Часа через три с начала своего путешествия он вышел из метро на станции «Сити-холл» в Манхэттене и вскоре сел в автобус, идущий по Бродвею. Он доехал почти до самого отеля «Латам», расположенного по адресу 4, Ист, 28, Манхэттен. В отеле, предъявив документы, он заполнил регистрационную карточку как американский гражданин Мартин Коллинз, поставив дату 11 мая 1957 года. Ему была предоставлена комната за 29 долларов в неделю, он получил ключи и поднялся на восьмой этаж в номер 839. Номер оказался небольшим с довольно скромной обстановкой: двуспальная кровать, низкий комод, небольшой письменный стол, два кресла, складная подставка для чемоданов и стенной шкаф для платья. При номере была ванная комната.
Он запер на ключ дверь, неторопливо разделся, повесив в шкаф шляпу, плащ, пиджак и галстук, и, сняв очки и расстегнув ворот рубашки, устало опустился в кресло. Минут пять он сидел в позе полностью расслабившегося человека, закрыв глаза. Затем, оперевшись руками на подлокотники кресла, сделал несколько глубоких вдохов и энергично встал.
Луч света из окна упал на его лицо. Оно было немного удлиненное, худощавое, с чуть выдающимися скулами, с впалыми щеками, но вместе с тем энергичное, волевое. Черты лица говорили об одухотворенности натуры и незаурядном уме. Прямой, с небольшой горбинкой нос, резко очерченные губы, глубоко посаженные серые глаза с острым, проницательным взглядом, большой покатый лоб и массивная, с заметной лысиной голова…
Подойдя к окну, Коллинз осмотрел прилегающие к отелю строения, а потом и внутреннее убранство номера, обратив особое внимание на входные устройства электро-, радио-, телевизионной и телефонной сети. Затем проявил интерес к стоявшему на столе широковещательному радиоприемнику. Включив его, он проверил работу всех диапазонов, с полным безразличием отнесся к доносившейся из эфира разноязыкой речи, но поймав передачу на русском, прислушался, уменьшил громкость и, прильнув ухом к приемнику, несколько минут сидел, как зачарованный. Затем он прошел в ванную комнату, принял душ, лег в кровать и вскоре крепко уснул. Часы показывали ровно девять часов вечера по местному времени. Проснувшись рано утром, он быстро встал, сделал несколько гимнастических упражнений, принял освежающий душ, побрился, привел себя в порядок, почистил одежду и обувь и отправился в город. Возвратился обратно к пяти часам вечера с чемоданами, которые оставил на вокзале.
Прошло более полумесяца. Новый жилец, по отзывам управляющего отеля, оказался спокойным, скромным, нетребовательным. Понравился он и обслуживающему персоналу: платил своевременно, был приветлив, не предъявлял претензий, не принимал посетителей. Фактически никто не знал, когда он у себя, а когда отсутствует, и, конечно, никто не знал, чем он занимался.
Выходя в город, он большую часть времени тратил на зарисовки и фотографирование, совершал прогулки и поездки по наиболее интересным местам и ближайшим окрестностям, при этом наблюдал за тем, не следит ли кто-нибудь за ним. По понедельникам и пятницам закрывал на ключ дверь номера, плотно затягивал шторами окно, подключал к приемнику комнатную антенну, надевал наушники и настойчиво пытался в хаосе наполнявших эфир шумов и звуков записать адресованную ему морзянку. Однако все его усилия оказывались тщетными. Находившиеся в километре от отеля мощные телевизионные передатчики создавали непреодолимые помехи.
В попытке найти выход из создавшегося положения 28 мая он зашел в сквер, расположенный напротив дома 252 по Фултон-стрит. Прикрывшись газетой, он сел на одну из свободных скамеек и в течение часа пристально наблюдал за подъездом дома, за одним окном на пятом этаже и за тем, что происходило в сквере.
В этом доме в квартире 505 на пятом этаже он — советский разведчик Марк, кадровый сотрудник органов государственной безопасности, полковник, прибывший в США в 1948 году для ведения разведки — в течение нескольких лет жил под видом американского гражданина Эмиля Гольдфуса, открыв художественное ателье по производству цветных фотографий и для занятий живописью. Дела у него шли успешно. Соседи, ближайшее окружение и представители официальных властей ничего предосудительного за ним не замечали, не имели к нему претензий. Напротив, он пользовался уважением. Его считали вполне лояльным, образованным и трудолюбивым, спокойным, рассудительным и очень скромным.
Но в конце 1956 года случилось непредвиденное. Он заметил, что его помощник Вик, присланный Центром четыре года назад, стал пьянствовать и отлынивать от работы, поэтому по рекомендации Марка было принято решение об отзыве Вика в Советский Союз для отдыха. Под разными предлогами Вик длительное время откладывал отъезд, а на последней встрече с Марком, в марте 1957 года сообщил, что ФБР начало его повторную проверку.
Обеспокоенный этим обстоятельством, Центр 20 апреля радировал Марку о необходимости принять надлежащие меры безопасности: прекратить контакт с Виком, перейти на другие документы и выехать из Нью-Йорка на юг страны, легендировав поездку на Запад для лечения. На юге следовало ждать до тех пор, пока не определится судьба Вика, а при обнаружении чего-нибудь подозрительного немедленно покинуть США, выехав в третью страну по известному Марку на такой случай маршруту.
В Дейтон Бич во Флориде, куда Марк направился, выполняя указания Центра, он пробыл восемнадцать дней, выдавая себя за Мартина Коллинза. Жил в отеле, пытаясь принимать радиограммы Центра на имевшийся там радиоприемник. С большим трудом ему удалось прочесть лишь одну радиограмму от 6 мая. Она радовала. Центр сообщал о встрече с Виком в Париже, заявившим, что у него все нормально, обстановка вокруг него спокойная. Полагая, что опасность миновала, Марк на свой страх и риск решил возвратиться в Нью-Йорк, но до установления надежной связи с Центром и получения дальнейших инструкций проживать пока по документам Коллинза и в своей квартире на Фултон-стрит не появляться.
И вот сейчас, сидя напротив своего дома, Марк почувствовал, что все недавно пережитые неприятные перипетии как бы ожили вновь и невольно заставили его отказаться от соблазна зайти домой, несмотря на казавшуюся ему спокойной обстановку. Он встал и неторопливо удалился. Затем, проверившись и убедившись в отсутствии наблюдения, возвратился в отель «Латам».
Прошло еще три недели. Марк информировал Центр о возвращении в Нью-Йорк и намерении взять из ателье радиоприемник, уничтожить находившиеся там в тайнике материалы, которые в случае захвата контрразведка противника могла бы использовать в качестве вещественных доказательств его связи с нашей разведкой. Однако, несмотря на все усилия, которые он предпринимал в течение этого времени, получить ответ из Центра не удалось из-за помех в эфире.
Поэтому Марк вечером вторично появился в сквере около своего дома и, улучив удобный момент, незаметно вошел в подъезд. Поднявшись на пятый этаж, он осторожно открыл дверь своей квартиры. Уличный свет слабо освещал комнату, но зажечь свет он не решился. Убедившись, что в квартире все на месте, он взял безотказно служивший ему портативный радиоприемник и, соблюдая меры предосторожности, вышел на улицу. На маршруте к отелю «Латам» он тщательно проверился, но ничего подозрительного не заметил. Довольный, что все прошло благополучно, он поднялся в номер и лег спать.
На другой день он решил проверить тайник, находившийся в ателье под деревянной лестницей. В тайнике хранились пленки с несколькими письмами от семьи, почтовые адреса для связи с Центром, а также важные шифрованные записи и шифровальные блокноты.
Как и накануне, дождавшись в сквере около дома удобного момента, он в одиннадцать часов вечера незаметно вошел в квартиру. В тайнике все оставалось в целости. Выложив документы на стол, он вспомнил, что в письменном столе должна находиться метрика на Коллинза, по данным которого он проживал в отеле «Латам». Полагая, что она может потребоваться, Марк стал рыться в ящике и случайно локтем смахнул со стола контейнер, где хранились пленки с письмами от семьи. Пошарив безуспешно в темноте по полу, он приблизился к окну, понаблюдал за улицей и, не заметив ничего подозрительного, зажег свет. Найдя контейнер, выключил свет, еще раз понаблюдал из окна и покинул ателье.
