— Это ваше последнее слово, Рудольф?

— Да, господин следователь, последнее.

— Учтите, тогда — только суд, — заключил следователь.

— Тем лучше, — ответил Марк. На этом разговор окончился. В кабинет вошли остальные сотрудники ФБР. Марку предъявили ордер на арест и отвезли в отделение ФБР города Макаллен. Там снова сняли отпечатки пальцев и сфотографировали.

В районном центре, в городе Эдинбург, куда вскоре доставили Марка, его привели к федеральному комиссару. Выслушав сотрудника ФБР, изложившего суть дела, и ознакомившись с ордером на арест, выданным на основании постановления Большого жюри, заседавшего в Нью-Йорке, комиссар определил, что арест законный, и спросил, не возражает ли Марк против отправки в Нью-Йорк для суда. Марк не возражал. Тогда комиссар позвал судебных исполнителей, которые отвели его в местную тюрьму.

В помещении судебных исполнителей кроме официальных лиц находились репортеры и фотографы, а также много фотолюбителей и просто любопытных. Многие из них сопровождали Марка до самой тюрьмы.

Акт передачи означал, что с данного момента Марк находился в ведении судебных властей и ФБР больше не имело права вмешиваться в его дело.

В тюрьме судебный исполнитель сдал Марка дежурному, взяв от него расписку, а Марка заставили расписаться в специальном формуляре. После этого его опять сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, раздели и выдали комбинезон. В одиночной камере, куда привели Марка, имелись койка, умывальник, унитаз и душ. Вечером его покормили, и утомленный перипетиями дня Марк вскоре уснул. Его разбудили в третьем часу ночи. Дали еще поесть, переодели в его одежду и отвели во двор. Перед посадкой в машину надели на пояс стальную цепь, к которой прицепили наручники, а когда Марк сел в машину, надели еще и кандалы, которые также прикрепили к концу цепи. Кроме Марка в машину сели судебный исполнитель и его помощник.

Через восемь часов мучительной езды в таком виде Марка доставили в местную тюрьму города Хьюстон. Судебный исполнитель снял кандалы, цепь, наручники, уложив все это в машине.

Пятичасовая передышка в одиночной камере хьюстонской тюрьмы показалась Марку мимолетным мгновением. Не успел он как следует расправить уставшие от напряжения ноги, руки, туловище, как в камеру вошли два новых судебных исполнителя и приказали ему одеться. Из тюрьмы вывели в наручниках, посадили в машину. Вместе с судебными исполнителями они прибыли на аэродром, откуда на рейсовом самолете вылетели в Нью-Йорк. По пути была непродолжительная остановка в Вашингтоне. Осаждавшие Марка репортеры безуспешно пытались получить интервью.

На аэродроме в Нью-Йорке самолет окружила толпа репортеров, фотографов, агентов ФБР, полиции и любопытных. После довольно длительного и неприятного пребывания там Марка, наконец, отвезли в тюрьму. Было около часа ночи, когда он переступил ее порог. Его раздели и посадили в камеру для особо опасных преступников.

На второй день Рудольфа Ивановича Абеля (будем Марка называть так) вместе с группой других арестованных повезли в суд, находившийся в здании почтамта в Бруклине. По прибытии на место их освободили от наручников, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру ожидания. На обед дали два бутерброда.

Суд рассмотрел два вопроса: о возможности выпустить Абеля под залог и предоставлении ему защитника. По первому вопросу вынес решение об отказе, по второму — предоставил право найти защитника в течение недели. Не располагая другими возможностями, Абель попросил суд подыскать ему защитника через ассоциацию адвокатов.

По окончании суда арестованным надели наручники, сковали их попарно и отвезли в нью-йоркскую тюрьму. Надзиратель обыскал арестованных и проводил на второй этаж в приемную. Здесь их раздели, осмотрели, переодели в тюремную одежду и развели по камерам.

Ассоциация адвокатов, обсудив просьбу суда о выделении защитника Абелю, остановила выбор на Джеймсе Доноване, совладельце адвокатской фирмы, считавшемся среди адвокатов достаточно компетентным. Не последнюю роль при этом, вероятно, сыграло и то, что Донован имел звание командера морской разведки и во время второй мировой войны являлся видным сотрудником управления стратегических служб[5] Надо полагать, что руководство спецслужб США все еще не оставляло надежды склонить Марка к сотрудничеству, и в этой связи назначение в качестве защитника специалиста-разведчика, по их расчетам, могло быть весьма полезным.

Знакомство Абеля с Донованом состоялось 21 августа 1957 года в здании суда в помещении для лиц, содержавшихся под арестом. Оба они испытывали чувство естественного любопытства. Донован полагал, что ему предстоит увидеть своего рода супермена, героя из серии статей и кинофильмов «Рыцари плаща и кинжала», способного на совершение любого преступления. Такое мнение о будущем подзащитном создавалось под влиянием средств массовой информации, которые ежедневно выливали на Абеля потоки лжи и клеветы, приписывали ему самые невероятные качества.

Для Абеля Донован был человеком, назначенным на роль защитника из чисто формальных соображений, чтобы подчеркнуть демократизм и объективность судебного разбирательства. Поэтому он шел на встречу, не испытывая переживаний и не обольщаясь надеждой на облегчение своего положения. Ему просто было интересно увидеть человека, с которым сталкивала судьба, узнать, кто он, и в зависимости от этого определить свою линию поведения.

Встретившись, они обменялись быстрым рукопожатием и пошли по коридору мимо работавших телевизионных камер в маленькую комнату для арестованных, которую Донован просил судебного распорядителя выделить для первого разговора.

К своему удивлению, вместо супермена перед Донованом предстал почтенный пожилой человек, чуть сгорбленный, несколько озабоченный, но казавшийся достаточно уверенным в себе и независимым. Во всем его облике, и особенно во взгляде глубоко посаженных серых глаз, чувствовались спокойствие, сосредоточенность, сила воли, ум, жизнелюбие. «Мне он показался похожим на школьного учителя», — напишет позже Донован в своей книге об Абеле, изданной в США[6]

Донован, в свою очередь, произвел на Абеля положительное впечатление, и прежде всего своей непосредственностью, простотой в обращении. Как опытный психолог, имеющий большой жизненный опыт и практику, Рудольф Иванович почувствовал, что с этим человеком можно иметь дело.

— Меня вы можете называть просто Джимом, — заявил Донован, — а вас, если не возражаете, я буду звать Рудольфом.

— Согласен. Это проще и удобнее, — ответил Абель. Переходя к делу, Донован заметил:

— Я должен предупредить вас, Рудольф, что защита будет очень трудной, так как вокруг вашего дела поднята большая шумиха в прессе.

— Да, это мне известно. Но независимо ни от чего я желаю, чтобы защита велась с достоинством, без крикливости.

— Хорошо. Я учту это. Мне нравится ваша позиция.

После небольшой паузы Донован продолжал:

— Прошу также учесть, что мне придется взять двух помощников, без этого не обойтись, предстоит уйма работы. Согласны ли вы на это?

— Согласен.

— Тогда еще одна просьба. Не хотите ли вы уже сейчас сообщить мне то, что вас особенно беспокоит и на что мне, как вашему защитнику, следовало бы обратить особое внимание?

Абель на некоторое время задумался. Ему уже было совершенно ясно, что его арест явился следствием предательства Вика, который на судебном процессе будет выступать в качестве основного свидетеля обвинения. Но прежде чем сказать что-либо Доновану по этому поводу, он спросил его:

— Известно ли вам о причине моего ареста?

— Насколько я в курсе дела, — не задумываясь ответил Донован, — вас предал некто Хэйханен.

Лицо Абеля стало жестким.

— Он тварь, — с горечью констатировал Абель. — Не могу понять, как человек ради спасения собственной шкуры мог продать свою страну и обесчестить свою семью.