Наконец, третья часть повествования Нестерова об обращении Владимира описывает поход его на Херсон, самое крещение его в этом городе, бракосочетание с греческою царевною Анною и возвращение в Киев.

»В следующем (988) году, — повествует летописец, — Владимир собрал войско и предпринял поход на Херсон. Долго не мог он взять укрепленного города, несмотря на все свои усилия. Напрасно угрожал херсонцам держать их в осаде целые три лета, если они не сдадутся, — осажденные не соглашались. Наконец, некто муж корсунянин по имени Анастас пустил из города в стан русский стрелу с надписью: «За вами к востоку находятся колодези, откуда херсонцы получают воду чрез трубы; перекопайте водопроводы». Услышав о сем, Владимир воззрел на небо и воскликнул: «Если это сбудется, я непременно крещусь». И действительно, указанное средство оказалось совершенно успешным. Владимир овладел Херсоном и, вступивши в него с дружиною, послал сказать греческим императорам Василию и Константину: «Ваш славный город я взял; так поступлю я и с вашею столицею, если не отдадите за меня сестры своей, еще незамужней, которая, как слышно, есть у вас» [*573]. Императоры, со своей стороны, потребовали от него, чтобы он крестился, соглашаясь только под этим условием исполнить его желание. «Скажите царям своим, — отвечал Владимир послам греческим, — что я крещуся, что я еще прежде испытал закон ваш чрез нарочитых своих мужей и полюбил вашу веру и ваше богослужение». Возрадовались императоры и начали умолять сестру свою Анну отправиться к русскому князю. Она не соглашалась и говорила: «Лучше бы умереть мне, нежели идти в плен сей». Но братья представляли ей, что таким образом она сделается виновницею обращения ко Христу целого народа русского и спасет отечество свое Грецию от страшного оружия руссов. И отправилась горестная царевна, сопутствуемая многими сановниками и пресвитерами, на корабле в Херсон, где встретили ее обрадованные жители со всеми знаками почестей и усердия. Тем временем, по устроению Божию, Владимир заболел очами, так что ничего не мог видеть, и сильно тому сокрушался. «Если хочешь исцелиться от своей болезни, — велела сказать ему Анна, — крестись скорее — иначе не получишь исцеления». Владимир согласился. Тогда Корсунский первосвятитель с прибывшими из Царьграда пресвитерами, огласив великого князя, совершил над ним святое таинство, и в ту минуту, как только возложил на крещаемого руку, Владимир мгновенно прозрел и воскликнул, выходя из святой купели: «Вот теперь-то впервые узрел я Бога истинного!». Многие из дружины, видя совершившееся чудо, тут же последовали примеру своего князя. Крещение происходило в церкви святого Василия, стоявшей посреди Херсона на городской площади. Крестивший Владимира архипастырь преподал ему подробнейший Символ веры, как образ здравых словес, которого бы постоянно держался князь, чтобы не быть увлеченным ложными мнениями еретиков и отщепенцев. Вскоре затем последовало и бракосочетание Владимира с греческою царевною. В память всего этого он создал в Херсоне церковь и, возвративши завоеванный город царям греческим как вено за руку сестры их Анны, отправился в свою столицу [*574].

Во всей этой последней части занимающего нас рассказа только один предмет остается еще предметом недоумений и разногласий для историков — это поход Владимира на Херсон. Непонятно, с чего вздумалось великому князю, занятому делами религии, вдруг поднять оружие и начать брань. Некоторым кажется, что поход сей выставлен у летописца совершенно особенным происшествием, не имеющим связи с делом о перемене веры, что Владимир ходил на Херсон, как ходил незадолго пред тем на камских болгар, как ходили прежде в разные стороны его отцы, а после его дети, и что, следовательно, если ему пришлось креститься в Херсоне, это пришлось случайно, а не было в намерении пред началом похода [*575]. Но такого мнения принять нельзя: оно не согласно с летописью. Преподобный летописец, сказавши, как спросил Владимир бояр своих: «Где крещение приимем.» и как бояре отвечали ему: «Где то любо», непосредственно продолжает: «И минувшю лету в лето 6496 иде Володимер с вои на Корсунь» [*576], и, таким образом, очевидно связывает оба сии события в самом начале. Говоря далее о стреле, пущенной Анастасом в стан русский, с указанием средства овладеть городом, свидетельствует, что Владимир в это время, воззрев на небо, произнес: «Аще се ся сбудет, и сам ся крещю». Значит, и во время похода он был занят мыслию о перемене веры. Когда вслед за тем он взял Корсунь, потребовал себе руки греческой царевны и услышал от ее братьев необходимое для сего условие, он опять выразил то же самое расположение своих мыслей: «Глаголите царема тако, яко аз крещюся; яко испытал преже сих днии закон ваш, и есть ми люба вера ваша и служенье, еже бо ми споведаша послании нами мужи». В заключение всего он, действительно, и крестился в Херсоне. Следовательно, от самого начала и до конца похода корсунского, по словам летописи, Владимир постоянно был занят мыслию о принятии новой веры. Но если точно с этою целию ходил Владимир на Корсунь, то почему избрал он такое необыкновенное средство? Разве в самом Киеве не было благочестивых учителей, которые бы могли его крестить [*577]? Напротив, в Киеве были христиане, были церкви, были и пастыри. Или великий князь опасался в Киеве возмущения народа, еще преданного своим богам, и потому собрал войско, пошел креститься в чужом городе и, возвратившись победителем, окруженный торжествующею дружиною, смело уже надеялся управиться с народом? Но Владимиру нечего было опасаться народа: бояре и старцы выразили ему уже свое согласие, когда сами убеждали его принять закон греческий и предоставили ему на произвол избрать место для крещения; а если бы и опасался, ему нечего было ходить с ратию на Херсон, но достаточно было бы только собрать войско и под охранением его креститься в самом Киеве; наконец, история вовсе не намекает, чтобы Владимир по возвращении из Корсуни принуждал народ к принятию христианства вооруженною рукою, все порешилось одним его царским словом. По нашему мнению, лучшим ответом на вопрос «за чем ходил Владимир на Херсон?» должны служить самые последствия сего похода. За чем ходил Владимир на Херсон, то, без сомнения, и получил: победителю ничто не могло воспрепятствовать достигнуть своей цели. Чего же достиг он в Херсоне? Во-первых, он принял здесь крещение, и принял со всею торжественностию и великолепием; во-вторых, получил руку греческой царевны и, в-третьих, взял с собою из Херсона множество икон, сосудов церковных и пастырей для просвещения своих подданных — все это вместе и могло быть истинною причиною похода Владимирова на вольный греческий город. Услышавши от бояр своих совет — избрать место для крещения по собственному произволу, Владимир, конечно, долго размышлял, как бы устроить дело получше. Ему естественно было пожелать, чтобы крещение его совершилось со всею возможною торжественностию и великолепием — того требовала и высокость его сана, и важность предприятия, и мудрое желание примером своим сильнее подействовать на подданных. Поход на Херсон и крещение в нем как нельзя более соответствовали такому желанию. Владимир крестился в древнейшем и богатейшем христианском городе, где священнодействия святой веры совершались со всею пышностию обрядов в великолепных храмах; крестился, вступивши в сей знаменитый город со славою победителя и, так сказать, завоевавши веру; крещен целым собором пастырей, в числе которых многие были из Царьграда, а во главе находился сам Херсонский митрополит. Киев в этом отношении далеко не мог сравняться с Херсоном. С другой стороны, Владимиру естественно было позаботиться вместе и о том, как бы удобнее найти все средства, необходимые для просвещения христианством целого своего народа. Один Киев не мог доставить такого рода средств: в нем были христианские пастыри, но, без сомнения, недостаточно образованные, которых притом христиане киевские с трудом доставали себе из Болгарии и Греции; были церковные утвари, но также в самом небольшом количестве, с трудом приобретенные из стран христианских. Владимир мог бы, конечно, письменно отнестися к греческим императорам с просьбою, чтобы они выслали в Россию проповедников веры и нужные церковные утвари. Но для сего ему надлежало употребить великие издержки, послать, может быть, богатые дары самим императорам и Цареградскому патриарху и доставить все средства, необходимые для прибытия греческих проповедников в Киев вместе с церковными утварьми. А главное, это не могло обойтись без некоторого унижения для великого князя русского. Византийский двор, при всей своей слабости, надменно и с презрением обходился с варварами, когда они являлись при нем или обращались к нему без оружия. Владимир знал, как принята была в Константинополе его бабка Ольга, как поступили потом греки с родителем его Святославом, и справедливо мог ожидать, что не лучше поступят и с ним, если он прибегнет к греческим императорам с покорнейшею просьбою. И вот он поднимает оружие, овладевает греческим городом Херсоном и не только без унижения для себя, напротив, с полным достоинством заставляет греков исполнить все его требования [*578]. А для того чтобы еще успешнее достигнуть как той, так и другой цели, т. е. чтобы и с большею торжественностию принять крещение, и с большею удобностию получить от двора византийского все нужные средства для просвещения своего обширного царства, Владимир счел лучшим соединить со своим обращением к христианству и бракосочетание с греческою царевною, сестрою тогда царствовавших императоров. Это родство с византийскими императорами, которого достигал Владимир только чрез крещение, без сомнения, чрезвычайно возвышало самое обращение его в глазах его подданных и в то же время естественно располагало царей греческих быть усерднее к выполнению требований нашего князя касательно просвещения России Евангелием... Надобно, впрочем, заметить, что мысль получить руку греческой царевны едва ли родилась во Владимире до отправления в Херсон и, следовательно, едва ли могла быть одним из побуждений к этому предприятию, потому что, кажется, он узнал о существовании царевны уже по взятии Херсона. Се град ваю славный взях, — велел он тогда сказать царям греческим, — слышу же се, яко сестру имата девою, да аще... и проч. [*579] Слово слышу всего справедливее разуметь так, что князь только теперь и услышал о царевне, а прежде не знал, хотя можно принять и за слово знаю сообразно с употреблением его на славянском языке. Как бы ни было, впрочем, только поход Владимиров на Херсон с тем, чтобы принять там веру, не без основания можно считать плодом его глубоких соображений и благоразумия или мудрых советов, какие внушали ему бояре и старцы.