- Отлично. Ребята что надо.
- Нам придется отдежурить за них, чтобы они отдохнули хотя бы после бала. Ведь они туда и обратно пойдут пешком, дороги замело...
- Хорошо, - согласился прапорщик.
У обоих посланцев заставы возникли, однако, свои проблемы: что скажут их девушки?
- Если девчата будут о нас расспрашивать, скажи, что нам дали особое задание. А то хлопот не оберешься! - попросил Олива.
- Ведь нас туда откомандировали, не так ли? - оправдывался Стромек.
- Ну разве откомандировывают гулять, шут ты гороховый? Как ты это объяснишь? - возражал Олива. В конце концов все-таки решили сказать, что их послали выполнять особое задание. Пришлось занять денег: после Нового года их финансы находились в плачевном состоянии. Наконец ребята привели в порядок свои мундиры и отправились в путь. Им предстояло преодолеть двадцать шесть километров тяжелой дороги.
Вернувшись на следующий день из дозора, Цыган стал с нетерпением ждать возвращения посланцев заставы: может, опыт этого большого бала удастся использовать при организации вечера у них в Лесове. Воскресный день уже сблизился к концу, а об Оливе и Стромеке не было ни слуху ни духу. Ребята и Павелка напрасно высматривали их. Время шло. Наступил уже вечер, а представителей заставы по-прежнему не было видно, будто в воду канули. Когда Цыган вернулся около полуночи после свидания с Яркой, обе койки еще пустовали. Павелка бегал по канцелярии и неистовствовал:
- Наверняка что-нибудь натворили - и их посадили! Пробовали было дозвониться, но аппарат молчал: связь опять была нарушена. Интендант Тонда по собственной инициативе доехал до ресторана в Уезде: может, ребята застряли там? И в понедельник утром их койки пустовали. На соседней заставе сообщили, что их делегаты уже давно на месте. Дело принимало плохой оборот. Запахло грандиозным скандалом...
Вернулись они лишь к вечеру, бледные, невыспавшиеся и заросшие.
- Где вы были, болваны? - накинулся на них Цыган.
- Лучше и не спрашивай, - вздохнул Иван Олива. - Приключилась история, достойная Швейка.
Вскоре они вышли из канцелярии и направились к дому. Стромек засыпал на ходу. Оба рухнули на койки.
- Ну и дела, - хрипло рассказал Олива Цыгану. - Классный был бал. Гуляли мы вовсю. Встретили знакомых ребят и девушек, а те забрали нас с собой в бар, где мы просидели до утра. Можешь себе представить, в каком мы были состоянии... Ну, взяли мы такси и отправились на вокзал, чтобы доехать до Ходовы-Планы, а оттуда - пешком до дому. Только мы оказались в купе, как засну ли, а проснулись уже в Хебе. Там мы посидели на вокзале с одним вахмистром, который уже вернулся из Слова кии. Он знал Храстецкого. Выпили мы немножко и поехали обратно в Ходовы-Плану. Но опять заснули и очнулись, когда проводник объявил, что поезд прибыл в Стржибрж. Ночью наконец-то доехали до Планы. Там раздобыли банку огурцов и потихоньку пошли к Лесову. Идти было тяжело, ведь мы ничего не ели, так что пришлось остановиться на обед.
Проснувшийся Стромек добавил:
- Пан прапорщик, говорю я ему, в кои-то веки мы попали в цивилизованный мир, ведь скоро мы совсем одичаем...
- Вы не натворили чего-нибудь? - забеспокоился Цыган.
- Не знаю, - зевнул Стромек. - Я мало чего соображал. Кажется, нет. Ну, ладно, будем спать.
Павелка сделал над собой усилие, и никакого взыскания, ко всеобщему удивлению, ребята не получили. Они еще отсыпались, когда дежурный сообщил, что Пепик Репка задержал у границы двух молодых девушек. Те сразу же признались, что пытались перейти на ту сторону. Обе были из Праги.
- Вероятно, это какие-нибудь потаскушки. Милушу ждет работенка, улыбнулся Роубик.
- А тебе это на руку, - осклабился Цыган. - По крайней мере сможешь ее проводить.
Янишу пришлось пригнуться, так как Роубик запустил в него ботинком.
Движимые любопытством, пограничники направились к заставе. Репка уже вел задержанных. При свете уличного фонаря вид у них был жалкий. Девушки дрожали от холода и с презрением смотрели из-под спадающих на глаза растрепанных волос на собравшихся молодых вахмистров.
- Осторожно, Репка, остерегайся неожиданного на падения, - пошутил кто-то.
Павелка посадил девушек к печке, чтобы они согрелись.
- Шеф, - сказала долговязая блондинка в измятых брюках и грязном зеленом свитере, - мы хотим есть. Накормить нас - ваша обязанность. Иначе вы ничего не узнаете. А остальным нечего здесь торчать и пялить глаза, кивнула она на вахмистров, столпившихся в дверях.
- Дамы, ведите себя поприличнее, - побагровел Репка, - иначе выпросите по паре оплеух, красотки! Времени у нас достаточно. Если вам здесь что-то не нравится, мы подождем, пока вы сами попросите составить протокол.
- Приведите Милушу, - приказал Павелка. - Остальным - выйти!
Дежурный согрел чай и принес хлеб с повидлом. Задержанные даже не поблагодарили. Смотрели на всех полными злости подведенными глазами. У младшей даже нос был в губной помаде. Вскоре пришла Милуша.
- Кто это такие? - шепотом спросила она у Цыгана.
- Не знаю. Сейчас сама увидишь.
- Я хочу в уборную, - сказала, младшая.
- Я тоже, - вызывающе добавила блондинка.
- Пан Репка, проводите их по очереди, - приказал Павелка.
- Ой, как страшно! - захихикала блондинка. Репка отвел девушку в туалет и просунул в приоткрытую дверь дуло автомата.
- Не бойся, милок, - засмеялась младшая, - я не смоюсь.
Потом начался допрос. Девушки признались, что хотели сначала перебраться в Германию, а оттуда отправиться еще дальше. Они нигде не работали, шлялись по Праге и, как похвалилась блондинка, прилично зарабатывали. Когда дела шли плохо, они брали у клиентов плату продуктами. Их ближайшей целью было добраться до американского военного бара, заработать денег и поехать в США. Их злило, что они наткнулись на "лохматых". Из-за этого оскорбительного слова они и не получили от вахмистров сигареты, которые просили. Та, что поменьше, во время допроса встала, сняла с себя брюки, повесила их на печь и осталась в одной нижней юбке. Блондинка уселась на стул верхом.
Пришел старый Зима и обеих задержанных послал с Репкой и Милушей на станцию КНБ к Богоушу Гендриху.
- Возись вот с такими мерзавками, - вздохнул он. - Как и с цыганками. Однажды еще молодым я конвоировал цыганку через лес. Вдруг она уселась на пень: дальше, дескать, не пойдет. Я схватил ее за руку и потащил в сторону деревни, чтобы там найти какой-нибудь транспорт и отвезти ее в суд. Ей только того и надо было! Она заорала, что я хочу ее изнасиловать, и стала срывать с себя тряпки. Хорошо еще, что поблизости были лесорубы, которые все видели и слышали... Этим двум нет еще восемнадцати. Через несколько лет им будет место только на свалке.
Цыган пошел спать. Из окна комнаты он увидел обеих девушек возле печки. Напротив них сидел Богоуш Гендрих - старый, прошедший огонь, воду и медные трубы пражанин. "Ну, с этим их штучки не пройдут, - подумал Яниш и улыбнулся. - Он-то знает, как обращаться с пражской шпаной..."
Был час ночи.
III
Наступил февраль.
Политическая ситуация в стране все обострялась. Коммунисты подготавливали съезд заводских комитетов и крестьянских комиссий, чтобы отразить выпады реакционных партий. Лесовские пограничники, патрулировавшие государственную границу, ежедневно сообщали о сосредоточении американских войск. Хоккейные матчи с американцами на Грифике прекратились... Прапорщик Содома усилил требования к подчиненным. На заставу часто приезжал просветработник, который разъяснял пограничникам ситуацию в стране. Состоялось собрание вахмистров - членов КПЧ. Председательствовал Слава Хлоупек. На заставу приехал и Йозеф Ножичка, который служил уже в Плане.
- Возможно, потребуется помощь КНБ, - сказал он. - Иначе социализм погибнет. Мы должны действовать заодно с рабочими, с Готвальдом!
Обстановка в Лесове тоже становилась все более напряженной. Лесничий Лишка созывал одно собрание за другим; в секретариате партии национальных социалистов в Плане он проводил времени больше, чем в лесничестве. Цыган и Стромек решили взять под контроль его деятельность. Кроме того, установили наблюдение за некоторыми работниками таможни.