– Мм… я… точно не знаю.

– Я тоже не знаю. Никак не могу решить. Но это неважно, потому что вряд ли я стану такой… Ах, мистер Касберт! Мистер Касберт!!

В эту минуту они миновали поворот и оказались в «Аллее». Это был отрезок дороги, над которым сплетались ветвями два ряда огромных разросшихся яблонь.

Девочка откинулась назад в кабриолете, в восторге подняв лицо к белому великолепию, простиравшемуся над головой. И даже когда они уже выехали из «Аллеи», она все еще не двигалась и не говорила, глядя на пылающее закатное небо.

– Ты, наверное, устала и голодна, – отважился наконец сказать Мэтью, который не мог найти другого объяснения этому долгому молчанию. – Но нам уже недалеко, около мили.

Девочка с глубоким вздохом вышла из задумчивости и посмотрела на него мечтательным взором существа, долго блуждавшего в далеких звездных пространствах.

– Мистер Касберт, – прошептала она, – то белое место, которое мы проезжали… что это было?

– М-м… ты, наверное, имеешь в виду «Аллею», – сказал Мэтью после недолгого, но глубокого раздумья. – Очень красивое место.

– Красивое? Нет, ему больше подходит слово «чудесное»! Его даже нельзя вообразить еще чудеснее. От него в груди такая странная, приятная боль. У вас когда-нибудь бывает такая боль, мистер Касберт?

– М-м… да не помню, чтобы когда-нибудь была.

– У меня часто бывает – каждый раз, когда я вижу что-то по-настоящему красивое. Но название «Аллея» ничего не выражает. Нужно назвать это место… сейчас, подумаю… Белый Путь Очарования. Когда мне не нравится название места или имя человека, я всегда придумываю новое и потом так их всегда и называю… Нам в самом деле осталось проехать всего милю? Мне и грустно, и радостно. Грустно – потому, что кончается путешествие. А радостно оттого, что у меня наконец будет родной дом. И опять появляется эта приятная боль в груди, как только подумаю, что еду в настоящий, свой дом!

Они спускались с холма к мосту, пересекавшему почти посередине длинный, извилистый пруд. Ниже моста, до того места, где янтарный пояс песчаных холмов отделял пруд от голубого морского залива, вода сверкала и переливалась всеми оттенками оранжевого, розового, бледно-зеленого и лилового. А выше моста, где пруд вился между рощами елей и кленов, его поверхность сверкала холодной темнотой среди колеблющихся теней.

– Это пруд Барри, – сказал Мэтью.

– Нет, это имя мне тоже не нравится. Я назову его… дайте подумать… Озеро Сверкающих Вод. Да, это правильное имя. Я знаю это по дрожи. Когда я нахожу имя, которое точно подходит, я чувствую дрожь восторга.

Когда дорога снова повернула, Мэтью сказал:

– Мы почти дома. Наша ферма…

– Нет-нет, не показывайте! – перебила она. – Позвольте мне угадать.

В мягком послезакатном свете была хорошо видна зеленая долина и множество ухоженных фермерских двориков. Глаза девочки перебегали от одного из них к другому, и наконец взгляд ее остановился на одной ферме, белевшей в дымке цветущих деревьев далеко слева от дороги – как раз там, где над лесом в вечернем небе сверкала, словно маяк, огромная хрустально-белая звезда.

– Вон та, правда? – сказала девочка, указывая рукой.

– Угадала! – Мэтью в восхищении хлестнул кобылу вожжами.

– Как только я увидела Зеленые Мезонины, я почувствовала, что это мой дом!

И со вздохом восторга она снова погрузилась в молчание. Мэтью беспокойно ерзал на своем месте. Он думал не о тех хлопотах, которые произошедшая ошибка доставит ему и Марилле, но об ожидающем девочку разочаровании.

Когда Мэтью открыл дверь, Марилла быстро поднялась ему навстречу. Но как только ее взгляд упал на маленькую странную фигурку с длинными ярко-рыжими косами и радостно сияющими глазами, она остановилась в изумлении.

– Мэтью, кто это? – воскликнула она. – Где же мальчик?

– Там не было мальчика, – отвечал Мэтью с несчастным видом.

– Как не было мальчика? Ведь мы просили миссис Спенсер привезти мальчика, – настаивала Марилла.

– Она привезла вот… ее. – Он кивнул на девочку, только теперь вспомнив, что даже не спросил, как ее зовут. – Пришлось взять ее домой. Нельзя же было оставить ребенка одного на ночь на станции, хоть и произошла ошибка.

– Хорошенькое дело! – воскликнула Марилла.

Все оживление погасло в лице девочки. Уронив свой драгоценный саквояж, она заломила руки.

– Вы не хотите взять меня, потому что я не мальчик! Я вам не нужна!

Упав на стул, она закрыла лицо руками и отчаянно зарыдала. Марилла и Мэтью растерянно переглянулись. Затем Марилла неуклюже попыталась поправить дело:

– Ну-ну, не о чем плакать.

– Не о чем? – Девочка подняла голову, и показалось залитое слезами лицо и дрожащие губы. – Да это самая трагичная минута в моей жизни!

Что-то вроде невольной улыбки смягчило суровое выражение лица Мариллы.

– Ну-ну, не плачь. Мы же не выгоняем тебя из дома. Как тебя зовут?

Девочка на мгновение заколебалась, а затем горячо сказала:

– Пожалуйста, называйте меня Корделией! Ведь вам все равно, как называть меня, если я останусь у вас ненадолго, правда?

– Называть Корделией? Ничего не понимаю. Если твое имя не Корделия, то как тебя зовут?

– Аня Ширли, – неохотно пробормотала девочка. – Такое неромантичное имя…

– Неромантичное! Чепуха! – сказала Марилла без всякого сочувствия. – Послушай, Аня Ширли, не можешь ли ты объяснить, что за ошибка произошла? Мы просили передать миссис Спенсер, чтобы она привезла нам мальчика. Разве в приюте нет мальчиков?

– Их там даже слишком много. Но миссис Спенсер ясно сказала, что вы хотите девочку лет одиннадцати. И заведующая решила, что я вам подойду. Я не могла спать от радости всю прошлую ночь. Ах, – добавила она с упреком, обернувшись к Мэтью, – почему вы не сказали мне на станции, что я вам не нужна, и не оставили меня там? Если бы я не видела Белого Пути Очарования и Озера Сверкающих Вод, мне не было бы теперь так тяжело на душе.

– О чем она говорит? – спросила Марилла, удивленно взглянув на Мэтью.

– Она вспоминает, о чем мы говорили по дороге, – сказал Мэтью поспешно. – Я пойду распрягу кобылу, Марилла. Приготовь чай к моему возвращению.

– Миссис Спенсер везла еще какого-нибудь ребенка кроме тебя? – продолжила расспросы Марилла, когда Мэтью вышел.

– Она везла Лили Джоунс для себя. Лили всего пять лет, и она очень красивая. У нее каштановые волосы. Если бы я была очень красивая и с каштановыми волосами, вы бы все равно меня не взяли?

– Нет. Нам нужен мальчик, чтобы помогать Мэтью на ферме. Девочка нам ни к чему. Сними шляпу. Я положу ее и твою сумку на столе в передней.

Аня послушно сняла шляпу. В этот момент вернулся Мэтью, и они сели ужинать. Но Аня не могла есть. Напрасно она щипала хлеб с маслом и клевала яблочное повидло из маленького блюдечка, стоявшего возле ее тарелки. Она совсем не продвинулась в этом деле.

– Ты ничего не ешь, – сказала Марилла сурово, как будто это был поступок, достойный осуждения.

– Не могу, – вздохнула Аня. – Я в пучине горя. Очень неприятное чувство. Когда пытаешься есть, комок встает в горле и невозможно ничего проглотить, даже если бы это была шоколадная конфета. Я однажды ела шоколадную конфету. Это было восхитительно. Мне часто после этого снится, что у меня много шоколадных конфет, но я всегда просыпаюсь, как только хочу съесть хоть одну. Все здесь невероятно вкусно, но все равно я не могу есть.

– Я думаю, она устала, – сказал Мэтью, который не проронил еще ни слова с тех пор, как вернулся из конюшни. – Лучше всего, Марилла, уложить ее в постель.

Марилла как раз размышляла о том, где положить Аню спать. Она приготовила кушетку в каморке возле кухни для желанного и долгожданного мальчика. Но хотя там было чисто и опрятно, все-таки для девочки это место казалось неподходящим. О том, чтобы поместить это бездомное со-здание в комнате для гостей, не могло быть и речи, так что оставалась только комната в мезонине, выходившая окнами на восток. Марилла зажгла свечу и велела Ане следовать за собой, что та и сделала, забрав по дороге со стола в передней свою шляпу и саквояж. Передняя была пугающе чистой, а маленькая комнатка в мезонине, куда они вошли через минуту, казалась еще чище.