Ральф собирался с силами, чтобы заговорить, когда внезапно заметил нечто, бессознательно тревожащее его со времени начала разговора. Макторп был чисто умыт; Ральф стоял против ветра, и не чувствовал запаха пота. Это неожиданное открытие настолько обезоружило его, что вместо гневной отповеди, к которой Ральф уже было приготовился, он только холодно произнес:

– Мне нечего сказать. Моя сестра может выйти замуж, за кого она пожелает. Я не буду принуждать ее к замужеству, если этого не захочет она сама.

Макторп сжал губы – он совсем не ожидал такого ответа.

– Отлично, – резко проговорил он и бросился прочь так быстро, что оказался на спине коня и был уже довольно далеко, прежде чем Ральф подошел к Артуру.

Ральф предполагал, что странный разговор окончен, но просчитался. Весь день он провел вне дома, пообедав на постоялом дворе, куда заехал по делу, а когда вернулся к ужину, Макторп уже успел нанести визит в замок Морлэндов – это сообщил Клем, встретив хозяина у дверей.

– Он приехал тихо, прямо как джентльмен, сэр, и попросил разрешения поговорить с мисс Кэти. Она согласилась, и я провел его в гостиную и остался у дверей – на случай, если понадобится моя помощь. Но в гостиной все было спокойно, сэр. Макторп оставался там около четверти часа, а потом вышел, и мисс Кэти не сказала мне, зачем он приезжал.

– Все в порядке, Клем, я знаю, почему он явился сюда, – ответил Ральф. – Где сейчас мисс Кэти?

– Она переодевалась к ужину, но, кажется, я видел, как она проходила в большой зал.

Ральф поднялся по лестнице. Кэти была в зале одна, прохаживаясь вдоль окон. Она уже оделась к ужину в простое черное платье без всяких украшений. Редкие волосы Кэти были уложены в маленький пучок на затылке. Она повернулась к Ральфу, когда он вошел, и остановилась, сложив руки на животе.

– Кэти, – начал Ральф, стараясь понять, в каком состоянии находится его сестра. Однако ее лицо было спокойным, почти бесстрастным.

– Здесь был Макторп. Он приезжал просить меня...

– Я знаю, чего он хочет, – сегодня он разговаривал со мной в поле. Я не думал, что он решится появиться здесь.

– Что ты ответил ему?

Ральф смутился: теперь ему казалось, что необходимо поговорить более серьезно, чтобы Макторп выбросил из головы свою бредовую идею. Наглость этого человека была безгранична, в нее верилось с трудом.

– Я сказал, что не стану принуждать тебя выйти замуж, если ты не хочешь этого сама.

Кэти молча оглядела Ральфа и тихо вздохнула – так тихо, что Ральф не смог решить, был ли этот вздох на самом деле или ему только послышался.

– Он сделал мне предложение – очень корректно, – невозмутимо продолжала она. – Я получу северные поля в качестве свадебного подарка, а после смерти Макторпа они перейдут к твоим наследникам. Все прочее останется моим детям. Он не просил никакого приданого – это самый удачный способ для меня устроить свою жизнь.

Ральф беспомощным жестом поднял руки. Кэти не шелохнулась, продолжая смотреть ему в лицо.

– Я сказала, что дам ему ответ завтра. Прежде мне хотелось знать твое мнение.

– Почему ты сразу не отказала ему?

– Но ведь ты хочешь вернуть северные поля?

– Я получу их по закону.

– Судебный процесс дорого обойдется и затянется надолго. Макторп сказал, что таким образом ты никогда не получишь свои земли.

Ральф пожал плечами.

– Всему свое время.

Кэти отвернулась и вновь начала ходить взад-вперед, при этом ее застывшее лицо напоминало маску.

– Я приму его предложение.

– Но... Гусеница, ты... – воскликнул Ральф, вспомнив старое прозвище, и это, казалось, вызвало приступ гнева Кэти.

– Гусеница! Гусеница каталина! – горько перебила она. – Я-то помню эту старую шутку, а ты нет. Я твоя домоправительница, Ральф, и хотя мое положение меня устраивает, я хотела бы иметь свой дом.

– И у тебя он будет, – подтвердил Ральф. – Ты можешь выйти замуж...

– За кого? После войны мужчин в этих местах осталось совсем мало, да и те стремятся найти красивую и богатую невесту. Я же некрасива и бедна. Может быть, мне больше никогда не сделают предложения.

– Но ведь его сделал Макторп!

– Он хочет заботиться обо мне, сделать мою жизнь такой, какой здесь была жизнь Мэри. Женщины редко выходят замуж по любви. Он же относится ко мне достаточно хорошо, – и она подняла на Ральфа глаза, в которых смешалась горькая ирония и жалость, от которых Ральфу захотелось заплакать. – Понимаешь, он любит меня.

Ральф не нашелся, что ответить.

– Если ты этого хочешь... – медленно произнес он.

– Я отвечу ему завтра, – решительно отозвалась Кэти. – А теперь иди переодеваться – скоро будет готов ужин.

Оставшись одна, она прошла в дальний угол зала и уставилась на пляшущие языки пламени в камине. Лицо Кэти стало задумчивым и отчужденным. Она вспоминала о Мэри, Аннунсиате, Ките, Элизабет и не могла заставить себя изменить решение. Любовь проходит, а собственность, деньги и почет остаются; эта мысль вызвала у нее слезы, которые пришлось тут же стереть – со стороны лестницы донесся звук шагов.

Рождество в Уайтхолле прошло более чем скромно, ибо принцесса Мэри накануне умерла от оспы. В живых осталось только трое детей Карла I – Карл, Джеймс и Генриетта – а вскоре королю пришлось распрощаться и с любимой сестрой: королева сократила свой визит и уехала сразу после Рождества, боясь оставаться дольше в Англии с принцессой Генриеттой, поскольку она всегда была слабой здоровьем, а в Лондоне свирепствовали болезни. Приготовления к браку принцессы с Филиппом Орлеанским завершились, несмотря на протесты принца Руперта, как и предсказывал Хьюго. Хотя саму принцессу, казалось, ничуть не огорчало предстоящее замужество, сознание того, что она уезжает к такому неприятному человеку повергало короля еще в большую печаль, чем мысль о разлуке.

Аннунсиата тоже жалела об отъезде принцессы: живя теперь при дворе, она много времени проводила в обществе Генриетты, и между ними оказалось много общего. Кроме того, это сблизило Аннунсиату с королем, который всячески поощрял их дружбу, и придворные часто видели, как король прогуливался под руку со своими «двумя сестренками», как он называл девушек. Проводив мать и сестру в дорогу, король сказал Аннунсиате достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто находился поблизости в этот момент:

– Вы должны утешить меня, каждый день напоминая мне Минетту, мисс Морлэнд. Вы должны стать моей Английской Минеттой.

Те, кто недолюбливал Барбару Палмер – а таких людей было великое множество – радостно повторяли эти слова, предсказывая конец правления прежней фаворитки и быстрое продвижение прекрасной йоркширской наследницы. Слухи доходили и до Аннунсиаты, и она наслаждалась ими, несмотря на всю их двусмысленность. Досужие языки перемывали сплетни о незаконном рождении Аннунсиаты и гадали, кто был ее отцом; немало споров шло о привязанности к ней короля и сходстве с принцессой Минеттой, подмеченном многими людьми. За несколько недель эти слухи порождали все более и более чудовищные догадки, венцом которых явилось предположение, что Аннунсиата – дочь короля-мученика; при этом забывался даже тот факт, что король покинул Йорк за три года до рождения Аннунсиаты.

Аннунсиата радовалась всем этим сплетням и ничего не предпринимала, чтобы прекратить их. Берч ворчала на нее и жаловалась горничной Люси; сама Люси осторожно пыталась образумить девушку, но та только смеялась в ответ.