– Ни слова больше об этом, мисс, – сказал мистер Харрисон быстро. – Всякое случается. Я и сам порой бываю опрометчив… Думаю, мне лучше взять вашу корову, раз вы все равно хотите от нее избавиться.

– Спасибо, мистер Харрисон! Я так рада, что вы не сердитесь!

– Думаю, ты до смерти боялась прийти сюда и рассказать мне обо всем, после того как я вчера наделал столько шума, а? Но не держи на меня зла! Такой уж я откровенный. Всегда режу правду-матку!.. А что это у тебя за коробка?

– Торт, – сказала Аня чуть лукаво. – Я принесла его вам. Я подумала, что, возможно, у вас не очень часто бывает торт.

– Нечасто. Это факт. А я их ужасно люблю. Премного обязан… Вот что, милая, тебе придется помочь мне его съесть. Сейчас поставлю чайник, выпьем чайку. Идет?

– Может быть, вы позволите мне заварить чай? – спросила Аня нерешительно. Мистер Харрисон хохотнул:

– Вижу, что ты не очень уверена в моем умении заваривать чай. Напрасно. Я могу заварить такой чаек, какого ты в жизни не пила! Впрочем, если хочешь, действуй сама. К счастью, в прошлое воскресенье шел дождь, так что в доме полно чистой посуды.

Аня вскочила и принялась за дело. Прежде чем заварить чай, она несколько раз ополоснула заварной чайник. Затем она накрыла на стол, принеся посуду из буфетной, состояние которой привело ее в ужас, но она осмотрительно воздержалась от замечаний. Мистер Харрисон сказал ей, где найти хлеб, масло и банку персикового варенья… И скоро Аня уже сидела напротив мистера Харрисона, наливала ему чай и свободно болтала с ним о своих планах, о школе, о друзьях… Она едва могла поверить, что все это ей не снится.

Аня даже попыталась завязать более близкие отношения с Джинджером, предложив ему грецкий орех. Но он только таращил на нее злые глаза и взъерошивал яркие перья.

– Джинджер заменяет мне общество, – заметил мистер Харрисон. – И ничто не заставит меня отказаться от этой птицы!

Мистер Харрисон бросил эту последнюю фразу так многозначительно, словно подозревал Аню в тайных замыслах убедить его расстаться с попугаем. Ане, впрочем, уже начинал нравиться этот вспыльчивый и откровенный человек, и не успели они допить чай, как уже стали добрыми друзьями. Мистер Харрисон узнал о предстоящем создании Общества Содействия Развитию Авонлеи и одобрил эту идею.

После чая Аня настояла на том, чтобы мистер Харрисон позволил ей вымыть посуду, хотя он уверял ее, что чистой посуды в доме хватит еще на несколько недель.

– Может, забежишь иногда поболтать со мной? – предложил мистер Харрисон, когда она уходила. – Тут недалеко, и мы должны жить как добрые соседи.

Аня прибежала домой совершенно счастливая и с радостью поведала о своих приключениях Марилле, которая уже начинала тревожиться из-за ее долгого отсутствия.

– Какой это все-таки чудесный мир, Марилла! – заключила Аня весело. – Я ужасно боялась идти к мистеру Харрисону, но он оказался так мил, что я, можно сказать, приятно провела время…

Тихим ясным вечером, на закате, в том месте, где просека, известная под названием Березовой Дорожки, подходит к большой дороге, стояли возле изгороди Джейн Эндрюс, Гилберт Блайт и Аня Ширли. Аня провожала Джейн, заходившую к ней в гости, а у изгороди они встретили Гилберта и теперь беседовали о судьбоносном завтрашнем дне, когда в школах начинались занятия. Джейн предстояло отправиться в Ньюбридж, а Гилберту – в Уайт Сендс.

– Вам обоим будет легче, чем мне, – вздохнула Аня. – Ваши ученики вас не знают, а мне придется иметь дело с теми, кто прежде ходил в школу вместе со мной. Миссис Линд опасается, что они не станут относиться ко мне с должным уважением, если только я не буду очень суровой с самого начала. Но я не верю, что учитель должен быть суровым.

– Все мы отлично справимся, – постаралась успокоить ее Джейн, которую не тревожили никакие мысли о «благотворном влиянии». Она была намерена честно зарабатывать свое жалованье и в конце года получить похвальный отзыв школьного инспектора. – Главное – поддерживать дисциплину, а этого не добиться без некоторой суровости. Если мои ученики не будут меня слушаться, я буду их бить.

– Я постараюсь завоевать любовь моих учеников, и тогда они будут охотно меня слушаться, – решительно сказала Аня. – А ты, Гилберт, что скажешь?

– Конечно, – сказал Гилберт, разрываясь между собственными убеждениями и желанием соответствовать Аниному идеалу, – телесные наказания должны быть последним средством. Но бывают дети, на которых нельзя воздействовать иначе как розгой.

Гилберт, попытавшись угодить обеим сторонам, не сумел – как это обычно бывает – удовлетворить ни одну из них.

– Время покажет, чей метод лучше, – заметила Джейн философски, когда они расставались.

В Зеленые Мезонины Аня возвращалась по тенистой, пахнущей папоротниками Березовой Дорожке, через Долину Фиалок, мимо Плача Ив, а потом по Тропинке Влюбленных… по тем местам, которым еще в детстве они с Дианой дали эти названия. Она шла медленно, наслаждаясь очарованием лесов, полей и звездных сумерек. Войдя во двор Зеленых Мезонинов, она услышала из открытого окна кухни голос миссис Линд, рассуждавшей о чем-то самым решительным тоном.

«Миссис Линд пришла, чтобы помочь мне добрыми советами насчет завтрашнего дня, – подумала Аня, поморщившись, – но ее советы совсем как перец: хороши в малых дозах и обжигают в тех, которые она предлагает. Сбегаю-ка я лучше поболтать с мистером Харрисоном».

Уже не первый раз со времени памятной истории с джерсейской коровой Аня бежала «поболтать» с мистером Харрисоном. Они стали добрыми друзьями, но Джинджер всегда приветствовал ее язвительным: «Рыжая свиристелка!» Мистер Харрисон пытался отучить его от этой привычки тем, что возбужденно вскакивал, когда видел приближающуюся Аню, и с жаром восклицал: «Разрази меня гром! Вот опять идет эта милая девочка!» – или что-нибудь столь же лестное. Но Джинджер видел все его хитрости насквозь, так что Аня никогда не узнала, сколько похвал расточал ей мистер Харрисон в ее отсутствие.

– Ты, должно быть, из леса? Запасла розог на завтра? – приветствовал он Аню, когда она поднялась на крыльцо.

– Конечно нет! – сказала Аня раздраженно. Она была отличной мишенью для поддразниваний, потому что всегда и все принимала всерьез. – В моей школе никогда не будет розги. И указку я буду использовать только по прямому назначению.

– Ничего не выйдет, – заявил мистер Харрисон. – Помяни мое слово: ты никогда не справишься с этой мелюзгой, если не будешь держать розгу наготове.

– Я собираюсь действовать любовью! – заявила Аня, которая всегда упорно держалась своих теорий.

– Очень уж ты упряма, как я погляжу, – так выразил это мистер Харрисон. – Ладно, посмотрим. Когда-нибудь тебя разозлят – а люди с такими волосами, как у тебя, легко впадают в ярость, – и ты забудешь все свои прекраснодушные убеждения и задашь кое-кому изрядную трепку…

Когда утром первого сентября Аня вошла в школу, ее встретили аккуратные ряды сияющих, как утренняя заря, лиц с яркими любопытными глазами. Она повесила шляпу на крючок возле классной доски и окинула взглядом своих учеников, надеясь, что не выглядит такой испуганной и глупой, какой себя чувствовала.

Накануне она просидела почти до полуночи, сочиняя речь, с которой намеревалась обратиться к ученикам. Это была очень хорошая речь о взаимопомощи учителя и ученика и о горячем стремлении к знаниям. Но теперь Аня не могла вспомнить ни слова из этой речи. Через несколько секунд, показавшихся ей годом, она произнесла слабым голосом: