Как и зелоты, ессеи были, очевидно, пролетарского происхождения, но их мировоззрение носило совершенно другой характер. Зелоты не развивали никакой особой социальной программы. От фарисеев они отличались не целью своей, а средствами, они были только более последовательны и не отступали при достижении ее даже перед насилием. Если бы эта цель была достигнута, если бы место владыки мира перешло от Рима к Иерусалиму, если бы к иудейству притекали все сокровища, которые захватывались Римом, то ни один общественный класс не знал бы нужды. Таким образом, национализм, казалось, мог и для пролетариев сделать излишним социализм. Пролетарский характер зелотов проявлялся только в энергии и фанатизме их патриотических стремлений.
Но не все пролетарии готовы были ждать, пока мессия создаст новый, господствующий над всем миром Иерусалим. Некоторые из них хотели улучшить свое положение сейчас же, а так как политика не обещала скорой помощи, то они обратились к экономической организации.
Всего вероятнее, что в основании ессейства лежал именно указанный ход мысли. Документальных доказательств у нас нет никаких.
Зато нам хорошо известен его основной характер. Он состоит в резко выраженном коммунизме. Ко времени Иосифа Флавия ессеев было около 4000 человек, и все они жили отдельными общинами в различных деревнях и местностях Иудеи.
«Они жили все вместе, — рассказывает о них Филон, — организованные в корпорации, гетерии, братства, и все заняты были работами для общины.
Никто из них не имеет собственного имущества, ни дома, ни раба, ни земли, ни стада, ничего вообще, что приносит богатство. Но, соединяя вместе все свое имущество без различия, они все пользуются им сообща.
Деньги, которые они приобретают различными работами, они отдают выборному старшине. Этот принимает их и покупает на них все, что нужно, и выдает им обильную пищу и все, что необходимо для жизни».
На основании этих известий можно было бы думать, что каждый производил за свой счет или работал за вознаграждение. По Иосифу Флавию, они работали дома под общим руководством.
«После этого (утренней молитвы) старшины указывают каждому работу, которой он обучился, и, если они прилежно исполняли ее до пятого часа (от восхода солнца, следовательно до 11 часов), они облекаются в льняные одежды и омывают тело холодной водой. Очистившись, они входят в столовую, куда имеет доступ только принадлежащий к секте. Они входят туда, чистые и опрятные, как в храм. После того как они тихо усаживаются, приходит пекарь и кладет всем по порядку хлеб, а повар ставит равным образом перед всяким миску с едой. Тогда является священник и благословляет трапезу. До окончания молитвы никому не дозволяется приниматься за еду. После трапезы они все снова совершают молитву и, следовательно, в начале и в конце трапезы славят бога как подателя всякой пищи. Затем они снимают свои льняные одежды как священные и снова принимаются за работу до вечера. Ужин они съедают в таком же порядке, как и обед, и если являются гости (конечно, члены ордена из других местностей, так как посторонним был запрещен доступ в столовую. — К. К.), то они их приглашают к столу. Ни крики, ни шум никогда не оглашают дом, и когда они говорят между собою, то каждый говорит по очереди, а не все вместе, так что людям, находящимся вне их дома, постоянная тишина в нем кажется тайной, внушающей почтение. Причиной их спокойной жизни является их всегдашняя умеренность, так как они никогда не едят и не пьют больше, чем это требуется для поддержания жизни.
Хотя они во всех случаях обязаны просить разрешения старшины, они имеют право вполне самостоятельно оказывать помощь всем нуждающимся. Когда этого требует какое-нибудь несчастие, всякий может спешить на помощь нуждающимся и носить бедным пищу. Но друзьям своим и родным они не могут ничего дать без ведома старшины или управителя».
Коммунизм был доведен у них до крайности. Он распространялся даже на одежду. Так, Филон пишет:
«Не только пища, но и одежда была у них общая. Для зимы она состояла из грубого плаща, для лета вы давались легкие накидки, и каждый мог ими пользоваться, когда хотел. Что принадлежало одному, то принадлежало всем, а то, что имели все, имел и каждый.
Рабство они отрицали. Их главным занятием было земледелие, но они занимались также ремеслами. Отвергались только производство предметов роскоши и орудий войны, а также торговля».
Основой всей этой коммунистической системы являлась общность потребления, а не общественное производство. Правда, производство не исключалось, но это были работы, за которые отдельные члены общины получали деньги как заработную плату или как выручку за проданные товары, следовательно, они выполнялись вне рамок общей организации. Зато для всех членов ордена были обязательны общность жилища и стола. Именно это соединяло их всех в одно общество. Это — коммунизм общего домашнего хозяйства, но он требует отказа от отдельного домашнего хозяйства, от отдельной семьи, а следовательно, и от индивидуального брака.
Действительно, мы видим, что все организации, основанные на общности средств потребления, домашнего хозяйства, наталкиваются на затруднения, вызываемые индивидуальным браком, что они стараются поэтому устранить их. Для этого существуют два пути — крайние полюсы половых отношений, по-видимому совершенно исключающие друг друга, величайшее целомудрие и необузданная «распущенность». И все же такие коммунистические организации одинаково часто идут обоими путями. От ессеев через все христианские коммунистические секты вплоть до сектантских коммунистических колоний в Соединенных Штатах нашего времени мы можем легко проследить, как все они отрицают брак и в то же время одинаково легко склоняются как к общности жен, так и к строгому безбрачию.
Это было бы немыслимо, если бы этот коммунизм и его надстройка могли бы объясняться только идеологическими побуждениями. И загадка решается очень легко, если мы примем во внимание его экономические условия. Большинство ессеев воздерживались от всяких сношений с женщинами.
«Они презирают брак, но принимают на воспитание чужих детей, когда они еще молоды и послушны, и воспитывают их в своих нравах и обычаях. Не то чтобы они уничтожали или совсем запрещали брак и рождение детей. Но они говорят, что нужно всегда опасаться нецеломудрия женщин, так как ни одна из них не довольствуется одним мужем».
Все это сообщает Иосиф Флавий в восьмой главе второй книги своей «Истории Иудейской войны», из которой взяты предыдущие цитаты об ессеях. В 18-й книге «Иудейских древностей» в первой главе он высказывает по тому же поводу следующее:
«Они не принимают женщин и не держат рабов. Они думают, что последнее несправедливо, а первое ведет к раздорам».
И в первом, и во втором случае он приводит только практические соображения и нигде не ссылается на аскетические стремления как на причину враждебного отношения к браку. Иосиф Флавий был знаком с ессеями лично. Он последовательно был саддукеем, ессеем и фарисеем, пока не остался среди последних.
Следовательно, Иосиф Флавий лучше, чем кто-либо может сказать нам, чем обосновывали ессеи свою вражду к женщинам. Но этим еще вовсе не сказано, что такие соображения действительно являются коренной причиной. Всегда нужно проводить различие между аргументами, которыми кто-нибудь объясняет свои поступки, и действительными психологическими мотивами, которые вызывают их. Только очень немногие люди ясно сознают эти мотивы. Но наши историки любят выдавать аргументы, сохранявшиеся путем предания, за действительные мотивы исторических актов и отношений. Исследование действительных мотивов они отвергают как произвольную «конструкцию», иными словами, они хотят, чтобы наше историческое понимание не выходило за пределы понимания того времени, к которому относятся наши источники. Огромный фактический материал, накопленный с того времени, дающий нам возможность отделить в различнейших исторических явлениях существенное и типическое от несущественного и случайного и вскрыть в мнимых мотивах человеческих поступков их действительные мотивы, — весь этот материал должен быть для нас потерян! Кто знаком с историей коммунизма, тот сейчас же поймет, что не природа женщин внушала ессеям отвращение к браку, а природа коммунистического домашнего хозяйства. Где много мужчин и женщин жили вместе одним общим домом, там всегда возможно было «прелюбодеяние» и должны были быть часто раздоры, вызываемые ревностью. И если такая форма хозяйства была неизбежна, то приходилось волей-неволей отказаться или от совместной жизни с женщинами, или от индивидуального брака.
