколебался.

– Запри! Быстро!

Матт повиновался. Руки у него дрожали. Индия заставила его соорудить из мехов для нее ложе.

– Теперь ты должен лечь со мной, какая я есть, в драгоценностях. Да, да, сейчас! Быстрее!

Его возбуждение было так велико, что он с трудом смог справиться с застежками. Никогда в самых сумасбродных мечтах он не представлял никого, подобного ей. В конце концов она вздохнула с удовольствием и уткнулась в него лицом.

– Когда я была маленькой и мы были бедные, – проговорила она, – я мечтала о таких драгоценностях, как эти, и о мужчине, который мог бы мне их дать.

На следующий день Матт купил ей борзую с бриллиантовым ошейником. Она поблагодарила его с улыбкой, пронявшей его до мозга костей, так полна она была общими секретами и обещаниями. Он был совершенно очарован и безумно счастлив, и не предполагал до ноября, что можно быть более счастливым, когда Индия сообщила ему, что ждет ребенка.

– Это значит, что нам не надо продолжать делать то, что доставляет нам наслаждение, – говорила она ему, поглаживая его по щеке мягкой рукой.

Ее глаза глубоко проникали в него, заставляя сильно краснеть от смущения.

– Но это не надолго. Есть и другое, что мы можем делать, такое же приятное для тебя.

Беременность изменила отношение Индии к Морлэнду и его обитателям. До сих пор она была счастлива просто тем, что доставляла себе наслаждения, тратя деньги и обольщая мужа, но когда материнство стало реальность, она начала осознавать, что как хозяйка Морлэнда она обладает большой властью.